книжный рынок

ДОВЛАТОВ О ЗАХАРОВЕ

Сергей Довлатов – Игорь Ефимов «Эпистолярный роман». М.: «Захаров», 2001.

 

Издатель Захаров в интервью («Время МН» за 21 октября 2000 года) обещал, что книжка выйдет скандальная. Книжка - скучная. Перебраться через четыре с половиной сотни страниц делового, бытового, похмельного и прочего занудства вряд ли сможет даже самый приверженный почитатель Сергея Довлатова. Теперь понятно, почему жена писателя категорически была против публикации этих писем, с которыми Игорь Ефимов носился два года, не находя издателя. Вовсе не из-за того, что в неконтролируемом потоке эпистолярного сознания проскакивают грубости в адрес тех или иных более или менее известных лиц. А потому, что очевидна пропасть между собственно сочинениями Довлатова и его бытовыми письмами. В лучшем случае, это те тонны словесной руды, из которой потом извлекаются граммы литературы. Или, наоборот, по инерции растворяются и в этой писанине. Выверенные тексты Довлатова-писателя, где даже слова в предложении не должны начинаться с одной и той же буквы (сам не проверял, но легенда показательная), и деловая, злоречивая мешанина сиюминутной расслабленности – контраст слишком велик. Ухо издателя не оказалось способным почувствовать разницу, если он способен говорить об «аутентичном Довлатове». Боюсь, сам Довлатов или набил бы издателю Захарову морду, или так бы о нем выразился в тех же устных и эпистолярных извержениях, что мало бы не показалось. Так, во всяком случае, представляется из текста.

Итак, в 1979 году Довлатов уезжает из СССР и оказывается в Нью-Йорке. В своей прозе он неоднократно и по-разному рассказывает о событиях своей жизни. Ничего нового его благодарный читатель из писем не почерпнет. Тяготы устройства, издание газеты «Новый американец», публикации и перевод на английский своих рассказов и повестей. Все это подробно обсуждается с Ефимовым, поскольку тот сначала работал в Мичигане в издательстве «Ардис» у Карла Проффера, а позже основал собственное, менее знаменитое издательство «Эрмитаж» в Нью-Джерси, неподалеку от Нью-Йорка. Отсюда понятно, что не писать ему, желая вести литературную жизнь, Довлатов не мог. Человек вообще писать может, кому хочет. Другое дело, всегда ли это имеет смысл публиковать.

Мы обычно сразу же вспоминаем письма Пушкина. Вспоминаем слова Пушкина из этих его писем о мемуарах Байрона, о гении, сидящем в нужнике, о том, что нет, подлецы издатели и читатели, гений плох и безобразен, но все же не так, как вы, по-другому. Все понятно. Но есть еще литература. Пушкин писал черновики писем, работал над ними в принятой литературной традиции, стилизовал под французские, в частности, образцы. Письма Довлатова, в этом смысле, находятся там, где им положено: дальше от Пушкина, чем от бредовой невнятицы современных компьютерных чатов.

Из прочтения книги возникает еще одна проблема: адресата и второго корреспондента. Понятно, что для покупателя книги имя Довлатова притягательней имени Игоря Ефимова, предоставившего издателю Захарову свою переписку. Очень сомнительно название книги. «Эпистолярный роман» вызывает некие любовные ассоциации. Никаких Абеляров и Элоиз, новых, старых и любых читатель не обнаружит. Никакого «романа» нет. Никакого развития отношений между корреспондентами не наблюдается. Идет обычное «трендение» (говоря словами авторов) между двумя знакомыми, которые, кстати, так и не перешли на «ты». Более того, возникает сомнение в «аутентичности» переписки. Писем Ефимова гораздо меньше (что, конечно, хорошо). Они весьма отличаются от писем Довлатова как по своей литературной и биографической живости, так, извините, и по уму. Отсюда в них много нечаянного юмора, вроде следующего: «поклонник моей прозы некто Гурвиц пишет, что провел со студентами занятие на тему: «Любовь в изображении Толстого, Достоевского и Ефимова». Или: «Поздравляю с включением в энциклопедию. Хочется сказать, как в анекдоте: «почему это Вы везде, а я – нигде?» Так сказать, масштаб у человека смещен. С приятелями молодости так бывает. Более того, к концу книги возникает впечатление, что ею Ефимов не прочь «изобличить» покойного Довлатова, который по шутке одного из его знакомых «после смерти слишком уж зазнался».

 Поскольку сам Ефимов предоставил издателю эту переписку, не выходит из головы, что он при этом внес коррективы - хотя бы в свою часть. Уж очень симметрия нарушена. Иногда кажется, что это переписка Довлатова с одним из его персонажей. Впрочем, так оно отныне и есть. Как всегда, желание поправить свой имидж за счет известного знакомого оборачивается своей противоположностью.

Забавны купюры, сделанные Ефимовым в тексте писем Довлатова. Пример наобум. «Появилось много врагов. Даже странно. Седых – просто негодяй. Субботин и Вайнберг – исчадья ада, хуже Козлова с Воскобойниковым.

Вообще, говна здесь не меньше, чем в Ленинграде. Что приводит к философским обобщениям.

Ваш друг Поповский… Ладно, не буду.

Парамонов – рехнулся. Люда тоже. Юз играет амнистированного малолетку, будучи разумным, практичным, обстоятельным, немолодым евреем. Кухарец – уголовный преступник. <…> Что творится на «Либерти» - затрудняюсь описать».

В таком контексте купюра похожа на то, как в матерной частушке, пропев все слова открытым текстом, вдруг заменяют нечто на «ля-ля-ля». Не можешь не теряться в чудовищных догадках, что самое важное в жизни так и не узнал.

И последнее. Издатель Захаров известен своей феноменальной способностью портить отношения со всеми издаваемыми им авторами. Его история с Игорем Ефимовым еще впереди. А то, что отношения с Довлатовым испорчены навсегда и бесповоротно, это точно. Читатель довлатовской переписки может сам спокойно поставить в текст все эпитеты, которыми бы покойный писатель наградил неизвестного ему, но пока еще живого, как заметил Беня Крик, издателя.

Игорь Шевелев.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Дневник похождений