Игорь Шевелев

История в детективах

Мастер Чень по курению сигар в России

После появления на книжных прилавках романов "Любимая мартышка дома Тан" и "Любимый ястреб дома Аббаса", вышедших в Издательстве Ольги Морозовой, многие заговорили о появлении "нового Акунина". Автором на обложках значится загадочный Мастер Чень. Время действия романов - средневековый Восток. А точность описаний выдает если не свидетеля событий, то ученого-исследователя. Поскольку все тайное становится явным, выяснилось, что автором романов является известный ученый-востоковед и политолог Дмитрий Косырев. Мало того, что этот джентльмен - вице-президент Внешнеполитической ассоциации, автор комментариев к текущим событиям, статей о выпивке и закуске всех стран мира, а также чемпион России по курению сигар, так он еще и детективную прозу пишет.

- Почему вы, историк-китаист и политолог, отважились на детектив?

- Я обнаружил, что в России нет людей, которые бы писали о выбранной мной эпохе. Кроме, конечно, научных книг. Но одно дело выпустить книгу по истории, которая займет соответствующие полки специальных магазинов, и совсем другое – детектив. Я понял, что сказанное мной, сегодня не сможет сказать никто. Вообще же я должен признаться, что писать книги – это огромное удовольствие. Общаться потом с читателями, получать гонорары, читать статьи критиков, - это уже вторично.

- А почему Мастер Чень?

- Холодный коммерческий расчет. Дело в том, что на мою фамилию в интернете идет тьма ссылок, не имеющих отношения к литературе. Пришлось изящную письменность отделить от остальной своей деятельности. Более того. Никто в России не называется сегодня китайским именем. Есть такое понятие как ксенофобия. Многие не любят Китай, Восток, не говоря о мусульманах. Им это определенный вызов. И – приветствие тем, довольно многочисленным людям, которые увлекаются Азией. Эта группа растет. Я рассчитываю, что попадаю как раз на начало «азиатского бума» в нашей культуре. И посылаю сигнал, - я здесь. Пока это действует.

- Действие первого детектива происходит в средневековом Китае VIII века, а второго – в арабском халифате. При этом герой – один и тот же?

- Ну да, в первом романе рассказывается про героя-воина и супершпиона, который в предшествующие повествованию годы прибыл из арабского Халифата. Там он участвовал, по крайней мере, в двух битвах, в одной из которых, - на реке Заб, - была решена судьба династии: Омейяды были повержены, Абассиды пришли к власти. А после битвы на реке Талас сложилась нынешняя граница между арабским и китайским миром. Именно в VIII веке.

- Но арабский и китайский типы сознания, вероятно, различаются?

- Да, но мне помогло то, что мой герой, - целитель, супершпион и одиночка, - не китаец и не араб. Он посередине, из Самарканда, и для него китайская и арабская культура – что-то внешнее. В Китай он эмигрировал от арабского завоевания, как и многие самаркандцы, ну, и заодно, за деньгами. Он представляет третью цивилизацию, - Среднюю Азию до арабов. Я ездил к удивительному человеку, - академику Эдварду Ртвеладзе, советнику президента Узбекистана по истории, который знает, что такое была Согдиана и Самарканд до прихода арабов, включая те несколько лет, когда они изо всех сил им сопротивлялись. Арабы для моего героя – враги, с которыми его семья воевала два поколения. Тем более удивительно, как он постепенно начинает понимать, что это за люди, что ими движет и, наконец, вступает с ними в нечто вроде союза.

- Книжного знания было достаточно?

- Среднюю Азию я знаю, поскольку моя семья оттуда родом, я как-то это чувствую. А вот арабы… Сначала я думал написать о предыстории героя серию рассказов, очерков и зарисовок – для себя. Но потом в его жизни появилась женщина, и роман «заработал». Я счастлив, что познакомился с удивительным миром ислама, арабской цивилизации. Это – потрясающе красивый мир, который строился на поэзии. Поэзией, хотя и достаточно грустной, была вся история арабов, - людей, которые почти случайно завоевали полмира, ведь особо яростных битв не было. И, не зная, как управлять этим миром, который сам к ним пришел, наследники пророка Мухаммеда потеряли империю, которая перешла к более грамотным людям, - арабам же, но из иранской династии. Собственно, это время и описывается в книге. В общем, я отнес рукопись Дмитрию Микульскому, единственному человеку, который как бы лично знает людей, который описаны в моей книге. Это и будущий халиф Мансур, и будущий халиф Махди, который в книге выступает в виде юноши. Это и забавный человек по имени Абу Муслим, вождь восстания, которое почитается народным, хотя, конечно, как и любой вождь восстания, он был кровавым маньяком. А также некий Хашим, позже ставший пророком Муканна. Это все люди, лично известные Дмитрию Микульскому, который, прочитав мою рукопись, исправил несколько имен, включая то, что на обложке, - я думал, читая по-английски, что «дом Аббасов», а оказалось, что Аббаса, - и признал остальное вполне съедобным.

