День правды

Год погоды. 2 мая

2 мая. Утром окно открыто, сны плывут по синему небу вместе с облаками, мошки толкутся по обе стороны реальности, бедную голову отпускает восвояси.

Все, кто мог, подался из нашей забытой Богом обители. Остались дети и нищие, но и те не шумят, даже не разговаривают. Бог ушел, оставив часы. Те тикают, тикают.

Пожившее дерево идет по весне в рост мучительно и несправедливо к окружающему. Ботаника увлекает его уже гораздо менее политэкономии или психоанализа, да еще в каком-нибудь модном, лакановском изводе. Свежая листва кружит голову. Шея трещит, но не поворачивается даже на сильном ветру. Зато книги, книги. Вот их целый ворох сухих листьев внизу, молодые желуди там же, сто лет не слышал, чтобы кто-нибудь говорил о желудях. А было время, проходу не давали. Вот и свинья, честный работящий человек…

Бабочек, правда, еще нет, но скоро появятся, как и желтые ромашки на зеленых полянах, а пока что веселенькие кусочки белых бумаг, вьющиеся на ветру, тоже неплохо выглядят. К тому же, чем больше травы, тем меньше пыли и мусора. Но пока деревья прозрачны, можно разглядеть дом напротив, вывеску кафе и чистки одежды. Или, как из туннеля метро вдали выезжает поезд и бойко простукивает по рельсам.

В России природа не сдается так же легко, как на Западе или в Бразилии. Среди людей много тайных ее сторонников и инсургентов, готовых в любой момент поднять открытое восстание и перебить видимых единоплеменников. Так что тишина здесь кажущаяся. На самом деле, мало кто в России готов открыто признать себя человеком с вытекающими отсюда последствиями. Многие думают, что, авось, еще пронесет, еще покрошат двуногих хлюпиков, когда власть переменится, а нет, так влезут в последний вагон вечной жизни, отходящий в полночь с Ярославского вокзала, и будь спок, поди, отличи от настоящих.

Двигая ветвями, разминая забуревший ствол, он думает, что полнолуние через три дня, а к вечеру обязательно пойдет дождь, и не успеешь пикнуть, как тебя отдадут на древесину в Финляндию, а высадят неготовый к жизни молодняк, и на то она и жизнь. Если честно, он сам подался бы в люди, да никого не знал, тут тебя как раз на щепу и пустят.

Времени у него было много. Какой-то придурок хотел, было, устроить в ветвях гнездо, да всполошился, забил крыльями, оказалось, что это он так, проверял, у него и семьи приличной не было. Оно и лучше, никто читать не станет мешать. Это, как собачонки, которые поднимают на тебя ногу, важно метя территорию, чтобы считать ее своей. Зато первой, ошалевшей от жизни и одиночества мухе, обрадовался как давней знакомой.

Деревья стояли трогательно пушистые, как бывают в самом начале мая.

Он уже так привык жить в ожидании смерти, так спешил на последнем издыхании вытолкнуть из себя мысли и ощущения, что узнай он сейчас, что проживет и нынешний год, и еще двадцать, так, пожалуй, упал бы духом, занемог, стал ходить по врачам, скучать, лежать, как иные, под капельницей.

 Первая | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Гостевая книга