531. С Солженицыным в Калуге (Общая газета, 1998, 22)

Во второй половине мая 1998 года Егор Яковлев, главный редактор «Общей газеты», предложил мне поехать в Калугу побеседовать с Александром Солженицыным. Тот в очередной раз колесил тогда по российской глубинке, и в Калуге его путешествие завершалось встречами в библиотеках, домах культуры, на телевидении. Увидеть великого человека в движении, в общении с людьми, поговорить с ним в непривычной обстановке – замысел понятный. Но сначала я должен был сказать самому Егору Владимировичу то, что обычно ставит редакторов в тупик: я, как и Солженицын, выезжаю из Москвы только с женой. Яковлев, в отличие от других, не моргнув глазом, согласился. Гале даже командировочные выписали. Она отработала их вполне. Не только рассказала мне, что я вижу и слышу вокруг себя, не только поселила в той же гостинице, куда через час приехали Солженицыны, но и познакомилась с ними, подружилась с Натальей Дмитриевной, узнала их расписание. Там возникли дружеские отношения, согревавшие нас все последующее десятилетие. Наталья Дмитриевна сразу предупредила, что времени для интервью у Александра Исаевича из-за плотного графика немного. Но, возможно, личная беседа и не понадобится. На встречах в Солженицын ответит на такое количество вопросов, что из них можно будет составить не одно газетное интервью, а небольшую книгу. Что и произошло. Скомпоновать текст из нескольких часов магнитофонных записей труда не составило. Московских журналистов рядом с Солженицыным не было. Серия поездок по русской провинции там в Калуге и закончилась, - в какой-то момент ему стало нехорошо с сердцем, хотя никто из сотен людей, с которыми он встречался, этого не заметил. Да и продолжать колесить на машине сотни километров по России в 80 лет – слишком было рискованно. Впереди оставалось ровно десять лет ежедневной работы за письменным столом.

Научиться держать жизнь в собственных руках

Александр Солженицын отвечает на вопросы калужан

По весне старого зека тянет на волю. Может, этим объясняется, почему 80-летний Александр Солженицын, преодолевая сердечные приступы, колесит по городам и весям Калужской области, посещает школы, библиотеки, дома для престарелых, интернаты для больных детей, встречается с читателями, выступает по местному телевидению, отвечает на множество вопросов. Причем выбирает не крупные города, а такие, куда и шоссейные дороги не ведут, сменяясь проселочными. Боровск, Медынь, Юхнов, Мосальск, Мещерск, Оптина Пустынь, Козельск – самое сердце России, где православные святыни, древние исторические места находятся сегодня в разрухе и разоре. В советское время здесь расцветал военно-промышленный комплекс. Сегодня, когда производство остановлено, оказалось, что даже газа в дома не провели. Людям негде работать, денег давно не видели, выживают, питаясь с огорода, своей живностью, своим хозяйством. Причем все – учителя и инженеры, пенсионеры и агрономы. Ощущение полной заброшенности. «О нас забыли, - говорили в один голос. - Мы никому не нужны. То, что вы приехали к нам – чудо». Впрочем, и тут приезд Солженицына не вызывал единодушного восторга. «Сами страну развалили, а теперь рекламу себе зарабатываете», - ворчали пенсионерки. Другие были иного мнения: «Когда в стране нет общих ценностей, должен быть хоть кто-то, кто объединил бы народ». Солженицын объединяет.

Никакой президент нам не поможет

Когда Солженицына травили, он был властителем дум. От противного: если власти ругают, значит, прав. Перед его возвращением в Россию четыре года назад Солженицына ждали и опасались одновременно. За кого он? Хорошо, если за «нас», а вдруг за «них»? Солженицын оказался ни за кого. Ни за президента, ни за оппозицию, ни за монархистов, ни за либералов. Тогда от него отшатнулись. Зачем смотреть его выступления или читать статьи, если они поперек злобы дня, ни вашим, ни нашим? Но Солженицын не изменил себе. Он – за тысячелетнюю русскую историю, а не за сиюминутные ее гримасы. И сподвижников себе ищет корневых, не из пены, всплывающей наверх и исчезающей непонятно куда. К ним обращается поверх злобы дня. К нам с вами.