- Вы сказали о «случайности» завоевания арабами половины мира, разве такое бывает? Люди пророка вас не проклянут?

- Сам Мухаммед, мир ему, ничего не завоевывал. А его наследникам подвернулась ситуация, когда Византия только что передралась с Ираном, - это были две крупнейшие империи рядом с арабами. Поскольку они были ослаблены, арабы достаточно легко завоевали Иран полностью, потом Среднюю Азию, хотя и нарвались там на страшное сопротивление, отвоевали изрядную часть Византии. Меня, кстати, поразило, с каким удовольствием христиане-византийцы, замученными религиозными спорами и преследованиями, приходили к арабам, у которых встречали больше свободы и веротерпимости. Арабы знали, что должны завоевать весь мир оружием и идеями, но что так легко получится покорить Северную Африку, часть Испании они вряд ли ожидали. Я вообще считаю, что история не слишком закономерно. Многие происходит в ней само по себе, благодаря ошибкам одних и энтузиазму других.

- Но арабское и китайское сознания для вас отличны друг от друга?

- Действительно, это два разных мира, но между ними есть много общего. По крайней мере, в ту эпоху, которую я описываю, все писали стихи, это время великого стихосложения. Это был как бы образ жизни, - люди жили стихом. С другой стороны, мир тогда был, как ни странно, более един, и люди общались не меньше, чем в нынешний век самолетов. И арабам, и китайцам был свойствен огромный интерес к тому, что было за их границами. Самоизоляция китайцев возникла гораздо позже. Что касается арабской культуры ислама, то, если в двух словах, - ислам это очень красиво. Помню как в 1988 году в Малайзии министр по делам религии сказал мне: первый завет нашей религии – это стремиться к знаниям. Тут я и понял, что это – для меня. И еще меня поразило, насколько похожи все мировые религии, насколько много общего между всеми священными книгами. Словно все они предназначены для каждого народа с учетом его ментальных особенностей. Как бы перевод одной книги на языки разных культур, которые тогда формировались.

- Вы начали серию книг с конца. Но будут ли еще в ней романы, помимо двух нынешних?

- Вы правы, я всегда пишу в обратном порядке. Начинаю с эпилога, потом пишу последнюю главу и так далее. Так же получилось по книгам, - сначала написал книгу, которая завершает цикл «Любимая мартышка дома Тан». Герой нашел свое счастье и отдыхает. Хотя и там есть маленький хвостик, за который можно потянуть. Во второй книге «Любимый ястреб дома Аббаса» герой моложе. Он попадает, помимо воли, в заговоры, войны и шпионаж. Естественно, между временем действия обеих книг есть зазор в три года, - за это время можно много нашпионить даже в то время, когда народ не летал, а медленно ездил. Верблюд шел несколько месяцев от Китая до Византия. На коне можно было домчаться и за месяц с небольшим, но уж больно тяжелая была дорога. То есть отправить героя в Византию ничего не стоит. А больше в VIII веке ничего, в общем-то, и не было. Рима уже не было. Европы еще почти не было. В моем романе упоминается Пипин Короткий, отец Карла Великого, он только-только стал более-менее заметен. Но была Византия, слегка пощипанная арабами, - у которой отобрали Дамаск, Египет и много другое, - но много и оставалось. В Византии моему герою как раз есть, что делать. Большой друг моей издательницы Ольги Морозовой Орхан Памук, которого она принимала в Москве за месяц до вручения тому Нобелевской премии по литературе, обещал принять меня в Стамбуле, и, возможно, что-то удастся сделать еще. Хотя, если честно, после окончания книги хочется взять длинную паузу и дать возможность читателям прочитать то, что есть.

- А как им лучше читать, в каком порядке?

