Игорь Шевелев

Жизнь по сайту

Семнадцатая большая глава «Года одиночества»

Зачем нужна новая женщина? Что с ней придумать себя заново. Он не стал учиться водить машину, а вдруг они расстанутся раньше. Зато нанял шофера, который по контракту должен был еще заказывать им гостиницы, брать билеты на самолет, покупать еду и спиртное, каждое утро доставлять ей букет свежих роз, водить на елку ее сына от первого брака.

Ужинали в отдельном кабинете. Его волновали ее красные шелковые платья, ее длинные ноги, тонкие руки, большие глаза, в которых не прочитывал обычных женских хитростей, видимых сразу и насквозь. Она была непроста как японская шпионка. Когда он это сказал ей, она только кивнула, соглашаясь. Да, время их связи ограничивалось деньгами, которые он не спустил еще, и это придавало всему дополнительную остроту. В постели она была диковата и словно отстранена от него непроницаемой перегородкой. Закрывала глаза и, слабо улыбаясь, уходила куда- то в себя на глубину. В то же время давала понять, что любит его и защитит от любых посягновений на нее со стороны других мужчин. Была похожа на плавящуюся ледышку. На янтарь с жучком внутри. Трахать женщину из другого измерения, как она, ему еще не доводилось.

С дурной начитанности он придумал себе образ седовласого алхимика, который и разыгрывал перед ней. Должен же он был кого- то играть. Иногда добывал деньги, чаще славу, еще чаще женщин, иногда мысли, неважно. Алхимия – это образ жизни. Точнее, образ смерти. Рядом с ней ему удавался образ мудреца – что мужчина ценит особо. За пару дней он придумал классный сценарий из жизни одноклеточных, по которому сняли знаменитый рекламный ролик. Когда они появлялись вдвоем, воздух вокруг них искрился.

Пошел фарт. Он играл ва-банк и выигрывал. Конкуренты отпадали, он оставался. На лезвие ножа и есть высшая жизнь. Они вошли в тусовку с политиками, телезвездами, банкирами, журналистами. С ними здоровались как будто знали сто лет. Внешность располагала. Они воспринимали это как должное. За границей останавливались в лучших отелях. Соотечественники их не раздражали в отличие от соотечественников же. Европейская бюрократия Страсбурга оказалась не лучше любой другой. Но и не хуже. В разговорах кое с кем сошлись ближе, но глупо было бы делать из этого бизнес. Он вел дела по телефону. Со стороны происходящее в России казалось логичней, чем было на самом деле. Но хотя бы понятней, что делать.

Языка он не знал. Зато она приноравливалась к любой среде моментально. А, может, прежде знала, он и такое допускал. Воспитание ей заменяло чувство собственного достоинства. Только отсутствие двора позволило ей избежать титула «красавицы рюс», шутил он. Однако не придумать ли себя в следующий раз французом, приходило все чаще в голову.

17.1. Он ей не говорил одну маленькую, но важную вещь: все это было игрой. То есть неправдой. Форсированным сюжетом, который он носил в себе, во внутреннем кармане, время от времени доставая его оттуда и, справляясь, все ли он правильно делает. В детстве такое называлось понтом. Когда написанного кем-то ему не хватало, он с удовольствием дописывал втихаря сам. Она с гордостью считала его писателем: последствие детской травмы начитанности в провинциальном городке.

Они переезжали из страны в страну. Суета, смена отелей и аэропортов, посещения приемов и музеев, выписывание счетов и переводы новых денег на карточку, удобства и устройство заменяли смысл, который может дать только подробное описание события на странице в сайте книги жизни. Но ведь и хождение из комнаты в комнату, из одного момента времени в другой столь же бессмыслен.

Женщина нужна, чтобы прижаться к ней, чтобы не так страшно, но это ведь не скажешь. Да и чего на нее, бедняжку, взваливать еще и этот груз. Она счастлива, что купила аж сразу пять платьев в самом модном и дорогом магазине: «Ты заметил, что все, что я там померила, мне удивительно подошло? Как будто как раз на меня сшито». Он кивал, пока она мерила их перед большим зеркалом, в котором накануне отражались их соблазнительные любовные занятия. В ноутбуке он описывал их встречи и разговоры в русском посольстве. Каждый человек обозначал собой целую цепочку людей. Каждый разговор затрагивал целый веер идей и событий, нуждающихся в разработке. При желании он мог уйти в другую комнату, выбранную им в качестве кабинета, но ему как раз нравилось быть при ней.

После обеда должны были принести проявленные и напечатанные фотографии, которые он сделал на пикнике в этот уик-энд. Как переглядеть чёрта? – сделать фотографию: давний рецепт оперативному работнику, живущему за счет адекватного перевода себя в слова и искусства. Что поделать, если сам он лишь бледная тень своего образа мыслей, который и головешка-то его слабо удерживает. Он умрет, а образ останется, к этому он тоже готов.

Она переодевалась. Красивые ноги, живот. Она стянула бюстгальтер, чтобы посмотреть, как будет смотреться в платье без него. Грудь отлично держится, особенно когда она поднимает руки. Второе платье она тоже стянула, чтобы померить третье. Увидев, что он смотрит на нее, она элегантно сняла с себя трусики, натянула черные чулки, надела платье, оно было с большим разрезом сзади. Будучи к нему спиной, наклонилась, поправляя туфельки, так что он смог увидеть ее собственный аккуратно выбритый разрез между ног.

17.2. Они вдвоем должны были привлекать к сайту посетителей. Она - мужчин, он – женщин, причем, оба, натурально, в голом виде. Но при этом изрекая: он – умные, а она – трогательно беззащитные вещи, поражающие человека в самое сердце. Именно, в сердце.

То же было и «в режиме реального времени», как теперь они называли свою жизнь. Они стали популярны, привлекли к себе внимание. Для самосохранения нужна была теперь особая погруженность в себя, сосредоточенность, которую они поддерживали друг в друге. Они выходили из машины и сразу погружались в атмосферу любви, интереса, общения с близкими друзьями, которых раз от раза становилось все больше.

Ходили слухи, что, то ли они вдруг разбогатели, то ли он женился на ней, потому что она предоставила неограниченный кредит любым его интеллектуальным планам. В общем, они были не просто богаты, но еще каким-то образом хотели вложить деньги в переустройство мира, а, стало быть, каждый мог рассчитывать на свой маленький кусочек с этого пирога. Расчет был верен. Запах денег позволял притягивать людей, оставаясь в то же время для них недоступными.

Играть в человечков, каждый из которых к чему-нибудь годен, занятие увлекательное. Во всяком случае, приходишь в себя, даже если лежишь в прострации в номере гостиницы или в очередной квартире в новостройке Рима, и тебе ни до чего, потому что ты на самом донышке, и еще чуть-чуть и появится изнанка. Так бы и лежал. Или – лежала. Вчера они позвонили в Москву, оказалось, что ее сыну в подъезде разбили голову, он лежит в реанимации с трещиной в черепе и сильным сотрясением, а они даже не могут вернуться, потому что их данные, кажется, уже на красной ленте в компьютере, и больше нельзя засвечиваться.

В такой ситуации себя не поддержать, кроме как согласиться, что всегда об этом мечтал: остаться, наконец, одному и умереть. Она говорила, что такая перемена настроения вполне естественна. А если это больше не пройдет, значит, ты умер. Он не возражал. Тихое отчаянье всегда доказывало ему, что он еще жив. В детстве он смотрел в окно и, чтобы доказать себе, что существует, подсчитывал число проехавших в обе стороны машин: например, «Волги» против всех остальных. Но, кажется, так и не доказывал. Эмпирические данные слишком настойчиво свидетельствовали об обратном.

Теперь он расчерчивал лист. Представим себе энциклопедическую статью – неважно, о чем – с бесконечными ссылками, связывающую ее со всеми другими статьями книги. Каждый подземный ход сложными лабиринтами связан со всеми остальными. Постепенно приходил в себя, но отчаяние оставалось.

17.3. Это даже ссорой назвать было нельзя. Даже не размолвка. Нельзя же, право, все время быть вместе. Друг у друга на глазах постоянно. Надо отдохнуть. Он открыл журнал с записями назначенных дел – аккуратность дьявольской канцелярии – и тут же закрыл его. Ну, их в баню! Рядом с отелем была станция метро, обычная предосторожность, несмотря на то, что они всегда брали напрокат машину. Час-другой времени можно потратить на отдых. Привычка тоскливой молодости: ни казино, ни ресторан, ни девочки – лишь пешком, куда глаза глядят, или нырнуть в метро, забыться в чужой толпе людей.

В кармане была мелочь. Присмотревшись, он понял систему покупки билета и прохода через турникет. Ничего сложного, если один раз попробовать. Людей было немного, чем-то похоже на Кельн, да и на любой другой, наверное, город. В вагоне сел на любимое свое место с краешку, прислонившись к стенке. Куда ехал, понятия не имел, что тоже славно. Достаточно, что помнит название своей станции. Когда едешь неизвестно куда, время растягивается в ожидании и прислушивании. На следующей станции рядом села девушка. Обычно здесь избегают касаться другого человека, она же села так близко, что в своей легкой тенниске он явно ощутил теплую нежность ее руки.

Закрыв глаза, он представил ее обнаженной. Вспомнил старый магический прием: войти в ее ритм дыхания, вообразив интимный ее разрез между ног. Он представил, как влагалище ее открывается, набухает, как бы вылезая из поросли волос. Или у нее там прическа на современный манер, аккуратная стрижка и голенькие губки? Главное, дышать глубоко и в такт с ней. Он почувствовал, как и у него сладко набухает и чуть приподнимается, ловко напрягаясь клювиком. Только не прекращать усилий представлять ее. Он открыл глаза, посмотрев на нее сбоку. Хорошенькая темнокожая девушка сидела, закрыв глаза, покачиваясь в такт движения вагона, и, кажется, волнуясь. Он посмотрел на ее коленки и почувствовал еще большее волнение. Она глубоко вздохнула и отстранилась от него.

Он тоже отодвинулся в другую сторону, к стенке. У нее был шанс осторожно вернуться к нему, но она не им воспользовалась. Это не он, это какой-то разлитый в воздухе подземки космический член правит ими всеми, заставляя прижиматься друг к другу и вкушать его энергию. Можно дать объявление на сайт в Интернете: пропал «нос». В кивере, с рыжеватыми усами пучком, с раздвоенным вислым подбородком, в темных очках. Ездит в подземке, прижимаясь к красивым женщинам в легких платьях. Нет, ему не стыдно, но это не он, это его сбежавший «нос» тянет к себе.

17.4. Понятно, что деньги это ерунда, условный знак, хотя и очень важный знак, потому что неважно, чем пользоваться для вдохновения, главное, чтобы оно возникало. В деньгах это возникало: математическая цель, отслеживающая отдельные моменты движения. Это – заработок. А траты расширяли круг, который они вдвоем отдавливали от себя в окружающее их пространство. Сначала обеспечить себя и семейство, потом несколько потаенных проектов по перемене мира, потом - то же, но в подробностях.

У себя в России мы поневоле привыкли находиться в центре вселенной. Чем более ты выброшен из жизни, тем более погружен в центр мира. А за границей ты сразу поражен разнообразием людей, миров, их движением в разные стороны, которые не можешь охватить ни умом, ни заговором, ни сердцем, ни даже деньгами. Тебе делают хорошо, ты погружен в комфортное существование, ты принимаешь правила игры, суть которой на самом деле тебе не понятна.

Она вдруг занялась живописью. Купила холст, всякие дорогие карандаши и наборы масла, огромные альбомы для рисунков. То есть заказала это в ближайшем магазине предметов искусств, и к вечеру посыльный принес ей это на дом. Теперь она с утра сидела перед белым листом или холстом, часами всматриваясь в него и лишь изредка делая мазок или карандашный росчерк. На его взгляд, в том, что она делала, действительно, что-то было. Неожиданный высверк ее души. Однако мы не при политбюро живем, непонятно, что с этим было делать.

Кроме множества людей, обитавших в разных слоях общества и в разных странах, с которыми он вступал в контакты, было еще огромное число сюжетов, окружавших его на улице, в книгах, в светских салонах, кинофильмах, снах и фантазиях о смысле жизни и каком-нибудь мировом господстве, которых он ничуть не стеснялся, как и всего остального. Сюжеты были еще интереснее денег, тем более что многие были связаны с ними. Самое страшное за границей это чувствовать себя на отдыхе или в состоянии туризма. Ощущение смерти приводит быстро в себя. Не знаешь, куда деть дамочку: вдвоем сосредоточиться труднее, но и впадать в истерику, хамить и хмуриться тоже не очень прилично.

Они сидели поздно вечером вдвоем в небольшом уютном ресторане. На столе горела свечка, они пили красное вино и глядели в большое окно на освещенную площадь, где гуляли люди и безмолвно вытанцовывали уличные музыканты из какой-нибудь Украины или Новосибирска. Он подумал, что самое верное это ощутить себя шпионом исчезнувшей державы. Так, впрочем, и было.

17.5. Ну, это каждый знает: на чужой территории труднее всего установить связь. Поэтому, когда они встретились, они повторяли все время, что это ведь чудо, что нашли друг друга. Это понятно, но что дальше? Связи ни с кем нет, что делать, кроме того, что внедряться и делать вид – непонятно. Непонятность придает западной жизни даже ощущение достоинства и респектабельности: так, наверное, выглядит хорошо вышколенный экипаж тонущей подводной лодки. Он не был выпускником Гарварда, которому предлагают 150 тысяч в год только за то, что он есть, и при этом может заниматься, чем хочет. Он входил вместе с ней в любой круг, включая и этот, за счет интеллигентного вида - по «фэйс контролю», как принято теперь говорить. Никогда не суетился, выглядел приветливым, говорил мягко и умно, люди сами к нему сходились. Типично шпионская повадка, чего вы хотите, ему самому смешно, но и от этого у окружающих тоже улучшалось настроение. Все шло в масть. Так бывает, особенно когда это неважно.

Хорошо, когда была работа. Если ее не было, она могла появиться. Как просверк в сплошных тучах. Нужно было всматриваться и быть готовым. Все прочее время они очень мило поддерживали друг друга. Изучая тайные операции разведок мира, она наткнулась на секретный раздел об оперативном использовании ведьм, о чем тут же доложила ему. Мастер – имя дьявола, теперь это знали уже даже дети. Не здесь, конечно, - в России, на милых издали Патриарших, куда нельзя было вернуться, и, слава богу. У него давно и нудно болел желудок, напоминая, что он еще живой, но она так вкусно готовила кофе, что он не мог отказаться. Жизнь состоит из ритуалов, и это был один из них, важнейший.

Одному оторваться от преследования - невелика беда. Вот вдвоем, дело иное, потому что, именно оторвавшись от другого, ты и чувствуешь освобождение. Она вызвала такси, они подъехали за пять минут до отхода скоростного. Вещей не было, кроме портфеля. Самое скучное и непристойное - смотреть, нет ли за тобой слежки. Даже если они будут сами чистыми, «княгиня» наверняка явится с хвостом. Они долго обсуждали, на скольких хозяев работает их подруга. Естественно, та не была никакой княгиней, когда-то работала в школе, потом редакторшей, а теперь и вовсе жила непонятно на что в чужой стране. Быть шпионкой всегда почему-то считалось привилегией аристократов, они и называли ее княгиней, будучи уверенными, что так оно в высшем смысле и есть. Княгиня, замок, тайная жизнь в веках и фамилиях, фамильные драгоценности, возвращающиеся окольным путем из третьих стран. В реальности же это все как пересыпано пылью, режет глаза и хочется спать. Или отвлечься и читать книги. Он еле высидел их встречу в ресторане.

17.6. Она знала, что он клюет на всякую девичью нежность. Ко всему остальному строг и скептичен, несмотря на улыбку, ну а перед ней кто устоит? От доверчиво преподнесенной голой грудки и прочего мог растаять безвозвратно, исчезнуть без следа. Не то чтобы она опасалась, многое они обговорили заранее, - о доверии, нежности и любви друг к другу поверх всего. В том числе и о том, чтобы приводить новых друзей в общую друг с другом постель. После чего многие соблазны исчезли без следа: вдвоем проще гораздо.

Все в нем пока было хорошо, не болело – ни голова, ни живот, ни поясница, толстая кишка не вылезала из задницы, и боль в сердце не напоминала о мгновенной возможности инфаркта. Благодать, если бы не было так скучно и безнадежно. Он ведь только ради нее и не впадал в тоску без выхода и надежды. Он бы только заикнулся о самоубийстве, а она бы уже летела из окна номера люкс на двадцать третьем этаже их безумного отеля. Поэтому же, наверное, он не проигрывал вдрызг, как бы ни хотелось этого. Только и мог втихаря представлять, как скоро подохнет. Для этого нам и нужны, поди, любимые люди, чтобы сложной системой зеркал и мысленных отражений поддерживать в себе малодушие продолжения жизни.

Смерть в Венеции, в дикой туристской толпе, в столпотворении гондол, сувенирных лавок, бездельников-итальянцев, все это обслуживающих. Нет, право, ему по душе сеанс одновременной игры с самим собой за тайный план уничтожения мира и секретное внедрение в террористическую организацию для предотвращения этих гнусных планов. Но на кого положиться, если дураков презираешь, а всякий умный играет, подобно ему, за все стороны сразу?

Так он ей и говорил: Платон вот писал про андрогинов, которые сразу все знают, потому что так и живут, вставляя в самих себя. Вот я тот андрогин и есть. Она спрашивает: а я куда же? Он: так ты же и есть я, в тебя и вставляю, себя тобой и беру. А сам думает: был бы один, может быть, дошел бы до черты, а там, чем черт не шутит, ее бы и перескочил. Ну да не судьба.

Все решает принадлежность к высшему кругу, как ни презирай его. Они попали в международную обойму, кочующую по симпозиумам и конгрессам под эгидой ООН и прочих фондов. Научились выступать коротко и значимо, общаться на открытии, светиться перед телекамерами, давать интервью журналистам. Тут важно было выстроить стратегию поведения: где и когда появиться и тут же исчезнуть, чтобы успеть на следующее мероприятие, хотя бы оно и было на другом конце света. Достаточно было вести журнал кочевий и связи с разными фондами помощи демократии.

