Тиша страстной  

26 августа. У русских святых имена как у блатных или у домовых. Домовые и есть. На Тишу продолжают убираться в сенях да в погребах, заговаривают от гнили осенней до недоброго слова человеческого, чтобы припасы, какие ни есть, да сохранились в целости и сохранности.

Жизнь округлила его, как камушек, своим ровным и непрестанным течением, он уже и сам забыл, что еще неделю назад был готов уморить себя голодом, выхода никакого не было. А тут три раза в день тебя кормят, плывешь на верхней палубе в люксе, раз в день выбираешься ходить по какому-нибудь очередному волжскому городу. Сидишь себе у открытого окна, на котором бьются от ветра занавески, на столике компьютер, который включен в розетку от холодильника, бутылка из-под угличской воды с пятью красными пионами, в компьютере его рассказ о путешествии и несколько умных книг, которые взял с собой. Одним глазом смотришь на реку, по которой плывешь, другим – в собственный текст. Белая чайка плывет по твоему левому борту, солнышко бросает тень от палубной решетки. Облака – вдали кучевые, как бесшумные и недвижные взрывы стоят, а вблизи перьями полнеба покрыли. В Нижнем Новгороде было холодно, пасмурно, начинался дождь. А у Ярославля опять потеплело, сидел на палубе в кресле, щурился да дремал, согревшись. Психотерапия да и только. С большим трудом удается стряхнуть с себя это наваждение пустой головы, дремоту и тупость.

Человеку трудно бурить мир умом, он склонен слится с ним при первой возможности, пребывая в мелкой психической пластике. Где-то бурчит гид, рассказывая, мимо чего проплывает теплоход. Днем туристов водили в машинное отделение, показав им этот раскаленный и грохочущий ад. Его удивило множество маленьких детей, которые члены экипажа брали с собой в плавание. Бледные, тощие дети должны были сидеть в трюме и на нижней палубе, ни в коем случае не попадаться на глаза туристам. Спали там же внизу, на грохочущих двигателях, которые на верхних палубах отдавались приятным терпевтическим подрагиванием. Настоящие пролы, загнанные в машинную утробу.

Окружающие тебя люди были бы более тебе интересны, если бы ты не ощущал их тупость и расслабленность по самому себе. Было несколько моментов, - в начале и в середине плавания, - когда он впадал в откровенную черноту отчаяния. Один раз это было ночью, сердце его сжал ужас, почище арзамасского у Толстого. Он уже не помнил, чем кончилось. Видимо, принял таблетку.

Нет, нет, он уже не хотел быть бакеном на реке. Красным, ржавым с порядковым номером на загривке. Бакен на Волге это звучит гордо, для многих мечта жизни. Холодный к карьерным соображениям, он сам себе портил жизнь ощущением ее безвыходности. Тем временем, погода опять приближалась к комфортной. Девушки забрались на верхнюю палубу, чтобы позагорать, выбрав, правда, укромное местечко за трубами, где не дул ветер. Время от времени появлялся матрос, расставлявший кресла в обычном порядке около столиков. Потом пассажиры опять их утаскивали на солнце.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Гостевая книга