- Логичнее начать с новой книги «Любимый ястреб дома Аббаса», а потом уже – «Любимую мартышку». Хотя тогда читатель не переживет чувства открытия, которое испытал я.

- И все-таки как в солидном возрасте вдруг становятся писателем?

- Дело в том, что я писал всегда, сколько себя помню. В 80-е годы вышли несколько рассказов. Под моей, конечно, фамилией. Но, пообщавшись с миром нашей литературы, я понял, что совершенно этого не хочу. Тем не менее, всегда была уверенность, что я могу написать не только журнальные очерки и политические комментарии. Когда пишешь каждый день, то писать – это естественный процесс. Нужно лишь что-то, что бы тебя встряхнуло и удивило. И вот в одну из очередных поездок в Китай это произошло. Я смог, наконец, увидеть и потрогать стены древней столицы Китая – Сианя (или Чанъаня, как она тогда называлась). Яркие глиняные произведения, - знаменитая танская керамика, - раскрашенная, извлеченная из могил, где спокойно пролежала многие века, - верблюды, лошади, грумы, воины. И вдруг, увидев на музейной полке человека среднеазиатской внешности, задумался, что Китай ведь тогда не был изолирован от мира. Он был частью великой торговой оси, «великого шелкового пути», проходившего через Самарканд. Стал интересоваться, чем занимались там самаркандцы, и понял, что они торговали, шпионили, воевали, пытались завоевать себе место в этом мире, а заодно манипулировать им. Тем более что у глиняного человечка была очень уж нахальная физиономия, вытянутая вперед бороденка, и стоял он в характерной позе того, кто, сделав мелкую пакость, очень собой доволен. Я даже решил, что такие, как он, и свергли танскую империю. Потом, когда стал разбираться в заговоре Ань Лу-шаня, который, собственно, и надломил страну на процветающую раннюю Тан и позднюю, упадническую, - понял, что китайцы все-таки сделали это сами. Главное, это оживить прошлое в собственной голове. Все остальное – дело техники.

- Вы начали писать детективы, потому что это ваш любимый жанр или просто так диктует книжный рынок?

- Конечно, это любимый жанр. Я постоянно читаю детективы. Но, когда пишу их сам, мне интересно совмещать вещи несовместимые. Например, «Любимый ястреб» - это книга о грустной и странной любви. И в то же время она более «военная», более детективная и жесткая, нежели «Любимая мартышка». Соединение этих двух вещей почти невероятно для того, что мы привыкли видеть в этом жанре. Но когда пишешь о средневековье, о таком остром моменте истории, когда идут большие перемены, то понятно, что за ними стоят военные, стоят шпионы, - все это само по себе интересно.

- А столь модные сейчас элементы фантастики в ваших книгах?

- Если кому-то покажется, что я использую элементы фантастики, это не так. В «Любимой мартышке» у меня выводится, например, человек со звериным взглядом и рогами на голове. Это не фантастика, а, скажем так, неподтвержденная гипотеза. Дело в том, что на китайских рисунках, - и чем древнее они, тем отчетливее видно, - даосы изображаются в виде людей-зверей. И вдруг в пустыне Ордос находят череп совершенно нормального человека, но с рогами. Пока это уникальная находка, но она есть и она подтверждена. Я вполне допускаю, что там жила отдельная раса. Я этого как бы слегка касаюсь. Когда я описываю, как человек, плывя в VIII веке по Ян-цзы, увидел массу больших серых камней, которые, нежданно повернувшись, побежали, обнаружив у себя на носах рог, то я знаю, что тогда там жили носороги. Это может казаться фантастикой, но это не фантастика.

- Помогала ли вам деятельность политобозревателя, и насколько политика средних веков напоминает нынешнюю?

- Думаю, что помогала. Человек – вроде атомного реактора. Заводится, крутится, вырабатывая энергию, а дальше уже вопрос в ее использовании. Если бы я не писал изо дня в день, трудно было бы держать себя в творческом состоянии. Что до политики, то она не меняется совершенно. Наше представление, что в средние века все было совсем иначе, преувеличено. Те же массы людей, которые делают глупости. Включая правителей. Те же массы людей, не понимающих, что происходит. Чем больше изучаешь историю, тем лучше понимаешь современность. И наоборот. В принципе, правы китайцы, считающие, что история развивается не по восходящей, - как думали в эпоху просвещения, - а по спирали, приближающейся к форме круга. История показывает, что, скорее всего, так и есть.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Дневник похождений