Начало войны

Год погоды. 22 июня

22 июня. Ровные грядки колючих огурчиков. Дощатый сортир в стороне от дома. В небе звенит кузнечиком самолет. Успеешь ли добежать до кустов, когда тот начнет бомбить на бреющем полете все вокруг? И вообще, куда прятаться, вот вопрос. Обводишь взглядом свежевыбеленную хатку, огород, ледник с дверцей в земле. Некуда совершенно. А потом ведь еще придут, схватят, будут спрашивать по-немецки, где партизаны, и пытать, пытать, но так, что говорить ничего нельзя, нельзя выдать своих. Толстая растрепанная книга о пионерах-героях, взятая в библиотеке, лежит на столе рядом с кроватью. Из кухни шкворчит чем-то вкусным. Ради приехавших из Москвы гостей накануне закололи хряка, и теперь будет не одна только картошка. Но зачем во время войны столько есть? И кто знал, когда поехали отдыхать, что начнется война? Вот они тут и застряли. Поезда идут набитые паникующими людьми, билетов не взять. Надо пробиваться к своим пешком. Он вспомнил тысячи столбиков с указателями километров за окнами поезда. Едешь долго, а, сколько же это идти, - год, два года? И, конечно, опять схватят, и будут пытать. Избитого, окровавленного, бросили на цементный пол в темнице.

Ночью ничто не мешает думать об этом, представлять, прислушиваться, как откуда-то издалека, от границы, нарастает гул эскадрилий, идущих на восток, зачем же они приехали сюда, - а днем все куда-то отходило, играли с соседями в карты по копейке старыми деньгами, ходили на речку, была жара и как бы не до того. Война, но жить-то надо. Около плетня вдруг возникала соседка и начинала кричать, его уводили в дом. Соседка кричала что-то по-украински, как радио, которое он любил слушать из-за странностей речи, хотя приемник скрипел и отключался, только и было понятно, что «жиды», «жидив», «жидам». Мама казалась испуганной непонятно чем. Он стеснялся всего, чего стеснялись другие, чтобы их не стеснять. Отводил глаза. Жалко, что книг в библиотеке было совсем мало.

Прошло десять, сто или тысяча лет, неважно. Иногда казалось, что самолеты совсем перестали летать, не было солярки. Небо в июне было очень высоким и пустым, как ни всматривайся. Пытки немцами пионеров-партизан оказались садо-мазохистскими комплексами советской идеологии. Огурцы на грядке выросли новые, один к одному. А те, что покупаешь на рынке, надо проверять, не горькие ли. Закрытый колумбарий на Николо-Архангельском кладбище заполнил весь первый этаж и перешел на второй. Казалось важным успеть до того момента, когда там тоже не останется свободного места.

Странно, каждый день был занят новостями, - люди в Кремле, упорно разжигая войну, достигали своей цели, накануне ночью были бои на окраине империи, которую воображали они, начитавшись книг из древней истории. Между тем, новости закрывали главное, - то, как рос человек из былого, и как писали по его жизни грубыми, ненужными страхами и разочарованиями.

Перед грозой страшно кричали птицы в кроне деревьев. Была душная и даже уютная тишина. Все равно не за что было уцепиться. Время текло мимо. Была страшно, ступив в сторону, взвесить на весах все свое время, исправив старые черновики, разбираясь в них. Его окружали темные существа, - люди.

 Первая | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Гостевая книга