Черничный день

Год погоды. 22 июля

22 июля. Как в раю, - не успеешь один день прожить, надо уже другому давать имя. А кто-то все вынимает дни из мешка, дает им. Однажды спросил у хозяина, он ли вынимает? Тот в усы дует, своим пчельником занимается, не отвечает толком никогда.

Лист на деревьях в лесу сочен, только некоторые пожелтели и падают с берез и лип. Шиповник цветет как угорелый. Проселочные дороги убиты пылью. Днем жара стоит неподвижно как линия электропередачи, аж гудит. Под кустом тоже душно, изнуряюще пахнет травами, растворяясь в воздухе и насекомых, тихо клонишься к избавляющему от солнечных тягот вечеру.

Предполагая жить, говоришь себе, что набираешь тепло на зиму. Кожа зудит и чешется. Мечтаешь о прохладном душе в раскаленном добела доме, который стоит всеми пятнадцатью этажами посреди чистого поля. С утра все разъезжаются по работам и можно спокойно точить дерево, то есть делать то, для чего ты чувствуешь внутреннее предназначение. Только так удается жить с собой в мире, избежать внутренней гражданской войны, которая кончается инфарктом при низком кровяном давлении и инсультом – при высоком. Вот уже и зубов нет, а ты все перетираешь мебель деснами и счастлив, как при открытии Америки.

А вечером выходишь поливать цветы перед домом. Вытаскиваешь шланг, вода ржавая, пить ее нельзя, приходится привозить из города в больших бутылях и потом кипятить, но цветы должны были уже привыкнуть.

Внутренность старого кресла уже превратилась в труху, но это секрет для хозяев, которые когда-то видели кресло на фотографии разгромленного большевиками Зимнего дворца и с тех пор особенно им гордились. Каждый точит, что он хочет, напевает он за работой. В нем звучит внутренний джаз, который придает дополнительный смысл его жизни. В чистом небесном поле дребезжит самолет, а прежде дребезжали кузнечики, собратья по звучному питанию воздухом и сопутствующему тому продуктами распада. И вот уже и самолет пролетел, а воздух все дрожит. Это потому что кругом город. А где-то далеко, в деревне, да еще на отшибе, где никто не живет, такая тишина, что охватывает жуть, - ты исчез в этой тишине, и никто тебя никогда не хватится. Прости, прощай. Прощай, будь здорова.

За рекой, на той стороне, в дальней деревне покричали и успокоились. Даже огней больше нет, одни звезды. Пахнет сочной зеленью, будто кто лист разломил. Луна набок глядит. Он, наконец, понял, зачем нужны другие люди, - чтобы, как столбики, отмечать дорогу. Иногда совсем уж не понимаешь, где находишься. Столбики эти стоят и снаружи, и внутри, чтобы сознание не покачнулось, как бывает, когда выстроившиеся в определенном порядке кубики вдруг рассыпаются, и уже никогда не разберешь, где что.

Стивен Хокинг рассказал, что именно так бывает, когда закупоренная черная дыра, наконец, раскроет внешнему наблюдателю свои недра, - мусор, помойка, бред и абракадабра, ничего больше. Стоило так долго сдерживать собой этот хаос? Краткий момент порядка. Лежа в траве, он выглядывает, кого бы парализовать, чтобы медленно пить соки, насыщаясь, но не убивая.

 Первая | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Гостевая книга