II.

17 января. Четверг.

Солнце в Козероге. Восход 8.47. Заход 16.32. Долгота дня 7.45.

Управитель Юпитер.

Луна в Рыбах. 1 фаза. Восход 10.51. Заход 20.42.

Хорошо трудиться, достижение цели принесет богатство, достаток. Благодарность за добрые дела. Плохо проливать кровь, не нужны операции.

Камень: гагат.

Одежда: темно-синяя, темно-красная, темно-вишневая.

Именины: Афанасий, Феоктист.

Давно пора было креститься в русскую веру, что он и сделал, взяв имя Зосима. А то Россия потому и стоит наперекосяк, куда не двинется, что с винта соскочила, с корня жизненного. Берегут ее одни святые, а живут люди с именами не пойми чего. Ладно, что Вилоры и Энгельсины, Гертруды и Владлены расплодились, эти уйдут, как и не было. А вот всех этих Игорей и Нелль куда девать? Да и потом, нельзя же всем через одного быть Сашками и Ленками, Вовками и Наташками. Мы же не в Африке, где у одной половины племени такое имя, а у другой – сякое. Тем и различаются. У святых должна быть примерно равная нагрузка по году. Его в последнее время очень занимал этот вопрос о несоответствии имен. Так что Зосимой стал осознанно и с удовольствием.

Тут как раз вышло солнце, позволив увидеть в деталях всю дневную красу снежной русской зимы, старой зимы где-нибудь в любимом районе Андроньевского монастыря, тишины и неба, которые никогда не кончаются, потому что так и остались там, в 80-х годах. Сегодня только их музейное возвращение. Он найдет и женщину, которой нравится эта вечность пребывания, прогулки под ручку во внутреннем дворе под толстыми монастырскими стенами, чтение Льва Толстого, почему бы и нет, святые отцы хороши, но уж больно на жаркий климат рассчитана их вера. В России Бог являет себя немного по-другому, чем там. Более безмолвно что ли.

Он обязательно найдет по себе половину. А пока он один, он готовит себя к встрече с ней. Он рассказывает ей, какие книги прочитал до встречи с ней. Он ходит на курсы по восточным боевым искусствам и в домик чайной церемонии, он учит арабский язык и суфийскую поэзию у почти нелегального учителя, вынужденного скрываться после известных терактов и ныне окруженного сплошь доносчиками и сексотами, за одного из которых он принимает Зосиму, когда тот осторожно пытается открыть ему глаза на его жуткое окружение. Он посещает выставки и берет уроки игры на флейте, уже и знаменитую «Шутку» Баха может сыграть, если честно, больше ему ничего и не нужно. Хотя впереди, правда, еще джаз и импровизация. Знакомая по классу флейты приглашает его на некий семинар по магии, но он осторожно отказывается из-за нехватки времени.

Он замечает, что настолько напряжен и собран, что ему спокойней быть одному. Если честно, нормальную добрую женщину не так легко сегодня отыскать, а долго и упорно ее дрессировать, чтобы рано или поздно она тебя загрызла и ушла в лес, нет уже ни времени, ни охоты. Замечательно все-таки придумано, что человек смертен, а, значит, должен выбрать свой план жизни. Он выбрал.

Правда, мало замечаешь деталей пейзажа. Машины проехали, слепя фарами прохожих и друг друга. Скользко, на дорогах прямо ледяной накат, а песком дворники в этом году не посыпают. Воздух то прозрачный, то из слюды сделан. Когда холодно, а ты без шапки, то как будто слабого нашатыря нюхаешь, и все время в себе. Чувствуешь людей брюхом, и каждого, и всю толпу.

Иногда он задумываются, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной в этой промерзшей насквозь зиме. Люди тоже промерзли насквозь, несмотря на видимое теплокровье. Они не могут жить друг с другом. Когда так холодно, любовь превращается в смертельно опасное занятие, в борьбе двух зверских оскорблений.

Поэтому люди, наверное, и занялись, в отличие от обезьян, каким-то делам, чтобы избежать этой жути взаимных сношений. Ему трудно было даже абстрактно представить себе женщину в пылу нежных чувств, от которой ему не хотелось бы бежать опрометью. Или заснуть навеки. Переспать эти отношения с ней. Переспать, в хорошем смысле. Заснуть и проснуться новым: может, все вокруг уже иначе? Нет, оказывается, такое же. Надо бежать.

Надо заняться делом. Разведением цветов, например. Вон, сколько подоконников и даже эркер, а если оградить цветочными горшками застекленный балкон, то будет целая рощица. Начнем, конечно, с пассифлоры, рекомендуемой писательницей Теффи.

Культура падонкаф

Обратная эволюция как еще одно опровержение Дарвина

Не так давно пользователь avmalgin в «живом журнале», заинтересовавшись теми, кто мог взломать его почту и личный блог в интернете, обнаружил неподалеку от злоумышленников существование «великого и ужасного» Константина Рыкова. Хозяин прокремлевской интернет-газеты «Взгляд» и массы иных изданий, продюсер собственного издательства «Популярная литература», в котором раскручивает «новые бестселлеры», далекие от художественности, но весьма актуальные по идеологии, Рыков еще и в Думу идет в одних из первых номеров от путинской партии. «Эффективный интернет-менеджер», он объединяет таких же, как сам, молодых, отвязных деятелей, готовых на все.

Приглядевшись пристальнее к этой фигуре, avmalgin обнаружил, что начинал нынешний путиноид несколько лет назад с порнографического проекта www.fuck.ru. Идеология была и тогда: «это должно было быть место, где разрешалось все: ругаться матом, оскорблять друг друга, нарушать любые этические нормы». До этого в интернете матом не ругались. Так возникло течение «падонкаф», превращавшее часть русского интернета в смердящую яму. Так называемый «олбанский язык» в горючей смеси с «падонкафским» расходится кругами. А все, что не тонет, всплывает на поверхность в самых неожиданных местах.

Понятно, что в жизни много чего бывает, не на все надо внимание обращать. Но «контркультура» не мешала Рыкову активно зарабатывать деньги, открывать новые сайты, издания, получать кредиты на новые проекты, - в общем, разворачиваться. Но деньги дают на нужную идеологию, и те же «падонки» начали осваивать кремлевскую лексику вкупе с собственной, - принципиальной разницы нет. Надо быть патриотом, и приватизируется лозунг «Слава России», который шовинисты использовали в нацистской манере - «Зиг хайль». В той же манере он переносится в СМИ и становится государственным лозунгом и знаком лояльности режиму. «Падонки» раскручивают проект zaputina.ru, и энергичный абсурд становится принципом общественной жизни, смыкаясь с известным – «пипл схавает».

Социально близкая идеология «падонков» позволяет раскручивать их как «культовых» писателей, перекрывать центр столицы билбордами и растяжками с рекламой их книг, использовать как «бешеных псов режима» в интернет-изданиях как самого Рыкова, так и близкого по духу идеологического наставничества Глеба Павловского и его Фонда эффективной политики. Именно из ФЭПа шли оплачиваемые комментарии «падонкаф» к суждениям либералов, инакомыслящих, западных журналистов и экспертов и прочих «интеллихентов». Тут и отвязный стиль, и деньги, и кремлевская идеология – все в одном флаконе. И поле русского интернета оказывается под их контролем.

Понятно, что джин выйдет из бутылки. Взламывание вредных властям сайтов, блогов, почты умельцами, оплачиваемыми из госбюджета, постепенно превращается в уголовщину, выходящую из-под «крыши» хозяев. Недавно пользователь m-yu-sokolov обнаружил, что, взломав его блог в ЖЖ, злоумышленник пытался и деньги получить по его банковской карточке. После поста m-yu-sokolov в ЖЖ, названного им - «воздушный поцелуй от выбл...дка и его ФЭПовских друзей», на автора набросились «падонки» из упомянутой организации, где работают обозревателями. Лексика их не поддается цитированию. Важно, что на ворах шапка горит.

Расцвет «падончества» в официозном варианте мы видим сегодня на экранах телевидения, на страницах газет. Это и есть идеология, актуализированная под выборы. Остается лишь отслеживать вал абсурдных суждений верноподданнической бессмыслицы. Связь лояльности с идеологией «падонков», их «запутинское» движение, родившееся, как нам внушают, в низах общества, говорит о многом. Главное, - о перспективах нашего общества.

Для рифмы и странного сближения недавно на комиссии Общественной палаты РФ прошло обсуждение программы «Культура и будущее России. Новый взгляд». Да, были обычные сетования на нехватку финансирования, плач по налоговым льготам и призывы достучаться до кабинета и сердца первого лица. Были советы не надеяться на социально ответственное государство, а жить в капиталистической реальности, опираясь на свои силы и доказывая, что «закрытие музыкальных школ ведет к открытию новых тюрем».

Но, кроме этих привычных разговоров звучали вполне трезвые голоса, предлагающие внимательно приглядеться к обществу, в котором мы живем. Нынешнее состояние культуры закономерно вытекает из советской истории. Ее понимание властью берет начало из эпохи большого террора, руководствуясь сталинскими указаниями. Для верхов культура – это «культурный досуг и обслуживание населения», которое в номенклатурной разнарядке занимает фиксированное место между очисткой сточных вод и предоставлением парикмахерских и ритуальных услуг.

Вот реальное место культуры в нашем обществе, идеал которого – человек-функция, хорошо проплачиваемый «профессионал», дилетант во всем остальном, тот, чья суть льстит недалекому начальству. В обществе идет обратная эволюция, - от лучших к худшим, - и впрямь опровергающая в свете новейших веяний дарвиновскую теорию. И это наш «особый путь» и национальная идея.

И каждодневная реальность именно такова. Начиная от несложного закона рейтингового «распила» рекламных денег на телевидении, по которому, чем ниже культурный уровень аудитории, тем податливее она на всякую низость, глупость и бессмыслицу. И заканчивая глобальными идеями нынешней идеологии по сохранению власти. И тогда мы поймем, почему «падонки» так пришлись впору кремлевскому двору. Почему «язык падоночный им голубя понятней». Почему именно так выстраивается избирательная компания. И что нас всех ждет в ее результате. Ибо это падение не имеет дна. И результат нашей обратной эволюции – отнюдь не экологически чистая обезьяна.

Вопросы эмиграции

Актуальный жанр – записки из подполья

Бои без правил.

Российская жизнь окончательно приняла форму непристойности. Витающее надо всем чекистское мурло золотого тельца куражится в открытую, дотаптывая, как учили, последние остатки здравого смысла, порядочности, любого самостояния.

Вокруг все больше существ, принадлежность с которыми к одному биологическому виду становится личной проблемой. Некуда деться. С экрана телевизора ушаты бессмысленной лжи. В магазинах толпы обезумевших от цен сограждан. На улицах несущиеся по встречной полосе «тачки» готовые то ли сбивать пешеходов, то ли насладиться, как сказано в одном из путеводителей для иностранцев, «видом страха в ваших глазах». Литература? – вот новые бестселлеры от «падонков zaputina». Обложили со всех сторон. Мало того, что ты чужой на этом «празднике жизни». Тебе здесь просто уже нет места. Что остается, - мысль, честь, смерть?

Да, все эти фантомные ничтожества из российских недр, накачанные нефтегазовыми богатствами, вскоре исчезнут из истории с вонючим пшиком. Но как жить рядом с теми, кто опять бездумно поклонился выморочному тельцу. А не унижение ли даже думать о них, занимать ими время, мысли? Для них главное - агрессивно навязать себя, доказывая за чужой счет свое существование.

Ясно сформулировал нынешнее положение экономист Андрей Илларионов, сравнивший правящую в стране группировку с бандой городской шпаны. А когда власть захвачена бандитами, гражданам остается минимизировать контакты с этой властью, отказаться от соучастия в ее делах. Кто в здравом уме примет приглашение наперсточников принять участие в подготовленных ими выборах.

Уже не надо доказывать, не о чем говорить. Результат как в анекдоте: «дое..лись до мышей». Единственный прямой эфир по телевизору это футбол. Желающие наслаждаются исторической победой России над Андоррой 1:0, обошедшейся газовым и нефтяным вассалам в десятки миллионов долларов, выплаченных тренерам и игрокам, не желающим играть и бегать. Как жаловался один из тренеров, коварные андоррцы защипали наших! За отсутствием иных показателей нашего развития удовлетворимся этим. Туфта - вот имя нынешней реальности.

Психология новой властной шпаны элементарна. Чем больше эти люди воруют, - достигая всего, чего так желали, - тем более ущербными и обманутыми себя чувствуют. Так у всех, кто берет чужое. Украли, а счастья нет. И - следующий этап. Для доказательства своего счастья нужно зримое несчастье других. Какое же богатство, если не на фоне нищеты, от которой сами они ловко избавились: из грязи в князи!

Сами они бесплодны, их мир, что внутри, что вокруг – пустыня, набитая охранниками и прислугой. Чтобы доказать свое существование, им нужны враги. Кругом враги, - вот новый лозунг, диктуемый логикой их абсурда и навязываемый всем. Особенные враги – те, кто лучше, умнее, талантливее. А кто не умнее их?..

В начале жизни школу помню я...

Помните школу, и несчастных подростков, обиженных на весь свет и жаждущих отомстить за это всем вокруг. Я все чаще вспоминаю свою школу, глядя в телевизор. Я 1952 года рождения, как нынешний «отец нации». Очень хорошо представляю его в своей рядовой школе с полуграмотными учителями, с комитетом комсомола, с хулиганами, отличниками, спортсменами. Бедный, губастый недокормыш, он был серее и незаметнее всех, тем более что, октябрьского, родители его отдали, небось, шести лет. Шпана мочила в школьном сортире, румяные и активные комсомолисты не замечали, в спортивные секции не брали, учителя гнобили тройками. Наша школа была между новым домом, куда вселили семьи из хорошевских бараков, и появившимся корпусом сотрудников ГРУ, для которых соорудили «аквариум». Как бы он мечтал подружиться с детишками, чьим местом рождения значилась Женева да Лондон, да куда там, издевались, не замечали.

И представьте класс, где несчастный мышонок стал бы стукачом, поддержанный серьезными дядями из известной организации. Такой им и нужен, униженный, с жаждой реванша. Как бы он подмял учительскую, где трудовик спит с англичанкой, воюет насмерть с физичкой, а историк, возглавляющий партком, обличает литераторшу, подавшую на выезд в Израиль, чтобы потом самому быть обличенным по той же причине. Хулиганов - в колонию, комсомолисты тихо ходят по инструкции из райкома, у спортсменов своя жизнь, Владика из «красного дома» Анатолий Владимирович готовит для основного состава. И вот «мышку» научили «со слезой и выражением» говорить на собраниях патриотические речи, а все, кто мог, постарался перейти в другие школы.

Вы и сами помните этих несчастных недоростков, которые не дают никому жить, потому что сами ни к чему способны. Порождения советского строя, они наконец-то оседлали и его, и нас всех.

Между внутренней и внешней эмиграцией

Они не дадут жить. У них для этого все средства. Миллиарды долларов, чтобы купить милицию, суды, ОМОН, бандитов, шнырей, стукачей, учителей, дабы передать опыт иным поколениям. Так бледная спирохета, проникнув в организм, размножается, поражая органы и ткани. Наконец она поражает мозг, - теперь весь организм в ее власти. Она диктует ему «особый путь развития».

Прочтите медицинский справочник, так описано дальнейшее. Что делать, куда валить? Ведь безумие заразительно, и вопрос, где ему противостоять – внутри России или снаружи, - каждый решает для себя. Я выбрал эмиграцию внутреннюю. Вроде бы и жил в ней до 1987 года. Конечно, прежний опыт не годится. Все изменилось. Но загранпаспорт сдан, не продлен, похерен. До свиданья, ОВИР, не проверяй мои данные.

Как сказала недавно Катя Деготь, «синдром жертвы» неприличен. Деньги неприличны. Личная собственность в обществе бандитов – слабость. Как и неготовность к смерти.

Что изменилось с прошлой внутренней эмиграции? Меньше иллюзий и перспектив. Больше информации и возможностей ее получения. Больше близких по духу людей. Прежде были совсем уж только родственники.

Из иллюзий исчезла Россия. Как сказал последний из живых классиков: от России, видимо, останутся только великие мысли великих людей о том, чем она могла быть. А далее - поэт: «Хорошо, что нет Царя. Хорошо, что нет России. Хорошо, что Бога нет. Только желтая заря, Только звезды ледяные, Только миллионы лет. Хорошо - что никого, Хорошо - что ничего, Так черно и так мертво, Что мертвее быть не может И чернее не бывать, Что никто нам не поможет И не надо помогать».

Мы опять влипли в историю с ее коварствами, патологическим разжиганием войн, бессмысленным насилием и пустым уроком непонятно кому, - еще доказательство, что человечество тупиковый вид развития для самого себя?

Местная государственная власть, живущая вне закона, это искушение для всех остальных. Она еще втянет в очередную историю, преподаст еще урок. На сей раз урок не царства мировой гармонии и коммунизма, а обычного крысятничества и деградации.

Нынешнее богатство со страшной скоростью угробит своих обладателей. Но и все вокруг тоже. Что остается на нашу долю? – стихи и русский язык? Возможность лелеять душевный горб? Может, уход от окружающего на какое-то время поддержит общее равновесие? Может, земля не перевернется, пока ты будешь под землей.

Где и жить интеллигентному человеку как не в стране подонков, четко обозначивших черту поведения, речи, реакций, за которую нельзя переступать? Люди сегодня должны себя проявить – вот установка дня. Они и проявляют. Спасибо тем, кто определил мое место – вне их. «Враги Путина – враги России» - говорят они? Отлично. Буду знать, что «друзья Путина» – это иной антропологический вид. Думаю, что краткий по своей тупиковости, но мучительный для всех.

Для чего нужна газета?

Печальная история с газетой «Московские новости», внезапно прикрытой за ненужностью, оживила в душе долго скрываемый вопрос: а нужны ли вообще сегодня газеты, а если нужны, то какие именно?