- Изменится ли что-то в России, когда Ельцин перестанет быть президентом?

Если завтра сменится президент, в России не изменится ничего. Потому что нами правит не президент, а олигархия. Те двести человек в тени, одни из которых с миллиардами, а другие на важных постах. Они сговорятся и заставят избрать президентом того, кого не хотите. Но все телевизоры будут говорить о том, что лучшего человека нет на свете, и вам некуда будет деться – проголосуете. Поэтому нет смысла говорить о людях, говорить надо о процессах. А процесс таков, что мы в руках олигархии административной, законодательной и финансовой. И пока мы не вырвемся из этих пут, не возьмем управление в свои руки, ничего не изменится.

- Есть ли тот человек, которого вы считали бы наилучшим кандидатом в будущие президенты?

- Надо перестать надеяться на кого бы то ни было, кроме самих себя. Молиться надо Богу, а не земным кумирам и кандидатам. Обманет и этот. Надо самоорганизовываться, строить самоуправление, земство – замечательное понятие, происходящее от слов «земля», «земляки», от помощи друг другу. Чтобы жизнь человека зависела от тех, с кем он рядом живет на земле.

Когда меня выслали, мы с женой жили невольно за границей. Два года в Швейцарии, восемнадцать лет в Америке. И там, и там 85 процентов всего, что нужно человеку, решается на местах, а не в столицах. Они со смехом смотрят, как в Вашингтоне или Нью-Йорке вертится вся эта политическая бесовня. Один ли будет президент, другой – от этого в их жизни ничего не изменится, потому что они держат ее в собственных руках.

А ведь у русского народа было это свойство самоорганизовываться. И в XYI веке, и в Смуте мы проявили его – без бояр, без царя, без вождей. Сам народ от деревни к деревне, от города к городу собирался, чтобы спасать Россию, сам установил твердую власть. И сегодня наше спасение – это самоорганизация. По любому вопросу – мост ли починить, школьное ли устройство, транспортное ли – надо уметь договориться между собой, найти необходимые средства. Только тогда у нас и будет нормальная жизнь. Никакой начальник, никакой президент нам не поможет.

- Какая нужна организационно-политическая работа, чтобы противостоять власти денег?

- Пропущены те золотые короткие месяцы и годы, когда расхватывалось национальное достояние. Теперь пройдут выборы того президента и той Думы, которых назначат те, у кого деньги. Надо говорить не об «организационно-политической работе» (термин большевистского времени), а о народном самопроизвольном движении. Не в течение коротких месяцев и даже лет, но медленным накоплением наших сил, нашего разума, чистоты нашего духа мы можем создать силу, которая будет расти независимо от этой власти. Деревья же растут – что бы ни бушевало вокруг них. Они знают свою жизнь, растут в себе, распускаются весной, теряют листву осенью, живут своей жизнью. Народ подобен дереву. Он перестоял тысячелетия, пережил многие невзгоды. Каждому поколению кажется, что не было худшей невзгоды, чем сейчас, но их было много и раньше, и народ наш их перестоял. Нам надо перестоять так, как стоят деревья. И не надо обманывать себя верой в политические партии и в отдельных кандидатов.

- Как вы относитесь к партии Жириновского?

- Я ко всем до единой партиям отношусь отрицательно. Партия – это часть. Некоторая часть народа, которая решает пробиваться к власти, чтобы утвердить свои идеи за счет всех остальных. Всякая партия антинародна, отделяя какую-то избранную часть от остальных и проталкивая ее к власти. Мы уже видели в нашей истории, как одна-единственная партия пришла к власти и делала что хотела. И сейчас у нас много партий, программ, все ломают над ними головы, а это все вранье, никто ничего не выполнит. Ведь одному человеку пройти в орган власти трудно, а партия как бы и сама все за тебя сделает. Значит, уже разные права и привилегии у членов партии по сравнению с не членами партии.

А партия Жириновского славна тем, что прогремела крайними лозунгами против безголовой центральной власти и получила популярность. Хотя с самого начала было ясно, что это все ложь и декорация. Это видно и по тому, как они ведут себя в Думе. Сегодня – непримиримые против правительства. Завтра – послушно за правительство. Это партия переметных сумм, партия бессовестности и обмана.

