1449. Рецензии на Боссарт и Загрекова (МН, 2007, №18)

Игорь Шевелев

Обложка Боссарт

Гуглем глюк побивая

Алла Боссарт «Google. Отражения». Роман-глюк. М.: Время, 2007, 352 с.

Автор романа-глюка «Google» - известная журналистка и писательница. Необычность жанра, выбранного Аллой Боссарт, объясняется предельной свободой ее письма. Чем хорош Google, так это тем, что можешь увидеть весь мир целиком, но в не связанных друг с другом фрагментах. Если посмотреть со стороны, то похоже на чистый бред. Но в каждый отдельный момент – и это знает тот, кто подключен к сети, - предельно интересно, иначе ты бы не оставался в этой сети. Примерно так же выстраивает свой текст автор.

Многочисленные герои, словно перетекают друг в друга, расположены в разных временах, удерживаясь при этом фиксированной причудливостью сюжетных линий. Вот от Дмитрия Ивановича Менделеева, сочинителя одноименной таблицы и сорокоградусной водки, автор переходит к его дочери, Любови Дмитриевны, жене и прекрасной незнакомке поэта Блока, в одной фразе сочетая количество его стихов к прекрасной даме и особенности половой жизни, их совместную прогулку по Невскому и первую брачную ночь, закончившуюся у горничной, позже умершей от выкидыша. Стихи гения переходят в любовь психопата к мамочке, периодическая система любовных элементов в смерть от цирроза печени, новый Петербург в древний Рим, где триумвират диссидента Марка Антонова, гебиста Юлика и Антония, он же эмигрант Гарик, оказывается, как легко догадаться, дружбой наших соседей по лестничной, она же стартовая, площадке в непредсказуемое будущее, оно же прошлое.

Над всей нашей жизнью с ее эмиграцией, продажей книг, поездками в Гагры, где будет потом война, над всей ней движутся созвездия гороскопа, античные боги, герои, полководцы, поэты и гусары, все наши светила в морозной ночи.

Гугль Глюкович сродни хорошей дозе, - бред всемирной истории сносит череп, все со всеми знакомы, всеобщее братство википедов на сетевой игле, которые любого уроют в комментах. Тут и Марик Красс, и неказистый Мишель с Алексом, которого пидоры замочили, и кентавр Хирон с детьми цветов, и вся наша жизнь косяком вперекосяк.

Читая прозу Аллы Боссарт, только поражаешься, сколько мелодий, тем, фуг и прелюдий может вместить ее небольшой симфонический роман. Недаром, google – имя числа бесконечности, числа воплощений людей в окружающих их и себе подобных. Впрочем, книга Аллы Борисовны – обла, озорна, стозевна и лаяй, так что читать более чем интересно и занимательно, что о сложной любви Блока к Менделеевой и ее папе, что о гражданской войне в Колхиде и примкнувшем к ней Новом Афоне, бывшем месте советских отдыхающих. Химическая формула смертности, - вся наша дрянь в таблице небесных элементов. Наркотик страсти, глюк существования, - чего же боле боли.

Игорь Шевелев

Обложка Загрекова

Свой среди своих

Идеал арт-рынка: русский художник в Германии, плодовитый реалист, умер в 95 лет и не очень известен

"Новая вещественность" Николая Загрекова и русские художники. М.: "Наши художники", 2007, 152 стр.

"Возвращение" в Россию художника Николая Загрекова (1897-1992), родившегося в Саратове, учившегося в Москве, а в конце 1921 года навсегда уехавшего вместе с женой в Германию, связано, конечно, с высокими ценами на отечественных художников. Вдвойне хорошо, если художник подобен Загрекову, то есть имеет "европейский знак качества", плодовит, не слишком засвечен и вообще чуть ли не патриот. Во всяком случае, выдавая себя всю жизнь за "русского немца", каковым не был, и при Гитлере жил прилично, и в занятом Красной Армией Берлине 1945 года рисовал парадные портреты советских маршалов, включая Жукова и Рокоссовского. Для современного же арт-рынка просто находка и кладезь. Родственники уже нашли на чердаке его дома в Германии полотна семидесятилетней давности, которые "выглядят как новенькие". К тому же у Загрекова не было детей, а, значит, нет лишних претендентов на растущее в цене творческое наследие. Если бы Загрекова не было, его надо было придумать!

Приехавший из России, где учился какое-то время у Кончаловского с Машковым (тоже популярные у новых русских собирателей живописцы), Загреков прошел увлечение экспрессионизмом, кубизмом и прочей декадентщиной, но, уловив тоталитарный мейн-стрим, упокоился в "новой вещественности" со всеми этими дюжими физкультурницами, футболистами, натюрмортами и натурщицами. Тут и до парадных портретов, которые он писал после войны с президентов и премьер-министров, рукой подать. Загреков - подлинный герой нашего застойного времени, мечтающего о солидно буржуазном "академизме". Такими будут глядеться Шилов с Никасом Сафроновым лет через семьдесят.

Альбом интересен параллелями, которые проводятся между работами Николая Загрекова и его современников, что в Германии, что в СССР. Сегодня советское искусство, благодаря таким фигурам, как Загреков, становится единым русским. По эту сторону границы соцреалисты, по ту - борцы "за немецкую культуру". Здесь Самохвалов и Соколов-Скаля, там - Шримпф и Шлихтер. Там и Николай Загреков - те же мотивы, позы, типажи. Будущее пушечное мясо должно иметь товарный вид, хорошо натренированно - и не только на плакатах, но и в приятной живописи.