Но сначала о «Московских новостях». Кульбит, который проделала эта газета за последние двадцать лет, достоен китайского цирка. Как сказал кто-то на неформальном прощании коллектива редакции друг с другом, сервером и зарплатой: чересчур сервильные издания еще опаснее слишком оппозиционных. Есть много читателей, которые не сомневаются, что в нынешнем виде «МН» и не заслуживали иного конца. Слишком уж стыдно было перед памятью Егора Яковлева, превратившего ее в ведущий общественно-политический еженедельник из серой англоязычной совковой мышки, по которой в школах изучали адаптированный советско-английский язык.

Ну и довольно о неприятном. «Больной перед смертью потел?» - «Потел, доктор». – «Если потел, то это очень хорошо».

Бывают ли воскресения в таких случаях. Говорят, что бывают, хотя и нечасто, весной и ведут прямо на небо. Главное, не терять надежды. Вот и спонсор, по слухам, все не решится отстегнуть очередной транш – а ну, как в очередную безвозвратную яму. Вылезет этакий «Лазарь четверодневный», подгнивший сразу во многих местах, - и куда с ним?

Надежды журналистской братии, которые, бывало, так и бродили командами из одного закрывающегося издания в другое, открывающееся на время, - надежды, что они будут востребованы, хотя бы на период предвыборных кампаний, не оправдались вплоть до своей прямой противоположности. Агитпроповцам и политтехнологам предложили не беспокоиться. Обнаружились специальные недра, откуда выбрасываются на поверхность по мере нужды специальные сотрудники.

Но тут же возникли иные ожидания. Вот закончится в марте вся эта мулька с «выборами наследника», и тогда жизнь наладится, тут же будут новые издательские проекты, за которые окажется не стыдно. Постепенно вернется умеренный расцвет СМИ, ныне погрузившихся в пучину распада и пошлости. Так и вспоминается фрагмент спектакля «Крутой маршрут» по книги Евгении Гинзбург, когда женщины, набитые в тюремную камеру, узнают, что – о, радость, Ежова сняли! Ликование, крики: - Берия! Какое у него интеллигентное лицо! - Какие тонкие черты! Пенсне! – Уж он-то наведет порядок! – Да здравствует товарищ Берия! Ура! Они счастливы, они поют: «Кипучая! Могучая! Никем не победимая!..» Они полны энтузиазма.

Прямо как сегодняшние оптимисты. Словно не прошло ни семидесяти лет, ни ста восьмидесяти, ни... Да ладно, у нас всегда что-нибудь случается, но никогда ничего не происходит.

И самое время вернуться к разговору о газетах. Ведь пока что-нибудь «случается», возможны и интересные издания. Поскольку газета это и есть структурированное ритмом дыхание сегодняшнего дня.

Может быть, и впрямь, как заметил в своем «коммюнике» издатель бывших «Московских новостей», сейчас прошло время общественно-политических изданий старого типа. Когда тянется через полосы эта тематическая глиста – политика-экономика-зарубежье-общество-культура-спорт... Ну, сколько таких газет должно быть – три, четыре, пять? А уж сервильных и одной достаточно за глаза. Это раньше при отсутствии туалетной бумаги можно было оправдать перед собой подписку на «Правду» и «Советскую Россию». Сегодня та нужда отпала.

Говорят, если «Московские новости» не закроют вовсе, - а возможно и «окончательное решение вопроса» - газету перепрофилируют в «городской еженедельник». Вполне здравая идея, если реализовывать ее дерзко и неожиданно. В Москве сегодня происходит столько событий, связанных со всем миром, что следить за ними интересно и познавательно, даже избегая местечковой «желтизны».

Другое дело, можно ли сегодня выйти за пределы усредненной «штамповки» всего, что у нас делается? Ведь практически нет нормально-интересных изданий. Есть много того, что называется «пошлым», «желтым», «рекламным». И те, кто запускают новое издание, или дают «экспертную оценку» запуска, чаще всего ориентируется на те же общие штампы «формата», «целевой аудитории», «фокус-групп». На самом деле, это не больше чем слова тех самых менеджеров, выбивающих под проект бабки.

А есть лишь сегодняшняя новость, разбивающая ряску привычного восприятия. То, что было новостью вчера, - приелось, не волнует, нуждается в обновлении.

Почему сегодня так популярны блоги именно как средство информации? Почему многие начинают утро не со свежих газет и новостных блоков в том же интернете, а с френд-лент Живого Журнала, где и те же новости узнаешь в живой интонации соседа по дому с его же комментариями, и много чего другого еще узнаешь. Вот недавно сообщали, что сам министр образования и науки Фурсенко презентовал новый «Школьный портал», который должен стать «главной интернет страницей для всех школьных компьютеров страны». И это чуть ли не «новый национальный проект в действии». Что, честно говоря, сразу настораживает, когда представляешь, сколько денег на это выделено из бюджета, и как разбираются в интернете те «дяди», которые по должности этим всем занимаются.

И тут же в ЖЖ пользователь exler дает в режиме реального времени экспертную оценку «нового русского интернета». Мало того, что большинство ссылок на этих страницах, как водится, никуда не ведут. Подобная работа по «созданию портала» делается за несколько сотен долларов. На нее было выделено «по тендеру» то ли 15, то ли 14 миллионов рублей. То есть это полная туфта для распила бюджета, о которой в стиле победных реляций отрапортовали в центральных СМИ. Но при этом еще было заявлено, что «создатели отсмотрели свыше шести тысяч интернет-ресурсов, из которых детям решено было рекомендовать полторы тысячи. Основным принципом работы портала является создание безопасной для школьников интернет-среды». На самом деле, стоило набрать в окошке поиска простые слова: «школьницы», «студентки», «учительницы», «игрушки», «киски» - чтобы на свет вылезала откровенная порнуха. Зато поиск «сисек» и «поп» блокировался на корню. Да-а, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух...

После активного обсуждения в ЖЖ «Школьный портал» в режиме того же реального времени сперва закрыли для «незарегистрированных пользователей». А затем он и вовсе перестал открываться, - «перейдя в режим тестирования», - до второй декады января.

Замечательная история, но это лишь повод для высказывания простой вещи: на наших глазах происходит столько забавного, живого и лишь отчасти предсказуемого, что для охвата этой информации нужна совершенно новая структура. Та же газета может быть похожа, скорее, на эстетический объект, нежели традиционно-информационный Красота не спасет мир, но может заинтересовать нас в его продолжении.

А ведь в руках у нас фотоаппарат, видеокамера. А, кроме интернета, вокруг столько интересных и неожиданных в своих проявлениях людей, включая известных... А показать их в YouTube, если кто не верит на слово, поскольку уже и не стоит верить... Нет,много еще замечательного можно сделать! «Жаль только - жить в эту пору прекрасную уж не придется - ни мне, ни тебе». Или все-таки придется?

Агония Гутенберга

Недавно сын, сидящий в соседней комнате, отправил мне по ICQ сообщение, что его товарищ отдает даром книги (ссылка на ЖЖ прилагалась). Собрания сочинений Некрасова, Барто, Михалкова, Щедрина, Горького, Маяковского, Стендаля уже забила за собой счастливая девушка, обсуждавшая в комментах, когда ей приехать за ними во второй раз, потому что сразу все не увезти. Оставался 4-томник Гайдара, 1-й том жизнеописаний Плутарха, письма Суворова. Гайдар у меня у самого лежит в старом кухонном шкафу, вынесенном на балкон, но Плутарха и Суворова хотелось бы, тем более ехать никуда не надо, молодой человек сам принесет сыну, они вместе учатся.

В ожидании книг я и радовался, и сомневался: куда же их девать? Письменный стол ими завален, на полу тоже стопками стоят. В стенных шкафах под завязку. То же на балконе: старые кухонные шкафы, превращенные в книжные, забиты, но к ним не пробиться, потому что перед ними стоят еще стопки книг. Журналы - еще одна головная боль. Новые - глянцевые и роскошные; старые - подшивки "Нового мира", "Иностранной литературы", перестроечных "Знамени" и "Октября". Ощущение, что они постепенно выдавливают тебя из квартиры. У других гниют на даче (бомжи, которые зимой выносят все, печатной продукцией брезгуют), но дачи нет, и, выходит, ты гниешь вместе с ними? Зачем мне сегодня Плутарх, Суворов, Гайдар? Это ведь из умственного дефицита 20-летней давности. Что, я так и буду вечно повернут головой назад?

Вавилонская библиотека в душе и наяву

Наши родители книг почти не читали, не до того было, но домашнюю библиотеку собирали, - для детей. Ну, и на черный день, как вложение денег. Для них это было созданием дома, уюта, духовных устоев. Коричневое собрание сочинений Пушкина, пестрый Шекспир, лимонный Алексей Толстой, зеленый Чехов, серый Джек Лондон, Шолохов цвета детской неожиданности. Приходя к друзьям, видел у всех примерно один набор - приобщения к среднему классу советских военных, врачей, продавцов, инженеров. Мог позавидовать собранию "Тысячи и одной ночи", полной "Библиотеке приключений", "Библиотеке советской фантастики".

Родители вкладывали деньги в книжный дефицит. У детей, "интеллигентов в полуторном поколении", это дало метастазы духовности. Библиотека в английском духе с кожаными креслами и переплетами, с латынью, с "Вавилонской библиотекой" Борхеса, которую прочли в конце 80-х, как исполнение заветных мечт. Мандельштам с Цветаевой, Бродский с Маркесом - плечом к плечу как ангелы света на пути в книжный рай.

Но дефицит рухнул вместе с СССР. В том числе, книжный. Тоска о былой "духовности" сродни ностальгии о колбасе за два двадцать. Книг завались. Бережно лелеемые, непрочитанные библиотеки внуки пытаются сдать в букинистические, но они никому не нужны, и тогда отдают даром - через ЖЖ. В книжные магазины страшно зайти, глаза разбегаются, и потом их не собрать - вместе с мозгами.

Возникает страшный вопрос, - что такое сегодня книги и что с ними делать? Мы смеялись над американцами, которые якобы читают только свежие книги, - только что написанные. Но ныне сами или вовсе перестали читать, потому что бессмысленно черпать океан, или читаем "по делу" - учебник английского, менеджмента, пособие по компьютеру и кулинарии. Хотелось бы прочесть, о чем все говорят, - «как при дедушке Брежневе». Но те, кому веришь, кажется, сами не читают, только плюются и молчат. А  кому не веришь, раскручивают такое жидкое в твердых обложках, что не веришь им еще больше.

Книг на русском много, и они заваливают все и вся. Но по сравнению с тем, что издается в других странах, это чуть ли не на прежнем, советском уровне. Книжные профессионалы, выезжая на западные ярмарки, возвращаются с головной болью, писатели - с мыслью завязать с профессией. И это при том, что "Гутенберг при смерти", и на смены бумажным изданиям идут электронные.

Книг больше, чем можно вытерпеть

Когда-то, как известно, книг не было, и знания передавались изустно. Когда появились записи, Платон сетовал, что у людей атрофируется память, а с ней и мозги: когда читаешь, можно не запоминать, проще перечесть. Когда рукописную книгу сменили печатные, мудрецы рыдали, что знание теряет свой аристократизм для избранных. Общедоступные мысли, как общедоступных женщин, нельзя любить, ими можно только пользоваться. Ну, и так далее.

Книги в интернете имеют еще особенность, в отличие от бумажных. Их так много, что это нельзя себе представить. Любимое мое чтение последнего времени - каталог одной общедоступной библиотеки в интернете. Любую книгу можно тут же скачать. Каталог составляют тысячи страниц, - несколько лет счастья от чтения одних названий.

Фостер Бейли "Дух масонства", Анхимюк "Теория автоматического управления", Пропп "Исторические корни волшебной сказки", Лора Дэй "Практическая интуиция в любви", "Справочник хирурга", Стивенс "Существует ли душевная болезнь", "Мини атлас. Собаки", "Неорганические вяжущие", "Новое в клонировании ДНК", "Средство от вегетососудистой дистонии (Курпатов)", Меррел-Вольф "Пути в иные измерения (Личная запись преображения сознания)", Лоуренс Дж. П. "Принцип Питера", "Стадии эмбрионального развития мозга человека", Франц Бардон "Врата посвящения. Теория и практика", Болотов "Вопрос о времени рождества и смерти Христа", "Факторы риска при употреблении наркотических средств", Луи Повель, Жак Бержье "Утро магов", "Мировые изобретения в датах", "Перемешивание и аппараты с мешалками", "Стань сильным! Пособие по основам пауэрлифтинга", Капра "Дао физики", Мирошникова "Компьютер и интернет для женщин", Ноздрачев "Основы физиологии", Фулканелли "Тайны готических соборов и эзотерическая интерпретация герметических символов Великого Делания", Мучник "Рассказы о комбинациях на шахматной доске", "Анатомия качества. В НИИМосстрое знают уязвимые места гигантов столичной индустрии", "Анатомия спинномозговых нервов в схемах и рисунках", Анвар Бакиров "Базовые пресуппозиции - весело о важном", Аркадий Вяткин "Есть ли свет на Пути", Виноградский и др. "Жизнь Любы Курановской. Семья, хозяйство, бюджет", Виталий Гинзбург "Разум и вера", Глазенапп "Буддийские таинства", Арнольд "Теория бифуркаций", Казанскене "Микенские писцы", "Краткое руководство 1912 года для собирателей фарфора", Ноздрачев "Анатомия крысы", Розанов "Апокалипсис нашего времени", "Стратегия и тактика половой борьбы", Хазрат Инайят Хан "Мистицизм звука", Артым "Усилители с обратной связью", Митчелл "Фотография", Митюков "Коктейли, пунши, вина", "Христианская свадьба Христиана Розенкрейца в 1549 году", Лэнг "Расколотое Я", Михайлов "Атлас звездного неба".

Повторяю: тысячи интернет-страниц, десятки тысяч книг. Отрываешься с трудом, с болью, с неохотой. Кажется, чего бы ни написал, это неинтереснее того, что можешь прочесть. Книги выстраиваются совершенно иной конфигурацией, что прежде, несут некое послание, которое мы не можем ни прочесть, ни понять - как шифр. Книг больше, чем можно душевно вытерпеть, понять, охватить мыслью. Они несут "вызов", который мы еще не осознаем таковым.

И это при том, что русский интернет по объему намного меньше англоязычного, к примеру. Да и на других языках есть чему подивиться. Взять хотя бы сайт античной литературы и искусства (www.perseus.tufts.edu/). Мало того, что там можно прочесть все известные доселе древние тексты. Можно, выбрав любое слово в любом тексте, тут же узнать обо всех его употреблениях всеми авторами античности. Казалось бы, насколько проще сделать у нас подобное с текстами Пушкина, но никому это и в голову не приходит. Довольно того, что Лев Толстой еще не полностью выложен в интернете. Или другой пример - электронные фонды Библиотеки конгресса США (www.loc.gov/index.html) Совершенно невероятные залежи фотографий, отображающих историю Америки, все виды деятельности, города и пейзажи, - с середины XIX века. В том числе, уникальная коллекция цветных фотографий России начала ХХ века, что были сделаны фотографом последнего царя Сергеем Михайловичем Прокудиным-Горским (http://lcweb2.loc.gov/pp/prokquery.html). Только потому, что там они есть, мы их увидели. А электронный архив множества американских газет всех городов и штатов страны с конца XIX века...

Перечислять, восхищаясь, можно долго, но довольно тенденции. То, что в России делается бесплатно энтузиастами, - которых при этом хотят упечь в кутузку "за нарушение авторских прав" - в цивилизованном мире делается самой властью, осознающей ответственность за культуру страны, как части человечества. Казалось, вот и в России сделан шаг в этом направлении. Было принято решение о создании президентской библиотеки. Смутила лишь сумма, выделенная "на создание электронной версии библиотеки и ее терминалов во всех регионах РФ". Пять миллиардов рублей на три года! Таинственные "терминалы" - это что, интернет? Так он уже есть. Но те, кто умеют, давно создают библиотеки бесплатно, а вот те, кто не умеют, сделают все, чтобы создать "наш российский интернет - для специального пользования". Иначе говоря, для виртуального использования бюджета.

Новая книжная реальность "после Гутенберга" - в мозгах, а не в бюджете. Бюджет чаще всего почему-то подчеркивает ту самую «разруху в мозгах». Последняя отзывается и несоответствующими новым реалиям арьергардным боям по поводу, например, «нарушения авторских прав» в интернете. Во-первых, появление книги в интернете ведет лишь к увеличению продаж бумажной ее версии. Во-вторых, авторское право муравья на вклад в строительство вавилонской башни нуждается в иной юридической подпорке, чем прежде. Так некогда владелец рукописи протестовал против появившегося печатного станка, как нарушившего его авторские права.

То же с новыми «индексами запрещенных книг». Да, есть возмутительные тексты, оскорбляющие человеческое достоинство одним своим существованием. Но попытка гласно и законодательно их запретить моментально приводит к обратному результату. Вонь фашизоида тут же разносится по интернету в тысячах скачиваний. Как устоять против желания самому узнать, в чем соль запрета.

Новая ситуация такова, что прежние постановки вопроса неправильны, так как не имеют осмысленных ответов на них. А привычные действия и схемы приводят к обратным результатам. Новые менеджеры активно пользуются всем этим для раскрутки бестселлеров, у которых с былой, «нормальной» литературой общим подчас является только шрифт. Главное это возбуждение интереса к чему бы то ни было, чтобы сначала говорили, а потом из любопытства покупали.

Молодые люди распродали домашние библиотеки за ненадобностью, и в безбрежном океане чтения у них нет иных лоцманов, кроме тех, кто берет на себя этот труд, не имея к нему иных показаний, кроме жажды подзаработать.

Да, прежнее собирание книг стало бессмысленным занятием, как коллекционирование песчинок живущим в пустыне. Книги можно лишь читать, - больше они ни на что не годятся.

И вот, когда мы начнем читать книги, тогда и случится самое интересное... Открывающийся перед нами мир слишком безбрежен и ни на что не похож, чтобы подходить к нему с дворовым, чиновничьим, провинциальным уставом и комплексами полуграмотея. Впрочем, всем найдется здесь свое место. Ведь каждый поначалу видит там собственное отражение, а потом – и свой идеальный образ. Что, согласитесь, бывает страшновато.