- Что бы вы сделали, будь сами президентом России?

- Я писатель и быть президентом никогда не собирался. Ненормально даже то, что я столько говорю о политике. Но в течение семидесяти коммунистических лет у нас уничтожали всякого, кто хоть немного понимал и думал больше других. Мало кого осталось, и я сам тысячу раз должен был погибнуть.

Мое действие – это слово. Слово, которое я больше люблю писать. Сейчас я написал свою последнюю книгу по поводу того, что думаю о путях России. Она скоро выйдет в Москве, а в других городах ее увидят несколько человек, которым я ее пришлю. Потому что книги не распространяются, связи разорваны. Говори, не говори, никто не услышит.

Когда я боролся с коммунистическим режимом, каждое мое слово гремело. В 1973 году я написал «Письмо вождям Советского Союза» и предложил еще тогда, как спасти Россию, но они только наплевали на это. В 1990 году я прислал статью «Как обустроить Россию». Еще не поздно было выполнить эту государственную программу. Ее напечатали 27-миллионным тиражом и выбросили. Перед своим возвращением в 1994 году я написал «Русский вопрос к концу ХХ века», где говорил о том, что надо делать. Но книга не распространилась. Когда я выступал после возвращения по телевидению, я думал, что это хоть немного повлияет на власть. Нет, как горох о бетонную стену.

Все, что происходит сейчас, связано с нашей историей. По какому бы вопросу я ни говорил, я приводил примеры, как это было в прошлые века, как будет в будущем. Но что бы ты ни сказал по телевизору, как бы это ни взволновало людей, через три часа они уже забыли об этом, поглощены другими новостями. В статье 1969 году я писал Сахарову, что было больно, как у нас отнимали свободу слова. Но больнее будет, когда ее вернут. Окажемся мы как чужаки среди чужаков. Мы друг друга не поймем. Если объединить все вопросы, которые мне задают, трудно поверить, что эти люди живут в одной стране, настолько разбрелись умы.

- Можно ли отдать Россию в аренду Америке?

- Иногда вопросы бывают как анекдот, а отвечать на них не смешно. Когда я еще был в Америке, в «Нью-Йорк Таймс» всерьез обсуждался вопрос, как купить землю к востоку от Енисея, сколько надо вложить туда денег, как включить территорию в общее количество штатов. Я письма получал с Дальнего Востока: «Александр Исаевич, правда, что есть такой проект? Продали бы нас в Америку, хоть бы жили как люди…»

А то, что наши власти делают с Дальним Востоком, это разве не для того, чтобы он куда-нибудь к чертовой матери отделился, пропал и не думать больше о нем. Не давать льготных тарифов для торговли с европейской Россией, не помогать, чтобы задохнулся там. А с Крайним Севером? Да пусть бегут все оттуда! Нам бы справиться со своими нефтяными залежами, чтобы гнать их за границу. Разве эта политика не ведет, действительно, к тому, чтобы сдать Россию в аренду Америке?

- Вы не думаете, что своими резкими высказываниями только помогаете коммунистам вернуться к власти?

- Когда я говорю истину, мне неважно, кто ее может использовать и каким образом. Когда я критиков коммунистический режим, мне говорили: да вы что, это же Запад может использовать против нас! А я отвечал, что не тогда надо стыдиться злодейств, когда о них говорят, а тогда, когда их совершают. То же и сейчас.

Когда я приехал в Америку, меня там травили точно так же, как и в Советском Союзе. Вместо того, чтобы бить им поклоны и говорить, как я счастлив и всем восторгаюсь, я ужасался тому, что они творят с моралью, с молодежью, с искусством, с газетами. Мне отвечали: «Солженицын, убирайся вон! Когда будешь выходить, закрой дверь с той стороны! Нечего было к нам приезжать!» И тоже говорили, что это могут использовать коммунисты. Но я говорю истину.

Земляки России, объединяйтесь!

