Тит тащит гриб

Год погоды. 7 сентября

7 сентября. Утром какое-то безумие, - душа не на месте, и вообще никаких мест. Какие-то последние времена. Пасмурно, капли изредка стучат в окно, но дождь пока не начинается. Кто может, спит, кто не может, убежал. Время истекает, и все на его фоне обретает форму тихого абсурда. Кто-то читает стихи, а ты сидишь и слушаешь. Потом он переходит на диковатую песню и становится полегче. Наконец приносят водку с закуской. Желтого вина, к которому ты привык, нет, поэтому пьешь водку. И становится совсем печально. Зато можно быстро заснуть, не думая, правда, о пробуждении. Главное, что и во сне продолжается все то же самое. А утром – дождь.

Какое ему дело до какого-то святого Тита, епископа Критского, одного из семидесяти апостолов, которому нечего делать, кроме как тащить корзину грибов, которые он набрал в подмосковном лесу, и вот едет на электричке в своей плащ-палатке от дождя, и большая корзина накрыта куском брезента, чтобы содержимое не промокло. Какая-то старушка заводит с ним на перроне разговор, мол, что да как собрал, и он, отвернув брезент, показывает ей. А там, действительно, не патроны от калашникова, не расчлененные детские трупики, а отборные белые, подосиновики, подберезовики. Он все хочет спросить у святого, собирают ли критские епископы грибы, он-то думал, что нет, но неохота рот разевать, затевать тягомотину знакомства, которая не отпустит потом до самой Москвы. Поэтому он отворачивается к окну и смотрит туда на летящие мимо вагона деревья, деревянные домишки на холме, магазин, церковь, вагон на запасном пути, куда бомжи со всей линии несут пустые бутылки по рублю за штуку, - семь бутылок на один батон хлеба. Как говорится, при коммуняках так не было.

Кто-то, он слышит за спиной, говорит, что родившемуся в этот день суждено быть крепким, как тому самому боровику под листом, набраться сил к зрелости, а вот у него самого шурин родился седьмого сентября, так до того был здоровый, что, сколько ни пил, а умер, подавившись куском курицы.

Он вздыхает, потому что так сложилось, что теперь он будет каждый день ездить на электричке туда и обратно, а потом еще на метро. А, если не нравится, то надо опять умирать, закопавшись в опавшую листву, а перед тем надеть теплую фуфайку и штаны, и непромокаемую куртку, чтобы, как на тяге, дождаться пролета самой главной дичи, - себя на фоне дождя и неба.

Одежда уже лежит в прихожей, на всякий случай, но пока он продолжает свои поездки. Он проезжает остановку у первой станции метро, где сходит большинство людей, набившихся в вагон. Проезжает вторую станцию метро, где выходит большая часть оставшихся. Он выходит, едва не доезжая до конечной, до Казанского вокзала на Комсомольской. Как всегда в таких случаях, у него ощущение, что он будет лишний, его не пустят, даже если бы у него был билет, а билета у него нет. Там вообще нет билетов. Там вообще ничего нет.

Когда он выходит из электрички, льет проливной дождь, все темно, как и положено в дни траура, которые теперь объявляются все чаще и безнадежнее. Все в серой дымке, машины стоят в пробках, пахнет бензином и страхом.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Гостевая книга