III.

Человек всегда получает то, что хочет. Поэт, родившийся в бараке с соседями, выросший в малогабаритной «хрущобе» с родителями и сестрой, обрел огромный кусок тишины, в котором собрался провести остаток жизни. «Поэт» - это сильно сказано, поскольку он свободен быть, кем угодно, и ни на что не подписывался.

С утра они с подругой решили уйти в скит с интернетом. Господь Бог не оставит нас ни благодатью, ни судьбой. Остается лишь питаться чистыми источниками энергии, да? Священник в своем длинном платье – поневоле женственен, притягивая Господа. Он чувствовал и это своей виртуальной маткой, располагавшейся чуть выше основания члена.

Проблема в том, чтобы найти ритм творческой жизни, - в меру трудясь, в меру умирая. Он отказался от монашеской шапочки, в которой чувствовал себя сковано. Он собирал материал сразу для нескольких книг. Старался как можно больше прочесть. Знал, что вечером выйдет в магазин, купить какую-нибудь еду, кофе, мелочь, салфетки. Она выбегала в театр или на концерт в консерваторию. Он не говорил, но втайне думал, что Бог забыл их.

Поскольку одна из книг, которую он хотел написать, была об о. Павле Флоренском, он решил всем рискнуть и выйти на контакт с Богом, то есть измениться радикально. Вплоть до смерти. Штука, однако, в том, что Бога нельзя стяжать. Жди, пока вызовут, если это начальство вообще есть.

Зато подругу, сидевшую в другой комнате, вдруг нашла одноклассница и стала активно приглашать на встречу. Она, мол, живет в другой стране, неизвестно, когда приедет еще раз, и поэтому надо срочно найти остальных и где-то встретиться. Хоть не подходи к телефону неделю, пока та не исчезнет в своей загранице.

Впрочем, если ты не готов в любой момент, то ты и пропустишь момент встречи с Богом, - приходит ему в голову, когда она жалуется на нежданный звонок, и он знает, что должен записать свою мысль, а то будет безнадежно ее неизвестно сколько времени. Подруга еще приглашала подругу к себе неизвестно куда, обещая приглашение, визу и дешевый шопинг.

- У меня голова кругом идет, когда я начинаю думать, кем она меня воображает...

- Наверное, она просто не изменилась со школы, - предположил он.

- Так и я не изменилась.

Бог, может, и пришел бы, да люди кругом. Вот и стартовую площадку построили, но и туда все с примусами набежали, галдят о житейском. И умилился бы, да после революции с гражданской войной милота вся вышла. Из целомудрия о Христе с язвами и не упоминали. Разве что про геморрой, развившийся от созерцательной жизни своей, вспомнят. Ну, и солнышку, которое глянет в окна церкви, порадуются. А запах внутри тяжкий, словно от мертвого тела, в виски давит. Точно ли дух это дышит здесь?

Они пробираются в церковь по улицам Костромы. Много народу, на площади разворачиваются троллейбусы, жарко, люди сидят на скамейках, тетки продают воду, пирожки. Ему кажется, что и сами они жмутся к домам, стараясь остаться незаметными. Без сокращения души не обойтись. Он и на стуле теперь сидит с краешку, не расслабляя спины. И подружка жалуется, что сил нет. «До самыя до смерти, Марковна, до самыя смерти», - привычно бормочет он, держа ее за руку.

Можно прятаться под землю, хотя там зябко и сыро, можно сидеть в своем углу, напялив по случаю холода два свитера и грубые шерстяные носки. Как после кладбища горят щеки, клонит в сон. Надо осторожно с едой. От мясного и холодного кишки могут лбом полезть. Во время узкого пути и сам делаешься узким.

Самое главное, знает любой пишущий, это – формат. Жесткая структура, подгоняющая слова к последней фразе. Между ними может быть вся жизнь. Главное, тяга. Есть Бог или нет, но тягу давать должен. Насчет формата хуже. Он – наше все, а никак не влезешь. Приходится худеть и изворачиваться. Какая-то сплошь обратная перспектива.

Он знал, что человек верующий может засыпать неожиданно, как будто идет на встречу, где ему что-то должны сказать. При этом он устроен так, что сообщение прочесть не может. Интуиция приемника блокируется рассудком.

Она, тем временем, пошла в ближайший фитнес-клуб заниматься йогой, спортом и восточными танцами. Это он готов превратиться в рухлядь, вдруг осененную божьим посланием, а она будет жить до конца, да еще и его ей надо вытащить из ямы.

Что представляет собой сайт «теос рилейшнз», на котором они сидели? По сути, - весь интернет и весь мир по степени божественного присутствия. Человечество не умнеет, а видоизменяется. Закоснелое убожество смылось кровью. Смоемся ею и мы, сомнений нет.

Понятно и то, что Бог ведет войну против земной жизни – с помощью этой же самой земной жизни. Видно, хочет сказать, что некуда деться, кроме как в Него. Что отбрасывает и вовсе неприличный отблеск.

Подруга его точно знала, что он не от мира сего, а уж тем более не из нашего времени. Поэтому она так вслушивалась в то, что он мучительно пытался выразить. Она хотела узнать, что будет в будущем, к которому он был причастен. Или хотя бы, что там будут носить. Надежд на то, что он попадет в лад с сегодняшним днем, она не питала. Разве что на чудо, что мир вдруг сойдет с ума.

Когда-то она смотрела фильм о пришельцах из будущего, и тот ей понравился. Умных и сумасшедших оно подозревала в том, что они тоже пришельцы. К тому же так было веселее. Пришельцев было немного, но они приближали будущее и прошлое одновременно. В сущности, деваться от них было некуда.

То, что он готовит посадочную площадку для Господа Бога, он не сказал. Что-что, а говорить с ней он умел. Даже для нее такое будущее было бы чересчур. А то, что через компьютер, как через окошко, можно отслеживать ситуацию, вызывало уважение. Правда, с самой ситуацией дело было хуже. Доказательств бытия Божия набиралось с гулькин нос. Энтузиазму это не мешало. Даже наоборот.

Ей нравилось, что можно много путешествовать, смотреть, сравнивать. Как в анекдоте: «Бога не нашли, но - процесс...» И вообще, хорошей жизни хочется сейчас, и она согласна на то, что есть. Например, на новую сумочку за смешные деньги. Если и это не Божья жизнь, то что это.

За неимением приличных людей вокруг она предлагала ему расплодить своих собственных. У Адама с Евой наверняка были те же проблемы, уверяла она. Кругом обезьяны и Бог. Поговорить не с кем. Что доказывает: райский сад был в России. Там и остался.

Они вышли, прикрыв за собой калитку. Дул сильный ветер. Кажется, дождь собирался, но так и повисел, несколько раз капнув. Они пропустили машину, свернувшую с шоссе на дорожку между высокими домами. Судя по лицам тех, кто шел им навстречу, процесс этногенеза продолжался.

Он жил в домике из непрочитанных книг. Заканчивал одну, начинал следующую. Автора и название вносил в общий список, саму книгу выносил на балкон. Выбросить в мусорный бак, не хватало решимости. Новую книгу надо было доставать так, чтобы не обрушились стопки, окружавшие его со всех сторон. Встав с постели, можно было до чая дочитать вчерашнее. В магазин выходил поздно вечером, когда там было немного народу, и никто не отвлекал. Вечерняя прогулка скрашивала весь день, когда он поглядывал на мутный свет за окном. Его экскременты в туалете приобретали все более причудливый вид. Может, из-за чтения там Андрея Платонова. Достаточно было половины страницы, чтобы он опрометью выскакивал наружу, смывая за собой воду, чтобы успеть записать пришедшее в голову суждение.

- Это только мне кажется, что мысль стала рваться? – спросил он ее.

Всегда нужен любимый человек и свидетель, вправляющий в разум. Нет общей картины. После каждой книги, как поездки в другую страну, их ведет в новую сторону. Недостаток цивилизации восполняется в России чтением. Одно с другим не связать. То, как они шли пешком с любознательными натуралистами из Берлина в Москву из века в век, не оставляя свидетельств, поскольку слезы это другой язык.

Мысль не рвалась, она шла в свою сторону без спроса. Здесь, как и везде, было бездорожье, разные направления пути не соединялись между собой. Любое место, куда их занесло, было интересно само по себе и бессмысленно, потому что никуда не вело. Кругом столько пили, что это уже граничило с духовностью. Прореха на человечестве становилась очевидной при общем взгляде на ушитый в талии костюм. Тут он был государственной тайной. Этого господина как бы вообще не существовало. Тем более, в приталенном костюме.

Чтобы найти нить, уединился от людей и обстоятельств. Сразу начались звонки, попытки общения. Астрал взбурлил. Он выставил ее в качестве щита. Она подходила к телефону. Жаль, сны не могла фиксировать. Он просыпался весь покрытый пылью тщеты. Оказывается, они в Париже, чтобы ему было удобнее заниматься. Важны не книги, а место, где их читаешь, - кто бы мог подумать. Ну да, вид сверху на Елисейские поля. Квартира, которую Нина купила для этого дурака-художника, за которого вышла замуж.

Чужие квартиры его раздражали донельзя, но тут была интрига. Где-то скрывалась тетка, державшая нити заговора. В таких случаях суть заговора не так важна, как наличие тетки. Она раздражает сознание, покалывая его условным рефлексом. Сюжет не дает заснуть в этой бесконечности знания.

Начать с того, что заговорщицкая тетка наверняка была слепой. Иначе, с какой бы стати он, выходя на улицу, тут же прятал подбородок в шарф, глаза под ноги, а мысли в бесконечный монолог с самим собой. Они спустились в кафе на бульваре. Жена, как обычно, особенно присматривалась к слепым. Одна такая дама, бледная и красивая, сидела в нескольких столах от них, рядом стояла ее белая тросточка. Молодой брюнет, очень красивый, похожий на матадора из «Фиесты», что-то говорил ей, как будто это не его мать, как следовало по возрасту, а любовница.

В записи все это выглядит пошло и бессмысленно, как, чавкающее описание меню, и то, какое вино им подавал сомелье, и о чем они вдвоем разговаривали. Однако слепая дама, чье лицо не носило и тени следа душевных увечий, была в каких-то странных, чуть ли не родственных отношениях с семьей, воспитавшей Александра Ивановича Ф. А тот уже воплотил их методу в своей собственной семье. Результат известен.

Сам он всегда ощущал себя маленьким ребенком, которого родители отправили погулять во двор. Погода так себе, во дворе никого нет, скучно, он ходит вдоль штакетника, не зная, чем себя занять. Дома хотя бы книжка есть, несмотря на шум от телевизора и ссорящихся родителей. Он решил, что погуляет еще полчаса и пойдет домой. Самое большее - час, чтобы не ругали.

Мир был пустыней, вопиющей бессмыслицей, тем унижением, для которого смерть – приличный исход. А Павла Александровича научили видеть всюду единство сюжетных сил. Тут и евреям с его родными армянами нашлось место в идущем процессе этногенеза. Процесс богочеловечества – это звучит гордо.

Много времени ушло на то, чтобы вообще перестать обращать внимание на шум вокруг. Птички чирикают, дерутся за гнездо, значит, пришла весна. Или, может, обучать их хорошим манерам? Ну да, крик заразителен. Но есть и другое занятие. Чтение книг, например. Человек – бездна компенсаций. Желающие лезут в канализационный коллектор. Он с подругой спасаются в ресторанах.

Его покой уничтожил родителей и два предыдущих брака, вызывая у окружающих истерику. Женщины метались, совершая множество абсурдных действий. Они чувствовали в нем цель, от которой хотели его отвратить. Начать с простого, - с противостояния платоновской и кантовской партий в переустройстве вселенной. Умное дело запросто доводит до смертоубийства. А она в это время, сидя на диване, все больше Джона Леннона на YouTube слушала и смотрела, наслаждаясь.

Ага, понял он, главное в интернете это отвлечь внимание пользователей какими-то явными глупостями, бранью, спорами ни о чем, «тысячниками», фотографиями, порнухой. Если кто вырвется из окружения, - сразу во второй адский круг. Там исторические события, сшитые на живую нитку. Много имен, подробностей, ложных трактовок.

Все это нормально. Для уяснения тайных пружин надо копнуть глубже, - в третий адский круг. Там сверчки запечных дел плетут сюжеты, интриги, заваривают тайны и хлебово на век вперед. А малым сим лишь расхлебывать. Кто бы предполагал, - записывал он себе на память, - что живем в истории оригинального жанра. Это и интересно, - понять ничего нельзя.

Но была и еще одна тайна, которую он раскрал, - мозговая слабость. Это мог быть его личный дефект. А могло быть открытие сродни кантовскому. Очертить прорехи познавательной системы человека. Ей он ничего про это не говорил. Во-первых, она не любила отрицательной информации. Во-вторых, считала, что у нее недостатка в извилинах быть не может. В-третьих, догадывалась, что у него не все в порядке. Потому и старалась удерживать в рамках.

Частная жизнь скрыта. Во Франкфурте из аэропорта они поехали в отель. Пока заполняли бумаги, поднимались в номер, прошло время. Надо улыбаться, чтобы никто не боялся. Мальчишки катались с горки по льду. Наверное, нечего было делать дома. А, может, потому, что физические тела испытывали удовольствие от скольжения по инерции.

Он обратил внимание на то, что люди – это физические тела. Иногда и этого довольно. Задание для средней школы, а доступно лишь Леонардо. Чехов бы описал как начало безумия. Постепенно перейдем к работе мышц. Ветер - явление атмосферы. Что будет, когда он наткнется на тела? Почему в свое время не сосредоточился на физике?

За компьютером уже забылось, как забавно наблюдать за механическими объектами. Время от времени они что-то произносят. Наблюдатель же сведен к нулю. На самом деле несколько умников в Англии и в Германии придумали план пустить мысль по нескольким маршрутам сразу. Создали философский факультет. Наготовили учеников, постепенно вышедших в профессора. Но во время мировых войн философов уничтожили, и задуманная связь прервалась.

В номере он устраивается за столом у зеркала, подключает интернет. Она пока разбирает вещи, принимает душ, сушит волосы, начинает краситься перед ужином и прогулкой по городу. Поскольку мыслишь, путешествуешь инкогнито. Даже она имеет о нем косвенное представление. Особенно, когда он размышлял о ней как о машине, которую можно разбирать и собирать по новой.

Поскольку имеешь в виду апокалипсис, выдаешь себя за еврея. Только как бы лучше втереться им в доверие? Особенно, если общаешься с людьми через переводчицу. Другое дело интернет, где тебя незаметно втянут в любой заговор под любым именем. Кто-то прислал ссылки на исторические сайты. Слово за слово, и он различает родственную душу. Чем дальше, тем все более родственную.

Поразительно, что это он ему написал: «чтобы проснуться, кто-то рядом должен умереть». Прочитай, что ты написал человеку, и скажи себе, кто он. Но кому он еще мог сказать, что можно читать лишь исторические романы, поскольку современность – вне разумения, одни слова. Мысли нужен воздух, перспектива, когда двойной агент Азеф закладывает двойного агента Гапона. А за левым плечом, - поскольку натура-то артистическая, левая резьба, левое полушарие мозга, - стоит диббук, и, поди, разгадай, на кого тот работает.

«Хаим, Мессия пришел к Раппопорту, иди быстрее, все собрались, только тебя ждут». – Хаим не идет. Еще звонок. «Хаим, я Мессия, мы ждем тебя у Раппопорта, что ты медлишь?» - «Кто бы говорил», - бормочет в ответ Хаим.

Все очень удобно. Теплая машина довозит их до места. Поднимаются на тридцатый этаж. Там друзья угощают ужином. Ему неудобно, он должен сразу выпить несколько рюмок водки, и только потом успокоиться и поесть в удовольствие. Кто-то выходит покурить на кухню. Есть незнакомая пара. Мужчина в меру острит и поэтому кажется приятным. Женщина больше молчит, взглядывает осторожно. Агрессии не чувствуется, но еще и выпили немного. Ждут плова, который томится на кухне в небольшом казане. Потом обещан какой-то небывалый десерт. Все, что можно в такой ситуации, это веселить себя собственным остроумием, чем он и занят.

На книжных полках фотографии Черчилля, Аксенова с хозяином квартиры, Бродского, Мальро с Эйзенштейном и Пастернаком, Окуджавы с хозяином квартиры, Картье-Брессона. Никто не раздражен, что уже хорошо. Никто не учит жизни, срывая на других недовольство. Можно говорить.

Почему-то вспомнил человека, который внедрился в классики русской литературы, выдумав себя с головы до пят. Написал знаменитый детектив о поисках смершевцами шпионов, а сам воображал себя немцем, перешедшим нашу границу с той стороны. Придумал себе биографию, которой не было. Несколько раз запутал место и время рождения, родственников и близких. Несколько вариантов разгадки «легенды» услужливо подсунуты будущим следователям им самим. Это – тупики в разветвленном лабиринте жизни, которые никуда не ведут.

Всем охота акцентировать подробности, которые видны лишь шпионам и диверсантам. Придумать себя и написать на чистовик. Люди живут мясом, а надо бы – скелетом. Для этого надо дать всем жить своей жизнью, отойдя от них в вертикальном направлении, но оказавшись внутри. За столом был математик, который долго смеялся подобной геометрии. Еще выпили. Кто-то вспомнил, забыв зачем, что Кафка работал в страховой компании экспертом по предупреждению несчастных случаев. Пока он разводил их руками, они хлынули изнутри кровавой рвотой.

Теперь было видно, что они – в окружении. Истребительные батальоны ангелов или как их там звали выбивали всех подряд, - Кафку, Бердяева, Пруста, Бродского, Долматовского... Теперь уже можно было сказать, что все они трупы. Кто-то пытался выйти к своим, кто-то, плюнув на все, сидел под деревом, рискуя схлопотать пулю от товарищей по несчастью, полагавших, что он хочет сдаться в плен, большинство начинало подгнивать. Генералы, пытавшиеся взять ситуацию под контроль, организовать людей для прорыва, в какой-то момент понимали, что их не обучили главному, - умению умирать. Ведь даже спортсменов и акробатов учат сначала правильно падать. А тут бросили как слепых котят. Зато тот, кто выживет, будет носить имя генерала смерти.

