1491. Рецензии на Плисецкую, Гундареву, Фрая (МН, 2007, №41)

Игорь Шевелев

И легкой ножкой...

Нежна как Лебедь, беспощадна как Кармен

Обложка Плисецкой

Майя Плисецкая "Тринадцать лет спустя". М.: АСТ, 2007, 160 стр.

То, что Майя Михайловна всегда говорит и пишет именно то, что думает, невзирая на лица и обстоятельства, факт известный. Ровно 14 лет назад, поздней осенью 1993 года великая балерина закончила автобиографическую книгу "Я, Майя Плисецкая", наделавшую много шума. Кажется, она сама удивилась, сколько оказалось обиженных ее рассказом о своей жизни. В том числе и тех, кого она не упомянула.

Жизнь, между тем, продолжалась, и какая жизнь! С 1994 по 2007 годы прошла целая эпоха, когда "время вывихнуло свои суставы..." В духе времени, москвичка Плисецкая начинает книгу с выяснения своих питерских корней. Но это лишь пролог к главе о балетных конкурсах "Майя", которые ей предложили проводить. Третий из них совпал с дефолтом, с передачей спонсорских денег под «победу дочки» и, как итог, отдачу Плисецкой собственных денег. Так книга начинается с описания махинаций жуликов, "наваривающих бабки" на проектах знаменитости.

Но это так, фрагменты жизни. Остальное - премьеры, юбилеи, концерты, друзья: Бежар, Карден, Собчак... Плисецкая рассказывает о близости к лебединому племени, недаром они прилетают зимой в ее литовский дом в Тракае, - знают, небось, что своего "Умирающего лебедя" балерина подглядела на натуре, в московском зоопарке. Но для нежного лебедя, которого Плисецкая станцевала десятки тысяч раз, она умеет отвечать на провокации и "утки". Например, на то, что в Израиле у нее дочь, - слух, думает балерина, запустили Суламифь и Михаил Мессереры, недовольные своими портретами в предыдущей ее книге. Как говорит сама Майя Михайловна, "больше всего в жизни боюсь родственников". И не только. Судебное разбирательство с Гедиминасом Тарандой по поводу спекуляций "Имперского Русского балета" на ее имени еще одна беспощадная глава книги М. Плисецкой. Недаром подзаголовок ее: "Сердитые заметки в тринадцати главах". А вообще же в книге на полторы сотни страниц - более сотни страниц фотографий. И все - Майи Плисецкой!

Игорь Шевелев

Обложка Наташи

Семейный альбом Гундаревой

Муж прервал молчание после смерти актрисы

Михаил Филиппов «Наташа. Мои свояси. Жизнь в записочках, рисуночках и стишках». М.: АСТ-пресс, 2007.

Назвать это изящное издание «откровенной книгой воспоминаний», как поспешили сделать некоторые рецензенты-заочники, язык не поворачивается. Перед читателями, скорее, трогательный домашний альбом – с бесхитростными стишками мужа, акварельками жены, записочками друг другу, карикатурами по ходу общения и многочисленными фотографиями жены, актрисы, любимой.

Когда актеры Михаил Филиппов и Наталья Гундарева соединили свои жизни, им уже было по 38 лет, за плечами были неудачные браки. Впереди еще было 18 лет счастья, ревности, работы, зависти окружающих, когда, как пишет автор книги, им под дверь квартиры у Красных ворот подбрасывали иголки с солью. Новая семейная жизнь совпала по времени с перестройкой, с переломом всего, что было. «Мы встретимся, ребята, в той пивной, / Где пол в опилках, мраморные стойки, / И выпьем по одной и по второй / В шесть вечера и после перестройки», - как писал нынешний актер театра им. Маяковского Михаил Филиппов, начинавший, если кто забыл, как студент филфака МГУ, где познакомился, а потом женился на дочери всесильного главы КГБ, а потом и СССР/КПСС – Юрием Андроповым.

Семейный альбом – это особый жанр, многое в котором прочитывается между строк, как в этом стихотворении: «Как же осточертело / Хмелем ревность глушить. / Значит, прав был Отелло, / Значит, надо душить. // Не дает хмель забвенья, / Впору волком завыть. / Значит, прав был Арбенин, / Значит, надо травить. // Засосет как трясина / Бездна водок и вин. / Значит, прав Буратино, / Ну их на фиг, Мальвин».

А потом пришло несчастье и осветило предыдущую жизнь совсем по-иному. И следующее признание автора дорогого стоит: «Я люблю своего сына, но притом всю жизнь мечтал о дочке, девочке, которой я мог бы заплетать косы. И вот в тебе я обрел такую девочку, ребенка, счастливо живущего во взрослой женщине. А когда с нами случилась беда, я расчесывал твои волосы, собирал их в хвостик и вспоминал свои мечты о дочке».

За время, прошедшее со смерти Натальи Гундаревой, Михаил Филиппов отказывался от интервью, от рассказов о покойной жене. Вот и эта книга – не исповедь, а цветок на могилу той, кого он ощущал вечной девочкой.

Игорь Шевелев

Жизнь лжеца и актера

Автобиография Фрая

Стивен Фрай "Моав - умывальная чаша моя". М.: Фантом-пресс, 2007, 608 стр.

Писательская судьба Стивена Фрая в России обыкновенно чудесна. Впервые изданный несколько лет назад, он стал жутко любим и востребован. Сначала перевели его лучшие романы, - "Теннисные мячики небес", "Как переписывать историю", "Лжец". Потом подтянулось все остальное.

При этом выяснилось, что отличный прозаик - тот самый актер, которого мы всякий вечер видим в образе забавного слуги в сериале "Дживз и Вустер". Кто-то вспомнит его знаменитую роль Оскара Уайльда в биографическом фильме. Потом выяснилось, что он в британском списке полусотни самых смешных людей человечества. Что у него мозг величиной с графство Кент. Что он играет в театре, берет интервью на телевидении, ведет торжественные церемонии. А также компьютерщик, острослов, водит лондонское такси, законодатель мод и британских странностей джентльмена. То есть Стивен Фрай - тот, о ком нельзя не думать постоянно.

Автобиографию под странным названием "Моав - умывальная чаша моя" (это строка из псалма), только что вышедшую по-русски, начинаешь читать в ожидании свежих откровений знаменитости, справившей полувековой юбилей. Однако узнаешь, что книга написана десять лет назад, - к прошлой круглой дате. И главное в ней не сюжет, а монолог о своей жизни на фоне новостей и рассуждений о вечном. Рассказы о частных школах Англии, о папе-изобретателе, похожем на Шерлока Холмса, о лживости и воровстве ребенка из хорошей семьи, доведшей автора до тюрьмы и сумы, а затем вознесшей на вершины актерской и писательской славы. Актера, сценариста и писателя трудно подвигнуть на исповедь, поскольку все, что он делает, и есть исповедь. Открывая перед читателем настоящую энциклопедию английской жизни.

Цитата: "Жизнь в тюрьме давалась мне легче легкого, поскольку большую часть прожитых мной к тому времени лет я провел в закрытых школах... Я не хочу сказать, что закрытые школы похожи на тюрьмы, я хочу сказать, что тюрьмы похожи на закрытые школы".