Земство, о котором не устает говорить Солженицын как о помощи низовых людей друг другу в устройстве каждодневной жизни, это тот единственный путь, который, как считает писатель, позволит и всю Россию вернуть к жизни. Многим это кажется утопией. Даже на встрече с калужским «земством» Солженицын выслушал хорошо мотивированные сомнения: какая гарантия, что любые объединения людей не получат той или иной политической или криминальной «крыши». Люди предпочитают по доброй воле ни во что больше не влипать. «А в земство не начнут загонять, как раньше в колхозы?» - слышал писатель и такое. «Но ведь от вас самих же и зависит, чтобы власть над вами не забрали грязнохваты!» - говорит он. Народ в ответ чешет в затылке.

- Считаете ли вы свою статью «Жить не по лжи» своевременной и сегодня?

- Жить не по лжи – всегда современно. Жить по лжи – значит загубить душу свою и своих близких, своих детей. Только формула жизни не по лжи меняется. Тогда я предлагал не поддерживать казенную ложь, которая нам все уши продавила. Мы сидели как бараны, не веря ни одному слову, что нам говорили, но послушно голосовали «за» - и это была одна формула лжи. Сегодня формула лжи уже другая. Глядя, как лгут по телевидению, как лгут газеты, умейте на это ответить, не повторяя лжи чужой и не сочиняя лжи своей. Ложь – разрушение нашей души. Жить не по лжи – это закон всей человеческой истории, а не того или иного момента.

- Глядя на происходящее в России, не хотите вернуться в Америку?

- Когда госбезопасность предлагала мне выехать за границу, а иначе, мол, посадим и сгноим в Магадане, мы решили: не поедем. И когда меня звали в Стокгольм получать Нобелевскую премию, я не поехал, потому что знал: назад не пустят. И восемь гебистов сажали меня в самолет и везли до Франкфурта-на-Майне… Естественно, мы с женой только и мечтали, чтобы вернуться в Россию.

За эти четыре года, как я верунлся, я получал десятки приглашений на пышные международные конференции – приехать, выступить, послушать. Я не пересек российскую границу ни на день, ни на час, и мысли такой не было. Сейчас я проехал по калужской земле. Местами я бывал здесь и раньше – в Тарусе, Обнинске, Малоярославце. Поэтому я их миновал, а ездил там, где еще не был. Какие тут древности! Какое было тут стояние против татаро-монгольского ига! В Смуту против самозванцев! Но эта история почти потеряла сейчас для людей. Зайдите в краеведческий музей: сперва бивни мамонта, жилище первобытного человека и почти сразу – как установилась советская власть… Вся остальная русская история пропала. Вот эту достойную историю верните, которую хранит калужская земля и калужане. Я был в местах, которые считаются глухими, забытыми, но сколько там живых людей! Какие дивные преподаватели, заботливые библиотекари, прекрасные дети. Они заранее обречены на то, что души их не питают, культурные работники падают от усталости и безденежья. И в таком положении, увы, не одна Калужская область. В таком состоянии вся Россия.

- Что делать, чтобы власть на местах прислушивалась к мнению людей?

- Вы должны помнить, как в нашей стране устроена власть. Ведь центр по-настоящему не дает губернаторам власти. В национальных автономиях оставляют все деньги, а из губерний деньги забирают. Чтобы потом ты ходил и просил каждую копейку. А затем уже, соответственно, районные администраторы вынуждены просить у губернаторов.

Но я проехал 27 областей, разговаривал со многими администраторами и должен сказать, что есть разные власти. Есть и отличные, которые заботятся о деле, только у них руки связаны. Если бы меня спросили, кого я рекомендую в президенты России, я бы отвечал: «Да вот этого районного администратора берите и хоть сейчас избирайте!» Да только кто его изберет? В телевидение насыпят денег и скажут, что он – вор, негодяй, расхититель. Нормальный кредит нельзя выделить, потому что лживое телевидение и газеты куплены миллиардами долларов. И нормальные выборы не могут пройти в стране по той же причине. Нормальный выбор может пройти на том месте, где люди знают друг друга. И когда эта выбранная местная власть поработает друг с другом три года, пять лет, тогда они выберут из себя следующую – повыше, в область. Там поработают десять лет, и еще кого-то из себя выберут, зная человека. Вот это и будут народные представители, а не нынешний «парламентарий», который сам никого не видел, и его никто не знает.