Странное дело, когда тебя убивают, взятого вместе со всеми в «котел», ты словно забываешь начало книги и, дойдя до конца ее, тут же начинаешь перечитывать. Неужели мы все – это лишь один человек, никак не желающий жить с собой в мире? – пришла ему в голову неприятная мысль. К тому же будущее намертво отделено от прошлого зафиксированным настоящим.

Они опять выпили, хотя теперь он только пригубливал, с неодобрением глядя на подругу, которая, кажется, допила одну бутылку вина и принялась за следующую. Ну да, хорошее итальянское вино, красное. Он что-то еще хотел сказать ей, но забыл. С возрастом книга все более похожа на сон. То, о чем он хотел написать, вспоминалось лишь в момент написания. Прекрасные разговоры ни о чем. Поездки непонятно куда и зачем. А он еще волновался когда-то по всем этим бессмысленным поводам.

Двойная жизнь самоуничтожается, неужели не знали? Разменивается на посекундную мелочь. Только криминальные и истеричные люди привлекали его внимание. Он начинал дрожать и яриться им в ответ. Жена оттаскивала в сторону. На улицах было темно, морозно. Кто-то запускал шутихи. Медленно проезжали троллейбусы. Аптека «Столетов», ларьки с колбасой, хлебом и фруктами, кефиром и рыбой. Людей было мало. Его всегда удивляло, что у них есть дом. Сейчас придут, будут переключать телеканалы, лягут спать. Считай, еще одного дня как не было.

И у него, и у нее были родственники, с которыми они не общались, но ведь могли бы. Можно было представить их авантюристами, людьми с яркой биографией, иностранцами, наконец. Представляя визиты к ним, у него холодел затылок. Чем ближе и роднее люди, тем дальше должно быть от них расстояние, - кто это сказал.

И свою жизнь он никогда не мечтал в корне поменять, исчезнуть из старой жизни с новыми документами, начать все сначала, проснуться в иной стране. Гораздо проще - перестать общаться со старыми приятелями. Новая жизнь сама собой и начнется. Не правда ли, дорогая?

Она уже спала, отвернувшись к стене. Так тихо, что он даже испугался, не умерла ли. Но и этот сюжет отбрасывает. Она, как и любой, подобна ему и умирает - единожды. Он же волнуется об этом непрерывно, зачем? Жизнь опять не удалась, говорит себе лежащий в постели человек и засыпает.

Ночью встал и заказал по интернету на первую половину дня еду из «Седьмого континента» - соки, рыбу, молочные продукты. Чтобы вообразить себя настоящим западным человеком и писателем, которому нет нужды выходить из дома в минус двадцать по Цельсию. Будут с женушкой, как в крепости. Читать, писать, плыть по времени, пока не затянет в водоворот правильных сопряжений с вечным.

Пытался взглянуть из будущего на бытовые мелочи, которые приведут к неожиданным переменам. Да взять ту же мелочь, - копейки, гривенники, пятачки, полтинники, которыми переполнены железные коробки из-под новогодних подарков в прихожей и по углам. Конечно, состав их засекречен. Но говорят о стали, латуни и даже мельхиоре, хотя не верится. Считается, что копейка стоит в пять раз дороже, а пятачок – в полтора раза своей себестоимости. Жена кричит из соседней комнаты, что недаром китайцы скупают нашу мелочь мешками и тоннами – на цветные металлы.

Приметы будущего, они ведь должны быть не только в исторических романах. Помнится, Маркс с Лениным все пытались вникнуть в будущее со своим научным прибором. Такой облом случился, что впору писать детектив про агентов святой Троицы, работавших против них.

То, что в десять часов позвонила женщина из «Седьмого континента» и сказала, что ничего молочного после праздников не осталось, рыба несвежая, а пакеты с соком остались только давленные, он никак не ожидал. Женщина спросила, может, он еще чего-нибудь хочет?

- Слушаю вас, Владимир Ильич...

- Вы ничего не напутали, Карл Марксович? Россия стабильна как никогда, дела на фронтах выровнялись, а вы уверяете, что до революции два месяца? Извините, я как раз собираюсь устроить себе отдых, переутомился донельзя, и, главное, никакого просвета, кроме как во сне. Вот и собираюсь отоспаться, подчитать новую беллетристику и вашего старого брата Гегеля...

Кто-то говорит о расширении сознания, а тут никакого нет. Каша какая-то, а не разум. И что делать, непонятно. Она даже похудела, глядя, как он мучается. Разумеется, говорил он, откровение может прийти извне, и многие тратят жизнь на то, чтобы его ждать и, конечно же, не дождаться. Но даже если оно придет, это будет так унизительно, что лучше бы и не приходило.

- Помнишь на Рождество, - она смотрела телевизор, был решающий момент, она слушала его невнимательно, – я сказал это тебе. Ты, по-моему, пропустила мимо ушей. Дело более чем серьезно.

Он представил себе свое лицо, когда говорил это, потому что она вдруг посмотрела на него так, как если бы раньше никогда толком не видела.

- Я не предлагаю тебе умереть, - сказал он, - со мной. Я предлагаю тебе жить по-другому. Поняла?

- Если можно было по-другому, мы давно бы уже жили. Если не живем до сих пор, значит, нельзя.

Он посмотрел на нее. Она сидела, наклонив голову. Пожалуй, эту стенку не пробьешь. Любовь – боковой тупик эволюции. Канализация культуры, сработанная еще рабами Рима. Просыпаешься ниоткуда, а рядом служивый, приставленный извлечь тебя в господа начальники, поднять над планктоном. Чуть дальше – любимая с завтраком и нежной грудью, к которой прижимает, едва дыша от страсти.

- Я не помню, говорила тебе, что до Лиона билет на самолет туда и обратно стоит из Москвы шесть тысяч рублей. Полторы сотни евро. Что у тебя с загранпаспортом?

- Если им что-то надо, пусть сами приезжают, - ответил он, подумав.

Итак, есть место для чтения и письма, место для прогулок и обычной жизни, и есть место внутри сна, после которого надо все начинать сначала. То есть, говоря о двойнике, мы упускаем некую персону, контролирующую сюжет, причем, таким образом, который мы не можем прочесть словами.

- Ты с кем разговариваешь? – спросила она. Этот вопрос был в моде.

Возможно, из снов приходят войны, революции, гибель людей и миров. Пока у тебя есть тело, ты не можешь быть в безопасности. Теперь по ночам во дворе грохотали взрывы. Городской голова запретил взрывы шутих и ракет в любых местах, кроме специально отведенных. Поэтому их взрывали поздно ночью, когда милиционеры ложились спать, и рядом с подъездами, чтобы было, где спрятаться от патрульных машин.

- Ты заметила, что, разговаривая, мы всегда как бы немного встаем на ходули?

- Так и надо. А что бы ты хотел?

Он пожал плечами и недоуменно скривил губы, мол, не знаю. Люди едут за границу, чтобы хоть чуть отдалиться друг от друга, пришло ему в голову. А чтобы увидеть прошлое, надо его подделать. Ну, и что он будет делать, это зная.

- Ну да, а женщина это мягкое подбрюшье нормального человека, - сказала она, прочитав мысли его сна. Кажется, они плыли куда-то на советском ледоколе, прокладывающем в Арктике пути в будущее. Кто их, беспартийных, туда пустит, это исключено. Он бы и рад служить большой идее, но это невозможно без вступления в партию этой идеи. Он брезглив, а брезгливый человек обречен бегать по кругу своей брезгливости.

Она напряглась, когда он рассказал про знакомого сумасшедшего, который постоянно направлял себя в научные экспедиции, - то на раскопки Кносского дворца, то в египетский поход с Наполеоном, то в Оптину пустынь, то в немецкий генштаб. Слишком уж тот безумец напоминал его самого. Улыбаясь, он ее не разубеждал. Еще один повод выпить в ресторане за успех нашего дела. Если бы он не улыбался, она, может, ему и поверила. А то и не псих, и не гений.

- Ты права, - говорил он, - научу тебя улыбаться архаической улыбкой, тогда и буду серьезным.

Стало быть, готовил ее в «бабы» - с птичкой между большими грудями, со щепотью его пепла после кремирования в чашке, которую она держит перед своим лоном. В такой двойной перспективе он и возил ее по свету, закрываясь от людей, ведя полевые исследования.

Здесь была какая-то загадка. Они сидели по иную сторону мира, у ворот интернета, контролируя всю исходящую информацию о мире. При этом они стояли на пороге, действительно, иной жизни, той, которой еще не было. Им предстояло расстаться с друзьями и приятелями. С праздниками, выставками и презентациями, к которым уже привыкли. Может, он станет столпником с интернетом, а она будет подносить ему чашку с мюсли из пакета, купленного в магазине «Перекресток» и свежезаваренный чай, чтобы разогнать приступ дремоты? Они поехали в гости к Толе на Масловку, потому что накануне Лена договорилась с ней по телефону часов на пять-шесть вечера. Взяли бутылку водки, купили у метро торт со смешным названием «На графских развалинах»,- у них это вызвало ассоциации с повестью Гайдара и давним детским фильмом, а у продавщицы в киоске с графом Монте-Кристо и Джейн Эйр. Пришли в гости, а там никого не оказалось. Звонили по домофону, по домашнему телефону, по мобильному. Никто не отвечал. Даже стучали в окно, поскольку квартира была на первом этаже. Там горел свет, чтобы воры думали, что кто-то есть дома, мигала елочка, но собака не гавкала, и никого не было. Они через весь город поехали обратно в недоумении и тревоге. Год начинался странно, суля предугадываемые перемены во всем. Торт съели сами. Бутылку водки не выпили. В магазине около дома купили коробочку хумуса и свежие булочки к нему. В Питер на открытие клуба «Петрович» решили не ехать. В виде бонуса предлагался бесплатный плацкартный вагон в одну сторону, помощь в заказе гостиницы и бесплатное угощение на самом открытии, - с музыкой и приятной компанией. Но теперь, сказал он ей, все будет иначе. Не хуже, чем прежде. Не лучше. А совсем по-другому. И люди вокруг них будут другие. Прежнее – кончилось.

IY.

Легендарный Боба

Художнику Борису Жутовскому – 75 лет

Вот уж кто легенда и человек-оркестр, так это художник Борис Жутовский. Официальную биографию ему начал творить Никита Сергеевич Хрущев. На фотографиях печально известной выставки 1962 года в Манеже молодой Жутовский стоит рядом с разъяренным главой государства и пытается что-то объяснить тому, тычущему рукой в разоблачаемую картину. Продолжение последовало на встрече с интеллигенцией в Кремле, Жутовского изгнали из всех издательств и редакций, где он, выпускник Полиграфа, стоял у истоков оформления знаменитой серии "Эврика", "оттепельных" изданий начала 60-х, книг тогдашней "Молодой гвардии", журналов.

Недавно художник и галерист Юрий Мираков нашел целую серию работ того периода, пролежавшую чуть ли не полвека в гараже у их автора. О нешуточности обвинений можно судить по фрагменту стенограммы выступления Н. С. Хрущева с кремлевской трибуны: "Посмотрите на автопортрет Б. Жутовского. Если вырезать в фанере дыру и приложить к этим портретам, я думаю, что 95 процентов сидящих здесь не ошибутся, какая часть тела будет в дыре на картине Жутовского. В вас, Б. Жутовский, была искра божия, вы ее закапываете - это формализм... Кто дал вам право так презирать народ?.." И вывод: "Поедете из страны!.."

Никуда Жутовский не поехал. Лег на дно. И работы тех лет после некоторой реставрации органично вошли в экспозицию художника, развернутую сейчас в галерее "Романовъ". Совершенно разные работы, - от реалистических до абстрактных, написанные в течение полувека, - несут печать единой и яркой личности художника. Единство выставки потрясает.

Выдумщик, остроумец, неповторимый рассказчик, Борис Жутовский таков и в искусстве. То он затевает серию портретов "Последние люди империи", над которой работает в течение тридцати лет. Кого там только нет, - Аркадий Райкин и Андрей Сахаров, Никита Хрущев и Фазиль Искандер, Булат Окуджава и "суперубийцы НКВД" Леонид Райхман и Павел Судоплатов, Альфред Шнитке и Даниил Данин, Петр Капица, Лидия Либединская, Игорь Губерман - трудно остановиться, произнося эти имена. Часть портретов вместе с мемуарами художника о персонажах вошла в одноименную книгу, которая сама по себе стала произведением книжного искусства.

То Жутовский ведет на телевидении передачу о своих коллегах-художниках, ездит по мастерским. То снимают фильм уже о нем самом, - пять серий "Москвы Бориса Жутовского". То он делает полиптих "Как один день..." - о каждом годе своей жизни: 75 инсталляций в огромной работе, словно раздвигающей отведенное человеку время и место - в пространство большой истории, которую не устает, радуясь и удивляясь, познавать этот человек. Особенно повезло тем, кто может слышит живые истории, рассказываемые Борисом Иосифовичем Жутовским.

- Когда вы делаете очередную инсталляцию полиптиха своей жизни?

- Как правило, в декабре, после дня рождения. Оглядываясь в конце года на то важное, что произошло.

- Что нарисовали на прошлый, 70-летний юбилей?

- Там просто написано, - Борис Жутовский, - и сколько дней, часов и минут я прожил к 70-ти годам. Оказалось, до хрена. 70 лет это не так много, зато 46 миллионов минут - чертова куча. А каждая минута существования это удовольствие. Я люблю женщин, пью водку, рисую, делаю что-нибудь приятное. Живой ведь! Хожу по земле, завтра буду ходить. Вспомнил одного, другого, третьего. Этот умер недавно, тот давно, третий только что. Их - нет, и ряска сошлась. Оставшиеся бегут со всех ног, - у того взять, этого полюбить, с этим выпить. А его уже нет. Завтра то же станет с тобой. И две с половиной тысячи картинок, которые остались, - куда их девать? Жены нет. Дочка покончила самоубийством. Наследников нет. Да и знаем мы, как наследники расправляются с наследием. На днях мой приятель Юра Мираков притащил, стеная, в мастерскую огромную папку известного книжного художника, преподавателя Строгановки. Старуха ему во дворе говорит: "Вон на помойке папки с рисунками валяются, не хотите забрать?" Он пошел, притащил. Всем на все наплевать, человеческий труд идет к чертям собачьим. Даниил Данин, мой друг, умер. Детей у него не было. Жена сошла с ума. Продала библиотеку, архив выбросила на помойку и умерла. Остались только те книжки, что изданы. Архивы, записки, дарственные книжки Пастернака - ничего нет. Поэтому я выставляю сейчас все свои картины, продаю подряд. Может, если человек деньги заплатил, то и хранить будет? Хоть что-то останется?

- А 69-й фрагмент полиптиха?

- Накануне 70-летия я решил нарисовать слепой рисунок. Время от времени я делаю слепые рисунки. Началось с того, что в 1970 году у моего приятеля сошла с ума жена и собралась выпрыгнуть из окна. Он мне звонит: "Борька, ты на машине, приезжай быстрее, я пока докторов вызову". В тот раз ее удалось спасти, но она все равно бросилась под поезд в метро. И я после этого не мог очухаться. Рисовал как обычно - получается иллюстрация, литература, нет передачи напряжения. Не помню как, но я закрыл глаза и стал рисовать с закрытыми глазами. Играл в эту игру много лет, было несколько таких приступов. И всякий раз я немного стеснялся, как будто предлагаю людям какой-то фокус. И вдруг мне попадается книжка Бориса Раушенбаха, ученого, физика, который часть жизни посвятил исследованию изобразительного искусства. И я читаю у него, что глаз - это корректирующий, лишний элемент при передаче образа, который формируется в мозгу. Ты видишь глазами, но образ возникает в мозгу. И глаз лишь поправляет его, сводит к норме. Я был прав, пытаясь напрямую замкнуть руку и мозг, исключив коррелятора. Такая вот история.

- Перепрыгиваем назад еще через год...

- Год смерти Льва Разгона. То, что там наклеено, я собрал в заброшенном сталинском лагере на Чукотке: расческа, пуговица, пуля. Разгон для меня огромная личность. Самый лучший текст в моей книжке это как мы ехали с ним на дуэль. В 1991 году он мне позвонил: "Борька, что ты завтра делаешь?" - "Что случилось?" - "Ты мне нужен. Будет дуэль. Мне нужен секундант". Мы поехали на дуэль. Он бил морду 40-летнему автору, который написал в "Булгаковской энциклопедии", что тесть Льва Разгона Глеб Бокий держал бордель для высокопоставленной сволочи, и там работали две его малолетние дочери. А одна из дочерей была женой Левы, умершая на пересылке в 22 года. Вторая отсидела 25 лет, вернулась, получила справки о реабилитации родителей и умерла. И он поехал бить морду этому амбалу в Институт мировой литературы на Поварской.

- А вы?

- Я стоял, ткнув палец в бок этому парню, и с валидолом в другой руке. Лева!.. Когда Лева сел по второй ходке, он понял, что не выживет. На его счастье освободился нормировщик. И Лева стал на его место. А это сучья должность: днем спишь, ночью выводишь пайки. Брат прислал ему толстую бухгалтерскую книгу, и он решил для своей дочери Наташи, которой, когда его впервые посадили, было два месяца, написать, откуда он, кто и что. Он из небольшого белорусского города Горки, где во время войны уничтожили всех евреев. За год написал эту книжку и отослал ее через вольняшек второй, лагерной, жене, которая была сослана в Казахстан на вечное поселение. Через некоторое время Рика пишет ему, что решила отослать книжку в Москву Наташе, потому что, если найдут, то добавят срок и ей, и ему. Прошло время. Освободилась Рика, потом Лева, приезжает в Москву, говорит: "Наташа, где книга?" - "Папа, кто-то ее взял у меня почитать и не отдал". Ну нет и нет, столько уже было утрат в жизни… Проходит 30 лет. Лева знаменит, про него снимают фильмы, публикуют лагерные рассказы. После одной передачи по телевидению звонок: "Лев Эммануилович, вы рассказывали про какую-то тетрадку, она очень похожа на ту, которая у нас дома. Приезжайте, посмотрите". Он приехал на окраину Москвы, инженерная семья. Вынимают тетрадку. Она! Приезжает домой, кладет в нижний ящик стола. Проходит еще сколько-то лет. Телефонный звонок. "Лев Эммануилович, мы с вами не знакомы. Несколько лет назад я сидел в Ставропольском СИЗО, нам давали журнал "Юность" с вашими рассказами. Они мне так помогли, что я хочу приехать поблагодарить вас". - "Ну, приезжайте". Приезжает маленький человек с бородкой, Лева накрыл стол. Тот ни пьет, ни курит. "Я, - говорит, - теперь богатый, давайте что-нибудь издадим ваше". - "Да у меня нет ничего, разве что эта тетрадка, но ведь опять пропадет". - "Не пропадет". Этот маленький человек, бывший хозяин всех московских бензоколонок, миллионер Илья Колеров издал эту книгу. Несколько лет назад Володя Мишуков, мой ученик, приглашает на дачу в Кратово, где он снимал с семьей на каком-то роскошном участке с виллой небольшой гостевой дом. За разговорами я вижу в книжном шкафу знакомый корешок книги Разгона, и целый блок этих книжек. Спрашиваю: "Володя, откуда их столько?" - Он говорит: "Так это дача Колерова".

- История - ваш дом?

- Я человек, сильно чокнутый историей. С юности работал в археологических экспедициях. Дружил с историком Эйдельманом, иллюстрировал массу его книг. Делаю альбомы-дневники своей жизни: документы, доносы, фотографии, статьи, избранные места из переписки с друзьями. Чтобы все это не потерялось во времени.

- Архив, я думаю, у вас изрядный?

- Я москвич в седьмом, по меньшей мере, поколении. Когда умерла мама, мне досталась фамильная лубяная коробка. Когда она родилась, ее держали в этой коробке, обложенной горячими бутылками, - она была недоношена. Потом бабушка посадила ее, четырехлетнюю, в ту же коробку и поехала на фронт первой мировой войны проведать дедушку. В коробке лежала масса раритетов: бумажники, лайковые перчатки, свечи с флёрдоранжем, чьи-то метрики, фотографии. Там я нашел портсигар моего прадеда - из карельской березы, в него входит нынешняя пачка сигарет, стандарт сохранился.

И в этом портсигаре я нашел листочки отрывных календарей. Самый ранний - за 1904 год. Листочки любопытные: вести с фронтов первой мировой войны, стихи Апухтина, обращение Николая II к русским солдатам… Потом заповеди коммунистов. "Долой троцкистов с советской земли!" И на каждом из них почерком бабушки написано: "Сегодня в такой-то час скончались наш дорогой папаша. Господи, прими его душу". Потом мамаша. Потом сестра Оля. Потом сестра Поля. Брат Витя. Брат Алексей. В войну - ничего. На отдельных листочках написано: "Календарей нету". Потом листочек - бабушка умерла. Это моя мама пишет: "Скончалась моя дорогая мама". 1955 год. Любопытно, что почти все листочки за среду. Мама в 1993 году умерла, мы с моим зятем приходим в ее квартиру убрать после похорон. Я смотрю, на стене отрывной календарь за прошлый, 1992 год. А на листочке - 8 августа, день смерти мамы.

- Может, и все мы - последние люди империи?

- Ну да, занятия рисунком и историей сошлись в этой серии портретов. В ней более трехсот работ. Начал я ее в 70-м году. Мы с женой отдыхали в Коктебеле, общались с поэтом Слуцким. Однажды он мне говорит: "Боба, почему вы не рисуете современников? Начните с меня!" Я сделал три его портрета. Первый он счел похожим на африканский континент. Второй пригодился для собрания сочинений. Третий не понравился ни мне, ни ему. Потом Слуцкий попал в психиатрическую лечебницу, потом вышел из нее, потом умер. И в промежутке между выходом из больницы и смертью он оказался, как две капли похож на себя нарисованного.

Я понял, что рисую ландшафты лица. Всякие буераки, овраги. Может, потому люди на них такие, какими они стали через несколько лет. Поэтому мало рисую женщин - они хотят быть моложе, глаже, красивей. Как сказала мне однажды Маргарита Алигер: "Бобочка, какой вы хороший мой портрет нарисовали! Но только вы никому его не показывайте…"

- Оборачиваясь назад, видишь, «какие люди были, блин», как написал Игорь Иртеньев...

- Мне удалось нарисовать суперубийц НКВД Судоплатова и Райхмана. Райхман приходил ко мне в мастерскую, он жил в соседнем переулке… Композитор Альфред Шнитке. После его отъезда в Германию я часто бывал в Гамбурге, там виделся с ним. Он был в катастрофическом состоянии, работала только левая рука. Самое поразительное, что он смог этой левой рукой написать половину симфонии! Или Сашка Городницкий, ученый-геолог, путешественник, поэт и бард. Он написал на своем портрете: "Не страшно потерять уменье удивлять, / Страшнее потерять уменье удивляться". Однажды мы с ним говорили об Израиле. Я говорю, вот жалко мне их, хороший народ, на большевиков похожий, с энтузиазмом, а кругом арабы… Он мне: "Боба, перестань волноваться. Этот кусочек материка отъезжает, скоро они совсем отъедут". - "Когда?" - "Да уже через пару миллионов лет…"

Он знает, специалист. Однажды написал статью про морскую геологию, движение материков, а я проиллюстрировал своими старыми рисунками. Это была такая игра, которую я назвал "атлас подводного мира" - козявки какие-то, буковки. Или атлас анатомический - абстракции, буковки, сносочки… Печень алкоголика, хрен узнаешь. И вдруг звонит Сашка: "Боба, я к тебе должен срочно приехать!" - "Да что случилось?" Приезжает с такими глазами, с бутылкой водки: "Боба, ты гений! Давай выпьем…" - "Я знаю, что гений, но почему так срочно?" И он рассказывает, что мы с американцами сверлили где-то океан. Или одни американцы сверлили, не помню. И на глубине трех километров они обнаружили простейшие организмы - от десяти сантиметров до полутора метров. Какие-то черви, которые питаются азотом и серой. То есть будущее население планеты, когда здесь исчезнет кислород, и они уже к этому готовы. Самое поразительное, как утверждает Сашка, что они, как две капли воды, похожи на то, что я нарисовал. Я даже специально записал, как их назвали: "вестиментиферы".

- В серии ведь объединены самые разные люди, не обязательно знаменитые...

- Людей, которых я рисую, объединяет мое время. Есть знаменитые люди, как Хрущев. После известной истории в Манеже он извинялся, говорил, что его специально подготовили, он обозлился на тех, кто его так подготовил, а кричать стал на нас. Сожалел. Или портрет моей жены. Я его нарисовал и поставил дату - 10 мая 1975 года. Мисхор. 9 утра. А в два часа дня она погибла. Мы ехали с ней на такси, попали в аварию, я потом два года выбирался, весь переломанный, с того света, а она погибла. Так и остался ее портрет с этой датой. Все это время я живу один.

- С годами приближаетесь к пониманию родителей?

-Отец мой был авантюристического склада человек. Он сбежал из Польши, был коммунистом, но происходил из почтенной семьи. Меня привезли из Польши крошечным, и вскоре после этого отец уехал в Америку на заводы Форда. У меня есть его открытка с дороги. "Нинка, приглядел тебе юбочку, а Борьке велосипедик, на обратном пути куплю". Это 35-й год. Нашел два его пропуска к Сталину. А когда он вернулся из Америки, погиб один из его ближайших друзей - летчик Леваневский. И он улетел с экспедицией в Арктику искать его. Я думаю, вся эта арктическая дурь, челюскинцы, барабаны пропагандистские - была сталинской туфтой, чтобы ГУЛАГ прикрыть. На обратном пути они погибли. Напились, и не успели убрать шасси в Архангельске. Вчетвером разбились. Потом Красная площадь, торжественные похороны, Новодевичье кладбище, салют, 1938 год. Мама второй раз вышла замуж, у отчима, естественно, ревнивое отношение ко всем этим делам, про отца я почти ничего не знал. И вот в фамильной лубяной коробке лежал маленький пакетик, сверточек с его письмами, документами. И когда я открыл сверток, я был совершенно потрясен. Мой почерк, как две капли воды, похож на почерк отца.

Сегодня Борис Жутовский работает над Книгой Жизни, как он ее называет. Та самая работа с 75-ю годами-окошечками будет превращена в тысячестраничную книгу, разбитую на разделы – люди, пейзажи, родные, встречи, впечатления. Она будет совершенно уникальна по своему макету, по полиграфии, - образование книжного художника бьется в груди Жутовского и находит выход в итоговом труде. Предположительно книга должна выйти в середине будущего года. И, как всегда в жизни и творчестве Бориса Иосифовича Жутовского, - это только начало.

История в детективах

Мастер Чень по курению сигар в России

После появления на книжных прилавках романов "Любимая мартышка дома Тан" и "Любимый ястреб дома Аббаса", вышедших в Издательстве Ольги Морозовой, многие заговорили о появлении "нового Акунина". Автором на обложках значится загадочный Мастер Чень. Время действия романов - средневековый Восток. А точность описаний выдает если не свидетеля событий, то ученого-исследователя. Поскольку все тайное становится явным, выяснилось, что автором романов является известный ученый-востоковед и политолог Дмитрий Косырев. Мало того, что этот джентльмен - вице-президент Внешнеполитической ассоциации, автор комментариев к текущим событиям, статей о выпивке и закуске всех стран мира, а также чемпион России по курению сигар, так он еще и детективную прозу пишет.

- Почему вы, историк-китаист и политолог, отважились на детектив?

- Я обнаружил, что в России нет людей, которые бы писали о выбранной мной эпохе. Кроме, конечно, научных книг. Но одно дело выпустить книгу по истории, которая займет соответствующие полки специальных магазинов, и совсем другое – детектив. Я понял, что сказанное мной, сегодня не сможет сказать никто. Вообще же я должен признаться, что писать книги – это огромное удовольствие. Общаться потом с читателями, получать гонорары, читать статьи критиков, - это уже вторично.

- А почему Мастер Чень?

- Холодный коммерческий расчет. Дело в том, что на мою фамилию в интернете идет тьма ссылок, не имеющих отношения к литературе. Пришлось изящную письменность отделить от остальной своей деятельности. Более того. Никто в России не называется сегодня китайским именем. Есть такое понятие как ксенофобия. Многие не любят Китай, Восток, не говоря о мусульманах. Им это определенный вызов. И – приветствие тем, довольно многочисленным людям, которые увлекаются Азией. Эта группа растет. Я рассчитываю, что попадаю как раз на начало «азиатского бума» в нашей культуре. И посылаю сигнал, - я здесь. Пока это действует.

- Действие первого детектива происходит в средневековом Китае VIII века, а второго – в арабском халифате. При этом герой – один и тот же?

- Ну да, в первом романе рассказывается про героя-воина и супершпиона, который в предшествующие повествованию годы прибыл из арабского Халифата. Там он участвовал, по крайней мере, в двух битвах, в одной из которых, - на реке Заб, - была решена судьба династии: Омейяды были повержены, Абассиды пришли к власти. А после битвы на реке Талас сложилась нынешняя граница между арабским и китайским миром. Именно в VIII веке.

- Но арабский и китайский типы сознания, вероятно, различаются?

- Да, но мне помогло то, что мой герой, - целитель, супершпион и одиночка, - не китаец и не араб. Он посередине, из Самарканда, и для него китайская и арабская культура – что-то внешнее. В Китай он эмигрировал от арабского завоевания, как и многие самаркандцы, ну, и заодно, за деньгами. Он представляет третью цивилизацию, - Среднюю Азию до арабов. Я ездил к удивительному человеку, - академику Эдварду Ртвеладзе, советнику президента Узбекистана по истории, который знает, что такое была Согдиана и Самарканд до прихода арабов, включая те несколько лет, когда они изо всех сил им сопротивлялись. Арабы для моего героя – враги, с которыми его семья воевала два поколения. Тем более удивительно, как он постепенно начинает понимать, что это за люди, что ими движет и, наконец, вступает с ними в нечто вроде союза.

- Книжного знания было достаточно?

- Среднюю Азию я знаю, поскольку моя семья оттуда родом, я как-то это чувствую. А вот арабы… Сначала я думал написать о предыстории героя серию рассказов, очерков и зарисовок – для себя. Но потом в его жизни появилась женщина, и роман «заработал». Я счастлив, что познакомился с удивительным миром ислама, арабской цивилизации. Это – потрясающе красивый мир, который строился на поэзии. Поэзией, хотя и достаточно грустной, была вся история арабов, - людей, которые почти случайно завоевали полмира, ведь особо яростных битв не было. И, не зная, как управлять этим миром, который сам к ним пришел, наследники пророка Мухаммеда потеряли империю, которая перешла к более грамотным людям, - арабам же, но из иранской династии. Собственно, это время и описывается в книге. В общем, я отнес рукопись Дмитрию Микульскому, единственному человеку, который как бы лично знает людей, который описаны в моей книге. Это и будущий халиф Мансур, и будущий халиф Махди, который в книге выступает в виде юноши. Это и забавный человек по имени Абу Муслим, вождь восстания, которое почитается народным, хотя, конечно, как и любой вождь восстания, он был кровавым маньяком. А также некий Хашим, позже ставший пророком Муканна. Это все люди, лично известные Дмитрию Микульскому, который, прочитав мою рукопись, исправил несколько имен, включая то, что на обложке, - я думал, читая по-английски, что «дом Аббасов», а оказалось, что Аббаса, - и признал остальное вполне съедобным.

- Вы сказали о «случайности» завоевания арабами половины мира, разве такое бывает? Люди пророка вас не проклянут?

- Сам Мухаммед, мир ему, ничего не завоевывал. А его наследникам подвернулась ситуация, когда Византия только что передралась с Ираном, - это были две крупнейшие империи рядом с арабами. Поскольку они были ослаблены, арабы достаточно легко завоевали Иран полностью, потом Среднюю Азию, хотя и нарвались там на страшное сопротивление, отвоевали изрядную часть Византии. Меня, кстати, поразило, с каким удовольствием христиане-византийцы, замученными религиозными спорами и преследованиями, приходили к арабам, у которых встречали больше свободы и веротерпимости. Арабы знали, что должны завоевать весь мир оружием и идеями, но что так легко получится покорить Северную Африку, часть Испании они вряд ли ожидали. Я вообще считаю, что история не слишком закономерно. Многие происходит в ней само по себе, благодаря ошибкам одних и энтузиазму других.

- Но арабское и китайское сознания для вас отличны друг от друга?

- Действительно, это два разных мира, но между ними есть много общего. По крайней мере, в ту эпоху, которую я описываю, все писали стихи, это время великого стихосложения. Это был как бы образ жизни, - люди жили стихом. С другой стороны, мир тогда был, как ни странно, более един, и люди общались не меньше, чем в нынешний век самолетов. И арабам, и китайцам был свойствен огромный интерес к тому, что было за их границами. Самоизоляция китайцев возникла гораздо позже. Что касается арабской культуры ислама, то, если в двух словах, - ислам это очень красиво. Помню как в 1988 году в Малайзии министр по делам религии сказал мне: первый завет нашей религии – это стремиться к знаниям. Тут я и понял, что это – для меня. И еще меня поразило, насколько похожи все мировые религии, насколько много общего между всеми священными книгами. Словно все они предназначены для каждого народа с учетом его ментальных особенностей. Как бы перевод одной книги на языки разных культур, которые тогда формировались.

- Вы начали серию книг с конца. Но будут ли еще в ней романы, помимо двух нынешних?

- Вы правы, я всегда пишу в обратном порядке. Начинаю с эпилога, потом пишу последнюю главу и так далее. Так же получилось по книгам, - сначала написал книгу, которая завершает цикл «Любимая мартышка дома Тан». Герой нашел свое счастье и отдыхает. Хотя и там есть маленький хвостик, за который можно потянуть. Во второй книге «Любимый ястреб дома Аббаса» герой моложе. Он попадает, помимо воли, в заговоры, войны и шпионаж. Естественно, между временем действия обеих книг есть зазор в три года, - за это время можно много нашпионить даже в то время, когда народ не летал, а медленно ездил. Верблюд шел несколько месяцев от Китая до Византия. На коне можно было домчаться и за месяц с небольшим, но уж больно тяжелая была дорога. То есть отправить героя в Византию ничего не стоит. А больше в VIII веке ничего, в общем-то, и не было. Рима уже не было. Европы еще почти не было. В моем романе упоминается Пипин Короткий, отец Карла Великого, он только-только стал более-менее заметен. Но была Византия, слегка пощипанная арабами, - у которой отобрали Дамаск, Египет и много другое, - но много и оставалось. В Византии моему герою как раз есть, что делать. Большой друг моей издательницы Ольги Морозовой Орхан Памук, которого она принимала в Москве за месяц до вручения тому Нобелевской премии по литературе, обещал принять меня в Стамбуле, и, возможно, что-то удастся сделать еще. Хотя, если честно, после окончания книги хочется взять длинную паузу и дать возможность читателям прочитать то, что есть.

- А как им лучше читать, в каком порядке?

- Логичнее начать с новой книги «Любимый ястреб дома Аббаса», а потом уже – «Любимую мартышку». Хотя тогда читатель не переживет чувства открытия, которое испытал я.

- И все-таки как в солидном возрасте вдруг становятся писателем?