- Вы что, правда считаете, что все зло идет с Запада?

- Я никогда не говорил, что все зло с Запада. И никогда не говорю, что все зло из России. Но я всегда говорил, что в том зле, что происходит, виноваты сами люди. Линия, разграничивающая добро и зло, проходит не между партиями: вот эта партия – добро, а эта – зло. И не между кандидатами в президенты. Не между странами и не между системами. Она проходит по сердцу каждого человека, в котором есть элементы добра и элементы зла, есть разграничительная линия, и эта линия колеблется. Если вы достаточно пожили и критически к себе относитесь, вы можете ужаснуться: каким же я был раньше!

В русской истории было много зла и несчастья, и во многом виноваты мы сами. В моей книжке «Русский вопрос в конце ХХ века» я писал о грехах петербургской династии императоров. Меня на Западе травили, что я, мол, хочу вернуть к власти романовскую династию. А моя книжка была о том, сколько зла она причинила русскому народу. Это что – Запад?

Но, конечно, и западные влияния приносили нам свой вред и сейчас приносят. И есть активные политические деятели Запада, которые хотят нас разрушить. Посмотрите хотя бы на американскую поддержку отдаления от нас Украины…

- Как вы относитесь к восстановлению монархии в России?

- Я уже отвечал на это много раз: для монархии сегодня нигде на земле нет психологической основы. Там, где есть монархия, это не более чем декорации. Монархия неразрывно связана с религией. Это образ правления, когда и каждый подданный, и сам монарх верят, что он помазанник Божий и каждым поступком своим исполняет волю Бога, которой и следует подчиняться. Такой психологии сегодня нет нигде. Может, с веками все изменится, но пока непоказной монархии быть не может. Тем более у нас, где таскаются с кирилловской ветвью Романовых. Кирилл опозорил себя несколько раз. Сначала тем, что вступил вопреки запрещениям династии в незаконный брак со своей двоюродной сестрой. Потом по время революции 17-го года давал совершенно поносные интервью о Николае II, государе. Потом нацепил красный бант и пошел приветствовать совет народных депутатов. И теперь он считается родоначальником императорского дома, и у него есть правнук, который не говорит по-русски, и какая-то посторонняя женщина. Это никакого отношения к монархии вообще не имеет.

- Возможна ли сейчас единая газета для всей интеллигенции?

- Единая газета сейчас в России вообще невозможна. Ни для интеллигенции, ни для народа, ни для кого. Потому что разорвано само культурное пространство. Богатейшие центральные газеты со спонсорами, у которых нет за деньгами остановки, - и те, как они сами говорят, не распространяются дальше Садового кольца. И когда тебе хочется написать статью, чтобы ее прочитала вся Россия, это невозможно.

Но тут еще и вопрос о единстве самой интеллигенции. С наиболее активной ее частью в конце 80-х годов произошел тот же казус, что и в феврале 17-го года. Если бы вы только читали те газеты, которые отражены у меня в «Красном колесе»! Полное ликование, что наступило царство свободы, счастья, взаимной любви и уступок. И тут же все было опрокинуто полным хаосом, а затем диктатурой большевиков. Все повторилось и сейчас. Интеллигенция думала, что власти прослезятся, слушая ее советы, что надо делать. Да ни за что! Вся гласность пошла на распрю между двумя крылами интеллигенции: либерально-демократическим и так называемым националистическим. Три-четыре года вся пресса только и была занята уничтожением противной стороны. Допустим, что уничтожили. Ав это время воры, грязнохваты, дельцы, смышленые коммунисты, отбросившие коммунистические билеты, - все они захватили и посты, и здания, и линии связи, и деньги, все захватили. А потом и говорят интеллигенции: «А ну посторонись! И те, и другие». На кого же теперь жаловаться? Столичная интеллигенция только потеряла бесследно свое время. А провинциальную интеллигенцию, этот наш золотой фонд, никто и не спрашивал. Только народное самопроизвольное движение и может сплотить ее в деятельную силу. Но до этого так же далеко, как и до единой газеты. Когда я возвращался, мне много проектов предлагали. Одни – баллотироваться в президенты, другие – издавать общую для всех газету. Я сразу понял и сказал, что ничего из этого не выйдет.

Дух преодолевает бытие

Надо, конечно, видеть, как слушают Солженицына. Люди, которые давно уже не доверяют никаких учителям. Притом что Солженицын по природе своей – учитель. Александр Исаевич осознает свое предназначение, обращаясь к слушателям. Для него нет проходных встреч и выступлений. К любому он готовится до конца, выстраивает его логику, чтобы до людей дошла его мысль. После двухчасовых ответов на вопросы еще будет час подписывать свои книги: сколько будет людей, стольким и надпишет. Его ловят на тех или иных точных зрения, не понимая, что он прочерчивает из точек линию – линию поведения человека среди людей. И, наверное, в этом главный урок его жизни, творчества и действий: научить каждого не изменять себе, несмотря ни на какие обстоятельства. Мы еще поймем и оценим этот солженицынский урок.

- Одно дело промчаться по России галопом, а другое – пожить хотя бы месяц в деревне. Не хотите попробовать?

- Я 55 лет жил в России. Принципиально отказываясь от Москвы и крупных городов. Когда я возвращался из казахстанской ссылки, то пошел в облоно и попросил место как можно дальше от железной дороги. Эта глушь описана у меня в «Матренином дворе». Когда я напечатал «Один день Ивана Денисовича», мне ковры выстилали, чтобы я переехал в Москву и жил среди богатых советских писателей. Я не поехал. Когда меня высылали, моя жена, москвичка, и трое моих сыновей были прописаны вместе с ней в Москве. А я там не жил и прописан не был.

Я думаю, что 55 лет – достаточный стаж, гораздо больше того месяца в деревне, которым меня попрекают. Когда я вернулся, у меня была одна мысль: как же мне охватить всю Россию, которую я не видел? Я проехал двадцать семь областей. Я ездил в районные центры, ездил в глухие места. Но когда я приехал, мне было уже 75 лет, сейчас – 80. «Пробовать» уже поздновато. Пусть «пробует» тот, кто задает подобные вопросы.

- Как вы излечились от рака?

- Я получаю много таких писем: «Помогите. Научите, как излечиться». Я посылаю все рецепты, какие у меня есть. Но их трудно применять, потому что рак, на самом деле, не один. Их несколько десятков, и все они разные, в зависимости от своей природы и от того, на каком органе развились. Поэтому мой совет может оказаться бесполезным. Я рассылал во многие места рецепт чаги – нароста на березе. Рассылал иссык-кульский корень, ядовитый аконитум, который растет в Киргизии. Но дозировка каждый раз должна быть индивидуально рассчитана. Аконитум до такой степени опасен, что, когда берешь его в руки, чтобы разломать и растворить в водке, ни в коем случае нельзя потом лизнуть этот палец, чтобы яд не попал в рот. А кроме того, все решает внутреннее состояния человека, его дух. Человек – очень сложное существо. Вселенная устроена не сложнее, чем один человек. Все в нем взаимодействует, все влияет одно на другое. Медицина с трудом все это охватывает. И дух наш, то, как вы сами относитесь к своей болезни, как воспринимаете ее, играет колоссальную роль.

- За что вас посадили?

- За дело. Я был юный дурак, увлекался диалектическим и историческим материализмом. На фронте мы случайно встретились со старым школьным приятелем, поговорили несколько раз, а потом разъехались и продолжали переписываться. Там в письмах были очень резкие выражения о том, что у нас происходит. Мы считали, что у нас феодальный строй. К Сталину мы относились очень отрицательно, а Ленина боготворили в это время. Мы составили с ним резолюцию №1 – как бы создали партию. И по письмам нас арестовали. И у каждого нашли эту «резолюцию №1». И дальше спорить было не о чем. Мне дали восемь лет, а могли дать сколько угодно – по советским законам совершенно правильно. В кабинете на Лубянке были высокие потолки и портрет Сталина больше четырех метров. Я – с фронта, только что вывел из окружения батарею, был представлен к ордену Красного Знамени, мой арест приостановил награждение всего за несколько дней. А следователь мой на фронте не был. И он говорит мне, глядя на Сталина: «Мы готовы под танки лечь за нашего вождя, а ты – падла?» Вот так.