- Дело в том, что я писал всегда, сколько себя помню. В 80-е годы вышли несколько рассказов. Под моей, конечно, фамилией. Но, пообщавшись с миром нашей литературы, я понял, что совершенно этого не хочу. Тем не менее, всегда была уверенность, что я могу написать не только журнальные очерки и политические комментарии. Когда пишешь каждый день, то писать – это естественный процесс. Нужно лишь что-то, что бы тебя встряхнуло и удивило. И вот в одну из очередных поездок в Китай это произошло. Я смог, наконец, увидеть и потрогать стены древней столицы Китая – Сианя (или Чанъаня, как она тогда называлась). Яркие глиняные произведения, - знаменитая танская керамика, - раскрашенная, извлеченная из могил, где спокойно пролежала многие века, - верблюды, лошади, грумы, воины. И вдруг, увидев на музейной полке человека среднеазиатской внешности, задумался, что Китай ведь тогда не был изолирован от мира. Он был частью великой торговой оси, «великого шелкового пути», проходившего через Самарканд. Стал интересоваться, чем занимались там самаркандцы, и понял, что они торговали, шпионили, воевали, пытались завоевать себе место в этом мире, а заодно манипулировать им. Тем более что у глиняного человечка была очень уж нахальная физиономия, вытянутая вперед бороденка, и стоял он в характерной позе того, кто, сделав мелкую пакость, очень собой доволен. Я даже решил, что такие, как он, и свергли танскую империю. Потом, когда стал разбираться в заговоре Ань Лу-шаня, который, собственно, и надломил страну на процветающую раннюю Тан и позднюю, упадническую, - понял, что китайцы все-таки сделали это сами. Главное, это оживить прошлое в собственной голове. Все остальное – дело техники.

- Вы начали писать детективы, потому что это ваш любимый жанр или просто так диктует книжный рынок?

- Конечно, это любимый жанр. Я постоянно читаю детективы. Но, когда пишу их сам, мне интересно совмещать вещи несовместимые. Например, «Любимый ястреб» - это книга о грустной и странной любви. И в то же время она более «военная», более детективная и жесткая, нежели «Любимая мартышка». Соединение этих двух вещей почти невероятно для того, что мы привыкли видеть в этом жанре. Но когда пишешь о средневековье, о таком остром моменте истории, когда идут большие перемены, то понятно, что за ними стоят военные, стоят шпионы, - все это само по себе интересно.

- А столь модные сейчас элементы фантастики в ваших книгах?

- Если кому-то покажется, что я использую элементы фантастики, это не так. В «Любимой мартышке» у меня выводится, например, человек со звериным взглядом и рогами на голове. Это не фантастика, а, скажем так, неподтвержденная гипотеза. Дело в том, что на китайских рисунках, - и чем древнее они, тем отчетливее видно, - даосы изображаются в виде людей-зверей. И вдруг в пустыне Ордос находят череп совершенно нормального человека, но с рогами. Пока это уникальная находка, но она есть и она подтверждена. Я вполне допускаю, что там жила отдельная раса. Я этого как бы слегка касаюсь. Когда я описываю, как человек, плывя в VIII веке по Ян-цзы, увидел массу больших серых камней, которые, нежданно повернувшись, побежали, обнаружив у себя на носах рог, то я знаю, что тогда там жили носороги. Это может казаться фантастикой, но это не фантастика.

- Помогала ли вам деятельность политобозревателя, и насколько политика средних веков напоминает нынешнюю?

- Думаю, что помогала. Человек – вроде атомного реактора. Заводится, крутится, вырабатывая энергию, а дальше уже вопрос в ее использовании. Если бы я не писал изо дня в день, трудно было бы держать себя в творческом состоянии. Что до политики, то она не меняется совершенно. Наше представление, что в средние века все было совсем иначе, преувеличено. Те же массы людей, которые делают глупости. Включая правителей. Те же массы людей, не понимающих, что происходит. Чем больше изучаешь историю, тем лучше понимаешь современность. И наоборот. В принципе, правы китайцы, считающие, что история развивается не по восходящей, - как думали в эпоху просвещения, - а по спирали, приближающейся к форме круга. История показывает, что, скорее всего, так и есть.

Y.

Долго спал. Долго сидел в туалете, читая воспоминания Долматовского о фронте. Не очень понятно, как жить. За границей, выходя на улицу, сидя в кафе, дожидаясь встречи с агентом, нажимаешь на поисковую страницу. И тут же погружаешься в контекст. Люди, пейзажи, история, сюжеты. Ветер ворочает листья деревьев. В витрине замерли пластмассовые девушки. На веранде открытого кафе сидит в плетеном кресле одинокий господин с черными усиками. Кажется, отец Франца Кафки – в молодости. Стало быть, тут Прага, район Йозефов, бывшее гетто, как подсказывает сайт писателя.

Поскольку кровь из зада продолжала капать, надо напрячь несколько раз мышцы таза. Отчаяние задает добрую тягу любым занятиям и самой жизни. Провал харьковской операции 1942 года занимает его. Он физически ощущал эту тупость мысли, что диктовала доклад военного совета Юго-западного направления. К тому же последующее описание подправлено, чтобы скрыть следы преступления. Но кто-то должен был думать. Сознание подхватывает думающего само. Здесь же развернут полевой пункт богини судьбы и смерти. Особистов, которые там служат, даже представить страшно.

Он знал, что погряз в приблизительности. Человек, стоящий на берегу, и тот, кто плывет, - два разных человека. А он в обоих случаях был тем, кто видел себя со стороны, то есть третьим или никем. Но если тебя убивают, ты не можешь это наблюдать. Приходится быть и умереть. Но не пора ли начать – жить? Перестать быть «как бы». Когда начинаешь читать, и думаешь, что хорошо бы поесть. Или попить свежего чая. Или посмотреть биатлон по телевизору, заглянуть в программу передач.

Показательно, что Никита Хрущев, входивший в военный совет юго-западного направления и позорно угробивший харьковскую операцию, начинает рассказ о ней со слуха, переданного ему на ушко Берией и Маленковым. Якобы Сталин в конце 1941 года собирался вести с Гитлером через агента в Болгарии переговоры о сепаратном мире с отдачей Украины, Белоруссии, ряда южных областей. Хитрый мужичок Никита Сергеевич... Чует, чье сало съел.

Читая материалы о Вольфе Мессинге, он набрел на книгу сценариста Володарского. Хороший фильм мог выйти, между прочим. Там Мессинг, вызванный в 1940 году из Минска к Сталину и совершив по его просьбе трюк с получением в сберкассе ста тысяч рублей, живет в гостинице «Москва», ходит по Москве, разглядывая памятники Долгорукову и Маяковскому и не замечая, что поставлены они были уже после войны. Мы страдаем от двух вещей: от правды судьбы и от обмана людей. И судьба, и люди хотели бы иначе, да не получится.

Она в который раз повторяет ему: для того, чтобы хорошо думать, надо двигаться. Надо переезжать из города в город, ходить с одного места в другое – встречаясь с незнакомыми людьми. Тогда старую книгу читаешь как новую. Поражаешься мысли. Почему он никогда ее не слушается?

В Риме они встретились с человеком, который ничего им не предлагал. Он просто показал, как работает в одиночку, разоблачая подставы, шпионаж и провокации. Сегодня это возможно, - контролировать ситуацию под свое честное слово.

Свою первую встречу в ресторане они бы и вовсе промолчали, обедая втроем и принюхиваясь друг к другу. В хороший серый денек на Пьяца дель Пополо рядом с метро Фламинио - в «Даль Болоньезе». Мясо с овощами, рыба с пастой, кремовый торт с яблоками – ничего особенного. Вздохнув, их спутник начал рассказывать, что, поскольку это место любит всякая художественная, да и политическая богема, - уж извините за каламбур, - то они и слоган выдумали: "Si mangia da paura"("Страсть как вкусно!").

- Ну да, - заметил он, чтобы поддержать разговор, - национальная кухня это еще и приправа всяких историй с ней связанных.

-Здесь неподалеку жил Феллини, так что можете представить, какими мизансценами он все тут обставлял. А раньше жил Караваджо.

- Видишь, как хорошо, - она и впрямь была счастлива. – А ты не хотел никуда ехать.

- Караваджо еще застал завершение купола собора св. Петра. Был на похоронах Тассо и при обретении мощей св. Цецилии, наверняка видел Сикста Y. Когда смотришь назад, видны вспышки подлинности.

- А что, он тоже здесь обедал?

- Жил неподалеку, можно представить, что и обедал. Для полноты ощущений, когда занимаешься историей «Святого Матфея с ангелом», сгинувшего в Берлине в 1945 году. Это важно. Бледный человек неуемных желаний с курчавой шевелюрой и впалыми глазами тоскующего мертвеца, - такого, увидев, не забудешь. Его и не забывали, мутузили по взрослому. Да и он им спуску не давал, совестью не мучался, работал и пил, было некогда.

В первый день они толком не поговорили. Пообедали, пожали друг другу руки и разошлись. Вдвоем они погуляли по городу. Купили альбом Караваджо. Нашли его по путеводителю в паре церквей. Они договорились с ним о следующей встрече на том же месте назавтра, так что можно было не спешить и хорошенько все обдумать. Вражеский агент, который всех выдал и угробил, он ведь – дважды коллективист. Он служит и тем, и другим, ему все доверяют. Не то, что наш брат красный китаец, который виден сразу всем как отдельно взятый враг всякого фронта.

Но и один - недействителен, потому что кругом клоуны, завлекающие публику в места одиночества. У них такая работа - дураками. Что и хорошо. Ведь сначала любишь запахи, а потом чистый воздух, чтобы мочь дышать. Дураки очищают атмосферу.

В Риме он тоже ходил, опустив глаза долу, воспринимая прогулки всем телом, опершимся на нее. Иногда она указывала на какое-нибудь красивое здание, панораму или девушку, удивлялась древностям. Вон идет мужчина в сапогах навыпуск, как раньше ходили только женщины. Она показывает ему и радуется, - тепло ведь. А вон старик с бородой катит на велосипеде, а за ним остов от детской коляски, нагруженной старьем то ли из мусорного бака, то ли с ближайшей «блошки».

- Гляди, прямо наш человек из Митино, - радостно фиксирует она, указывая на старика.

Тот слышит, оборачивается к ним и вдруг отвечает по-русски: «А я и есть наш человек». На фоне чужого разноречья великолепно.

Этого достаточно. Подробности он соберет в интернете, чтобы не делать фактических ошибок. Как писатель Владимир Богомолов, всю жизнь тщательно выдававший себя за того, кем не был, писавший о том, чего не видел, и даже умерший там, где нет воздаяния.

Как известно, департамент индивидуального наблюдения входит в министерство частной патологии. Он имел в виду уяснить смысл агентуры. Или историк разгадывает детектив, или играет в нем роль дымовой завесы и фальшака.

- Вы правы, - сказал собеседник, выглядевший разговорчивее, чем накануне. – Все решает личное причастие, которое не дает спать по ночам. Зимой 1923 года немецкие военные химики построили в 12 километрах от Москвы, между Люберцами и Люблино небольшой военно-химический завод. Там работали только немцы, человек тридцать, не больше. Они снаряжали мины, артиллерийские снаряды и шашки – отравляющими веществами, привозимыми из Германии. Почитайте романы тех лет, - Булгакова, Алексея Толстого, других. Заодно немцы испытывали, как это будет выглядеть во время газовой атаки. Потом территорию переделают в военно-химический полигон. Но уже без немцев. Хотя контракт был заключен до 1927 года, уже осенью 1925-го завод и общежитие немцев в Подосинках были с ведома властей подожжены. Хотя станцию Подосинки переименовали в Ухтомскую еще в 1918 году, жители звали ее по-прежнему, тем более что так звалась деревня рядом с платформой. В деревне тогда жил мой дед, который помнит этот грандиозный пожар, от которого жившие там немецкие офицеры спаслись чудом. Можно представить продолжение этой истории на протяжении последующих двадцати лет, - до и во время войны. А можно – на двадцать лет назад. Или представить, что вы сами живете сейчас в этом районе, как жил там до эмиграции я. Это к тому, что мир становится все более тесным, и мы скоро это заметим.

Принесли перемену блюд, и мужчина замолчал. Интересно, следят ли сейчас за ними. Его книги против нынешнего режима наверняка привлекли внимание спецслужб. Он с интересом посмотрел на обслуживающего их официанта. Береженого Бог бережет, а не береженого, тем более.

- Мераб говорил о другой жизни знающих, - вдруг сказала она, - тех, кто во время войны говорят друг с другом поверх общей ненависти.

- Хорошо звучит, - усмехнулся мужчина. – Но когда это человечество накрывает тебя с головой, трудно вздохнуть, не то, что выплыть. Были бы вы в Афганистане после нашествия шурави и всего дальнейшего.

- Здесь что еще важно, - начал он. – Шпиономания в любой ее форме это признак патологического сознания, некроз смысла. Да, через нее вся история лучше видно. Но видна как болезнь.

Когда говоришь что-то умное и правильное, думал он вдогонку, то говоришь как бы по памяти, теряя нить мысли, поскольку «слово – обморок мысли». И надо бы добавлять при этом: «ты сам понял, что хотел сказать?»

- Я бы не стал усложнять, - лицо собеседника выражало на редкость мало эмоций, словно жесткость служб, которые он изучал, перешла на него самого. – Разоблачение – это работа в ряду других. Требующая и драйва, и непрерывных занятий без выходных и перекуров. Дай бог успеть прочитать то, что надо. Плюс атавистическая радость коллекционера.

- Ну да, мы любим читать, и этого довольно. Кому-то подворачиваются под руку шахматы, кому-то математика, а нам – людишки с их мизерными комбинациями и перевранной записью ходов, сделанной сразу с нескольких точек обзора. За наши удовольствия!

Он поднял бокал с красным вином, они чокнулись, выпили, улыбаясь.

- Каждый выход на люди подразумевает десять дней сидения архивной крысой в подполе.

- Это не столько подпол, конечно, сколько пребывание в вышних.

- Приятно, когда все так воспитаны и прилично себя ведут. В России такое не всегда встретишь, а заграницей это обращено в равнодушие, правда?

- Да, я прошу прощения у дамы, что не оказываю ей того внимания, которое она заслуживает, несмотря на приятного мне ее спутника.

- Что вы, меня уже научили ждать с радостью, когда я духовно растаю за внешней ненадобностью и внутренней полноценностью. Ручки тоненькие, ножки тоненькие, ебут и плачут.

- Вы совершенно правы.

- Вы бегаете в своем рабочем подвале от стола к столу, от кресла к креслу, от одной кучи книг к другой, от компьютера к компьютеру?

- Конечно. Так мысли связываются в рисунок ковра, превосходящего частное разумение.

Да, их собеседник не был болтлив. Третий раз они вряд ли встретятся, отложат на потом.

- Ахилл, пишущий роман о том, как бежит за черепахой, вряд ли когда-нибудь догонит ее, вы об этом не задумывались?

Где-то в глубинах большого романа должна быть и эта «Книга Ахилла».

Слишком много книг, бумаг и двойных агентов. Но, к счастью, есть куда отступать. Официант, принесший десерт, показался приятным. Собеседник сказал, что считает себя историком и торговцем секретами. Работающих за деньги ненавидят меньше, чем тех, кто делает это бесплатно за удовольствие. Пришлось уйти от тех, кто воюет на стороне ангелов против обезьян.

- Но и к обезьянам не примкнули.

- Хотите услышать от меня трюизм о «двойственной судьбе человека»?

И за едой он производил впечатление человека, владеющего ситуацией.

- Когда в детстве меня за книгами клонило в сон, я воображал какой-нибудь заговор, тайное общество или агента, перекраивающего логику, воображал все нити, которые уходят в глубины времен и пространств – и на время просыпался.

- Ага, знакомо.

- Стыдно признаться, но я и сейчас такой же. Не поумнел. Все напрасно.

- Помнишь ты рассказывал, как придумал детектив о воскресении Христовом, - умалился ли Он полностью в человека или прятал в рукаве божественную карту?

- А люди и впрямь две тысячи лет крошили друг друга по этому поводу, - сказал он.

- Беспредельность знания это образ жизни, а не профессия, - прохладно заметил их собеседник. – Человеку уже хорошо от познания, зачем ему еще книгу или статью заканчивать к четвергу?

- Да, только, если деньги платят. А если за бесплатно – то в кайф.

- В итоге, жизнь исчезает как сон. Без собственной библиографии. Какое у вас ко мне дело, вы уже решили?

- Я сейчас не помню, а по памяти говорить не хочу.

- Ага, понятно. На подосланных убийц вы не похожи, уже хорошо. Лучше всего внедриться в элитный дурдом, пока их все не прикрыли. С отдельной палатой, видом из окна, персональным компьютером. Лечащий врач будет читать ваши записи, и, считай, половина книги уже написана.

- А вы уверены, что у нас элитная форма шизофрении? «У нас», потому что нуждаюсь в секретаре и внешней защите.

- Видите, сами свой диагноз и доложили. Были бы деньги, а диагноз найдется, - кажется, так говорят в сегодняшней России?

- И еще говорят: все мы – мертвецы в отгуле.

- Отлично. А «Книга Дурдома» будет состоять из афоризмов и мудрых мыслей. Надо будет лишь купить соответствующий фолиант в ближайшем гипермаркете и расставить их в случайном порядке, лады?

- Плюс сюжет: Березовский посадил на царство в Кремле чекистов, чтобы те самоуничтожились через десять лет вместе со всем вокруг. Герои русской анархии. Вы ведь редактировали его трехтомник, где все это можно прочитать между строк.

- Вы правы, дымовая завеса никогда не помешает. Сапиенти сат, а несапиенти ссыт, как говорили в бурсе.

Портрет под стенограмму.

Борис Березовский: демон или человек-система?

Человек,ставший мифом.

Наверное, в России конца ХХ века нет более мифогенной фигуры, чем Борис Абрамович Березовский. Кажется, что эта юркая фигурка в черном фраке, мелькающая в умах и на телеэкране, воплощает давнюю мечту русского народа о еврейском заговоре и кознях людей, которых в разное время называли масонами, сионистами, космополитами, а ныне – олигархами.

Трудно найти событие в новейшей российской истории, за которым не видели бы направляющую руку Бориса Абрамовича. КГБ вчера – это Березовский сегодня, тут спора нет и быть не может. Назначения и снятия премьеров, уход и неуход Ельцина, война в Чечне и мир в Чечне, падения рубля и громкие заказные убийства – все это в каких-то своих тайных целях организовал и продвинул Борис Абрамович Березовский.

Он скупил важнейшие средства массовой информации, включая 1-й канал телевидения и лучший издательский дом “Коммерсант”.Он выкачивает из страны нефть и субсидирует разрушение Чечни с последующим ее восстановлением на бюджетные деньги. Это Березовский задумал и осуществил неожиданное предновогоднее отречение Ельцина от престола и плавную передачу полномочий президента Путину – ставленнику Семьи, за которой маячит тот же Борис Абрамович.