- Как вы относитесь к религии?

- Я не мыслю, как можно не верить в Бога. Человек, который не дошел до веры, даже не знает, какую душевную ценность потерял. Как человек, не различающий красок, не понимает, что такое красное, желтое, зеленое. Но это открыто каждому. Мне было проще стать верующим человеком, потому что в то время, когда религия была проклята и запрещена, меня воспитывала бабушка и дедушка. В семь-девять лет я охотно ходил в церковь, а в одиннадцать с меня срывали крестик и травили за то, что я бываю в церкви.

А дальше начались 30-е годы. Многие сегодня уже и не понимают, какой это был ужас и духовная пустыня. И я потерял веру, стал атеистом, и душа моя опустела. Мне презренно и отвратительно читать сейчас свои записи юношеского и студенческого времени. Но поскольку православие было заложено в меня с детства, мне было легче вернуться к нему в тюрьме. Я вернулся в старое, привычное. И вера эта поддерживала меня всю жизнь и поддерживает повседневно. Я всегда работал в сознании Господа надо мной, как и над каждым из нас. И когда я боролся один на один с коммунистическим режимом, я понимал, что это не я борюсь, что я – муравей, чтобы такую борьбу выдержать, что я только орудие в чьих-то руках.

Мы сами не знаем и не понимаем, сколько получаем от Творца ежедневно. Один астроном сформулировал и доказал в советское время закон: энергия рождается в самом ходе времени. Он не мог в тех условиях сказать яснее: энергия приходит к нам от Бога повседневно. Только есть и пить недостаточно для поддержания нашей жизни. Мы получаем то, что сегодня называется – квантами энергии, и ими живы. По второму закону термодинамики ничего живого во Вселенной быть не должно. Разница потенциалов должна быть выровнена, температуры должно свестись к средней, движение молекул, атомов, электронов должно остановиться. Энтропия. А мы живем. Да еще с какой буйностью, с какой политической страстью! Некоторые так всю жизнь и проживут, не понимая, чем были живы, что их поддерживало. Это – божественная энергия, действующая против второго закона термодинамики, против закона природы!

- Что бы вы могли пожелать старшеклассникам, молодежи, вступающей в жизнь?

- Естественно, я бы хотел, чтобы они оградились от того растления, которое сегодня усиленно привносится даже Министерством образования, штампующим растленные книжки и учебные программы. Я хотел бы, чтобы они удержались от соблазнов, которые подстерегают их на каждом шагу, а потом горечью отдадутся в их душах. Я встречался со старшеклассниками во многих местах и больше всего хотел, чтобы они поверили мне, чтобы мои слова дошли до них. Мне кажется, это происходило. Я говорил им, что прожил довольно тяжелую, а главное, разнообразную жизнь. Я видел фронт. Я видел тюрьмы. Я видел лагеря. Я видел больницы, где люди обречены на смерть. Я наблюдал за тем, как люди все это переносят. И войну, и неволю, и смертельные болезни. И казалось, что многое там зависело не от тебя. На войне не знаешь, где пуля ждет. Не знаешь, на какую работу тебя пошлют в лагере – может быть, смертельную. Или как вырвать из себя болезнь. Но при всем том я убедился, что судьба человека – это его характер.

На самом деле не внешние обстоятельства, не бытие первично и определяет сознание, а сознание определяет бытие. Мы сами не замечаем, как ежедневно, ежегодно совершаем выбор, как нам поступить. Иногда ничтожный выбор, который кажется совершенно неважным – надеть сегодня пальто или не надевать. В другой раз выбор посерьезней, в третий раз голова прямо ломится, как же решить. Мы все выбираем сами. И от этих наших выборов складывается не цепь случайностей, а наша судьба, как мы ее сами выковали.

Я говорил старшеклассникам: вы кончаете сегодня школу во враждебных условиях. Все сделано для того, чтобы испоганить вашу душу, а вас растоптать. Но если вы будете держаться за свой характер, вы все это преодолеете. Я видел, как люди, идущие на смерть в разных условиях, это преодолевали. Как дух оказывался сильнее обстоятельств, сильнее так называемого бытия.