Как известно, крах монархии в России в начале века организовали Распутин и стоящие за ним еврейские деньги. На сегодняшний день Березовский удачно сочетает в своем лице одновременно и Распутина, и стоящие за ним еврейские деньги.

Трудно найти известную фигуру, за убийством которой не видели бы заказчика Березовского. Это и знаменитый телеведущий Влад Листьев, и банкиры, и политики. Сам Березовский рассказывает, что он приехал к своей маме ее проведать, а мама встречает его на пороге и в ужасе говорит: “Боря, только что по телевизору сказали, что ты “заказал” Галину Старовойтову. Это правда?” – “И что вы ответили?” – спрашиваем мы с неподдельным интересом. – “А что тут ответишь?”

Странное дело. Ответов Березовского, этого крупнейшего владельца СМИ в России, не может услышать сегодня не только мама, но и вообще никто. Между тем, он отлично формулирует свои мысли да и не скрывает их. За каждым его действием стоит четко выстроенная рациональная система. И сами действия, с виду неожиданные, укладываются в цепочку причин и следствий. Но Березовского некому и незачем слушать. Для народного мифического сознания, что бы ни говорил этот демон – ясно, что врет. Для политиков и дельцов – доктор наук Березовский чересчур заумен. Для журналистов интересны какие-нибудь семейные и скандальные штучки. Да Березовский и не настаивает: дело для него важнее слов.

Он становится депутатом новой Думы от Карачаево-Черкесии, взрывного района Кавказа, который он же сам и замирил. С собой для встреч с избирателями взял скандально известного тележурналиста Сергея Доренко и не менее известного кинорежиссера и русского патриота Никиту Михалкова, публично изъяснявшегося в любви к Борису Абрамовичу. Он объединил своей премией “Триумф” лучших представителей творческой интеллигенции, устраивающей каждый год рождественские фестивали. Он вел суровую войну со своими личными врагами, партией московского мэра Лужкова и бывшего премьера Примакова, мечтавшего посадить Березовского в тюрьму. Но они проиграли декабрьские выборы в Думу и их перспективы сегодня плачевны. Он ведет суровую информационную войну с подвластными Лужкову СМИ, в том числе с желтоватым “Московским комсомольцем”, который как только не потоптался на БАБе, как они его окрестили. В частности, много раз утверждали, что БАБ – сын раввина.

Самое время с этого и начать беседу с Борисом Березовским.

Пятый пункт России.

- Борис Абрамович, ваши недоброжелатели неоднократно отмечали в вашей биографической справке, что вы сын раввина. Конечно, трудно представить себе советского доктора наук с такой родословной, но все же. Кто были ваши родители?

- Да, ну я бы гордился, если бы я был сыном раввина. Но я так же горжусь, что я сын своего отца, который раввином не был. Мой отец прожил достаточно тяжелую жизнь. Родился он в Томске, по образованию был инженером-строителем, всю жизнь проработал на разных кирпичных заводах. Обычно как главный инженер, заместителем директора. Родился я в Москве в 46-м году.

Отец прошел через все, через что проходил нормальный советский человек. В том числе и через что проходили советские евреи в конце 40-х – начале 50-х годов. С 51-го по 53-й годы он просто не работал, потому что его никуда не брали. Семью кормила в то время бабушка, мать моей матери, которая была русской.

Мне кажется, что вопрос национальности это вопрос внутренней идентификации, не связанный с кровью. Это то, как ты сам себя понимаешь. Мы прекрасно знаем людей, у которых четверть еврейской крови, они говорят: “я – еврей”.Мы прекрасно знаем людей, у которых три четверти еврейской крови, они говорят: “я – не еврей”. То же и по отношению к другим нациям.

- А как вы себя лично идентифицируете?

- У меня на самом деле сложное восприятие. Скорее, я все-таки себя идентифицирую космополитично, поскольку мне не удалось выработать стойкого инстинкта национальной принадлежности. Может быть, отчасти это нашло выражение в том, что я в достаточно позднем возрасте крестился. Поскольку это было в 94-м году, легко подсчитать, что мне уже было в это время 48 лет. Крестился я в Тарасовке, есть такое место под Москвой, я там очень много лет прожил, оттуда как раз моя первая жена. Именно там я и решил креститься.

Ну так вот, возвращаясь к родителям. Мать всю жизнь работала медсестрой в институте педиатрии, проработала там, по-моему, лет тридцать.

- И все же, возвращаясь к национальной идентификации. Один из скандалов, связанных с вами, заключался в том, что когда вы заняли одну из важных государственных должностей, обнаружилось, что у вас, кроме российского, есть еще и израильский паспорт.

- Это был 93-й, по-моему, год, у меня на то были свои причины, я тогда же о них и рассказывал. Опять же, я не рассматривал этот вопрос как принципиальный для себя. Что, вы считаете, если граждане берут для себя греческий паспорт или швейцарский, или, не знаю там, английский – они идентифицируют себя по национальному признаку? Это глубочайшее заблуждение.

Одно дело внутренняя национальная самоидентификации и совсем другое - идентификация на уровне государства. Между прочим, единственное государство, которое произвело это разделение самым четким и последним образом – это США. Конечно, для этого там были предпосылки: никто не мог сказать, что, мол, мои предки прожили здесь пятьсот лет. Но, с другой стороны, все приехавшие имели свою национальную традицию. И это был один из главных вопросов, вокруг которого велся спор при создании США: а не сделать ли отдельные кантоны? Чтобы здесь были только испаноговорящие, там только англоговорящие и так далее. И принципиальное решение Джефферсона заключалось в том, что это абсолютно недопустимо, поскольку приведет к разрушению страны. И именно его решение стало предпосылкой к созданию единственно реальной мировой империи.

- Значит ли это, что США – именно та страна, которая вам нравится больше всего?

- Вы знаете, я вам отвечу иначе. И думаю, что тогда вам многое станет ясно. Я задумался над тем, как бы одним словом охарактеризовать ту или иную страну. Одним-единственным словом, которое отличило бы эту страну от остальных. США – это свобода. Англия – консерватизм. Франция – шарм. Италия это Рим. Германия – порядок. При этом я никогда не задумывался над тем, каким словом определяют Россию.

Однажды я разговаривал на эту тему со своим приятелем. Он родился в Киеве, жил там до восьми лет. Потом уехал в Канаду с родителями и прожил там тридцать лет. Потом вернулся в Россию уже в качестве сотрудника крупной финансовой компании и прожил здесь пять лет. И вот он задает мне этот вопрос: как я думаю, каким одним словом можно охарактеризовать Россию?

Неожиданно я понял, что никогда не задумывался над этим. Ну понятно, что Россия это родина. Как сказать более точно тем, кто здесь родился? А он прожил там тридцать лет и уже смотрит как бы снаружи. И вот он говорит: Россия, если одним словом, это – экстрема. Максимализм. И я абсолютно с этим согласен.

Как-то так получилось, что я очень долго откладывал для себя чтение Бердяева. Мне казалось, что я еще не готов, что мне не очень будет интересно. И вот недавно я прочитал Бердяева и прочитал очень вовремя для себя. Мне везет: я читаю книгу именно тогда, когда она мне очень важна. И Бердяев совершенно четко пишет именно об этом: мы, русские – максималисты. И русский идеализм связан именно с максимализмом.

Посмотрите на русскую историю, даже самую ближайшую. Если плановая экономика, так она уж до конца плановая. Если уж рыночная так до самого предела. И так на самом деле во всем. И тут же я вспомнил слова Квасневского, польского президента. Как-то при встрече он мне говорит: слушай, ты знаешь, очень странно, поляки и русские – славяне, а  такие разные. Мы, говорит, поляки, бьемся до первой капли крови, а русские – до последней.

Абсолютно точно. Опять то же самое. И если говорят о русской национальной идее, которая вдруг да перейдет в нацизм, то это опять будет такая абсолютная крайность, перед которой немецкий нацизм покажется цветочками. Весь мир содрогнется.

- Так что, вы считаете, что России не нужна национальная идея?

- Если рассуждать серьезно, то такая огромная страна как Россия не может жить без национальной, без государственной идеи. Я имею в виду Россию как цельное государство, которое будет продвигаться вперед и прогрессировать.

У нас была национальная государственная идея – построение коммунизма. Сейчас эта идея разрушена.Нам сказали: вашей новой идеей будет демократия, будет рынок. Извините, но это не идея. Это – средство для достижения какой-то цели. Какой?

Национальную идею придумать нельзя, сколько бы институтов для этого не создавать. Ее можно только поднять с земли. Она там и лежит. Это идея национал-патриотическая. Абсолютно ясная для общества. И вообще в любом обществе в любой кризисной ситуации появляется эта идея. И это совершенно нормально. Россия в этом смысле не является исключением. Есть идея и при некоторых условиях она сформируется в идеологию. Всё.

Спрашивается, а что, больше ничего нет? Ничего другого? Отвечаю: глубоко убежден, что есть. И это не та идея, которая формулируется через отрицание того, что нас не устраивает, да? Я построю короткую логическую цепочку, из которой вы заключите, что такая идея действительно есть. Что она абсолютно необходима для России. Что она лежит на поверхности. И что если она не будет реализована, мы превратимся в нацистское государство, которое в конечном счете распадется, потерпев абсолютный крах.

Но сначала давайте вернемся к некоторым истокам. Что такое империя? Империя это страна, которая распространяет свою культуру и мировоззрение на огромную территорию земного шара. В мире есть всего одна империя – это США. Россия никогда не была империей в масштабах планеты – только в масштабах региона. Да, она многих объединила русским языком, русской культурой, которая тоже специфична, поскольку вбирала в себя другие культуры. Но на межконтинентальном пространстве Россия империей не стала. Почему? В чем причина успеха Соединенных Штатов?

- Вы пытались разобраться и в этом?

- Да, я очень внимательно читал и Конституцию США, и изучал их историю. Конечно, я стараюсь очень упрощать, но вот мой вывод. Я думаю, что Конституция США есть проекция Библии на тот мир двести лет назад, когда она принималась. Самое главное в Библии Джефферсон для себя прочитал так: Господь создал всех людей разными. Зачем Он так сделал? Только с одной целью: чтобы они могли ошибаться. И чтобы другие видели эти ошибки и таким путем уже не шли. Другое дело, что человек такое животное, которое учится не на одной ошибке, а на миллионе их, прежде чем понять, что идти надо в другом направлении.

И Джефферсон понял, что минимальная система ограничений человеческой разности – это десять библейских заповедей. Это и есть свобода. Свобода – это минимальная система внутренних ограничений десятью заповедями. Через это не должен перешагивать ни один человек.

Когда Джефферсон это сформулировал, он рассуждал дальше. А что такое государство? Государство – собрание миллионов людей. Вот мы с вами сидим, и я должен приехать в галстуке и в белой рубашке, а не в домашнем халате. Когда собирается тысяча человек – еще одни ограничения. Когда миллион – еще. И Джефферсон говорит: ага, ограничения вводить придется.      Но это должна быть минимальная система ограничений. И при этой минимальной системе общество самоорганизуется так, что будет двигаться поступательно.

Это, мне кажется, удивительное достижение мысли того времени: дать людям максимальную свободу. В России этого вообще никогда не понимали. Вместо свободы в России – воля. Что-то среднее между анархией и свободой – что хочу, то и делаю.

В итоге, в Америке возникла политическая нация, где всем гарантированы равные права. Россия же никогда не могла взять этот барьер. При царе-батюшке – вероисповедание в паспорте, черта оседлости для евреев, цыган, кавказцев, еще кого-то, наместники. При советской власти паспортная система, прописка, то есть черта оседлости уже для всех без исключения. В паспорте графа “национальность”.В национальных республиках вторые секретари партии – русские: “старшие братья” при “младших” и так далее. И при всем том поразительно, что за триста лет своей цивилизации Россия не породила ни одного политического лидера, который бы осознал эту проблему во всей ее глубине и сказал: “О-о!.. Да это же центральная проблема!”

Почему распался Советский Союз? Одни говорят: Горбачев виноват. Другие говорят: Ельцин виноват. Глупцы… Да посмотрите на карту, и вам все будет ясно. СССР распался ровно по национальным образованиям. Значит, а триста лет так и не смогли создать единую общность народов. А как сегодня распадается Россия? Не с Дальнего Востока, наиболее удаленного от Москвы. Она распадается с Чечни, Дагестана, Калмыкии…

Зачем искать в черной комнате черную кошку, которой там нет? Зачем мудрить? Осознайте факт, что пока не будут реально перемешаны все народы, пока идея общности народов не победит национальную ограниченность – России как великого и могучего государства существовать не будет.

Но, конечно, не насильно перемешивать, не сталинскими переселениями народов, а интеллектуально. Для этого мозги нужны, нужны ответственные политические лидеры, которые бы поняли, как это надо сделать.

Кто чей кукловод в России?

Это интервью у Березовского бралось в то время, когда нынешний и.о.президента Путин занимал должность председателя ФСБ. Именно тогда Березовский начал войну против ФСБ, заявив, что эта организация, преемник всесильного КГБ, пыталась его, Березовского, убить. Был большой скандал, публичные заявления Путина по этому поводу. Интересна часть интервью Бориса Абрамовича, посвященная его отношениям с Путиным. Сегодня они в одном стане. Более того, их объединяет политический стиль. Когда на смену публичной политике в России идет закулисное решение всех вопросов. То, что на языке “органов” называется “спецоперациями” и “активными мероприятиями”, и одновременно то, что позволяет многим называть Бориса Березовского “черным кардиналом Кремля”.

- Какие у вас отношения с ФСБ и лично с Путиным?

- Я не против ФСБ. ФСБ – это важнейший инструмент государства, который надо всячески укреплять. Но я против того, во что ФСБ то и дело превращается. К сожалению, так и не произошло коренной трансформации этой организации в инструмент демократического общества.

Хочу сказать о моих отношениях с Александром Литвиненко, который публично заявил, что ФСБ поручило ему меня убить. Я был вызван к нему после покушения на меня в 1994 году. Так началось наше знакомство. С первой же встречи я понял, что он абсолютно честный и преданный делу человек.

По каким-то причинам он поддерживал со мной отношения и дальше. Я считал, что это у ФСБ такой способ взаимодействия с интересующими их людьми. И к этому я тогда относился вполне нормально.

Я, действительно, давно знаю Путина. Я познакомился с ним в 91-м году и хочу сказать, что он, с моей точки зрения, очень редкий чиновник – он абсолютно честный. Я знаю, как все это время чиновникам было трудно оставаться честными людьми, как слишком много было соблазнов, и слишком мало чиновников остались честными. Это моя точка зрения. И вот Путин безусловно относится к их числу.

Информацию о готовящемся в ФСБ покушении на меня я передавал и предшественнику Путина в ФСБ Ковалеву. И самому Путину неоднократно говорил об этом. Он не реагировал. И тогда я честно ему сказал: “Владимир Владимирович, я буду вынужден публично высказать свою позицию, потому что иначе вашу организацию не расшевелить. Я надеюсь, что, встав во главе ФСБ, вы не стесняетесь наших отношений. Чтобы не стесняться и дальше, давайте не путать наших деловых отношений с дружескими. Отделим одно от другого. Я выступлю с открытым письмом в ваш адрес, а вы – с открытой своей реакцией на него.

А спекуляции на тему, что Березовский борется с ФСБ – это из той же области, что Березовский “заказал” Листьева, Березовский “заказал” Старовойтову и так далее.

Быть олигархом.

Кто-то из великих сказал: “В основе всякого большого богатства лежит большое преступление”.Наверное, это тем более верно для пост-коммунистической России, где каким-то образом с зарплаты младшего научного сотрудника в одночасье возникали совершенно сумасшедшие состояния. Считают, что одно из самых больших из них принадлежит Борису Березовскому. Начало ему было положено в тот день, когда Березовский, один из служащих АВТОВАЗа, попросил у директора фирмы Владимира Каданникова 10 тысяч рублей на раскрутку дочернего предприятия. Другой вопрос: каким образом тысяча рублей превращается за несколько лет в миллиард долларов?

- Как происходил процесс превращения рядового доктора наук во всемогущего олигарха?

- Переход от научной работы к бизнесу произошел абсолютно мгновенно. Я вышел из дверей института и потом заходил туда раз в полгода, не чаще.

Сначала, конечно, было наивное представление, что именно наши профессиональные знания и есть основа для бизнеса. Мне нравилось тогда делать то, что я делал. Мы создавали программное обеспечение, которое упрощало проектирование разных сложных систем. Лоббировали свой продукт через Госкомитет по науке и технике, чтобы тот распространяли на все научно-исследовательские институты. Это приносило какие-то деньги, но, конечно, небольшие.

Потом стало ясно, что бизнес – это просто умение легально зарабатывать деньги. И совершенно неважно, чем при этом заниматься. Главное, чтобы это было нужно рынку.

Для советского человека символом свободы был автомобиль. Я понял, что люди готовы выкладывать последние деньги, чтобы купить автомобиль, который был страшным дефицитом. И, создав ЛОГОВАЗ, мы первые в Советском Союзе создали предпосылки для цивилизованного рынка автомобилей. Ввели совместно с Мерседес и Даймлер-Бенц всю технологическую цепочку от покупки-продажи до ремонта автомобилей.

Другое дело, моя внутренняя трансформация. Самым сложным оказалось исчезновение прежних, сугубо материальных целей. К 42 годам у меня был автомобиль пополам с моим приятелем Лёней Богуславским. Автомобиль этот нам достался от поэта Андрея Вознесенского, который купил себе новый. Мы его отремонтировали, и неделю на нем ездил Лёня, а другую неделю я. И были абсолютно счастливы.

Когда мы в 1989 году создали компанию ЛОГОВАЗ, очень мало людей в СССР верило в возможность частного предпринимательства. Думали, что оттепель кончится, власти всё прихлопнут, а вас буквально на следующий день посадят. В этих условиях мы, действительно, за очень короткое время заработали очень много денег.

Что значит – много? Много это значит, что ты можешь купить столько автомобилей, сколько хочешь. Пойти или поехать туда, куда хочешь. И так далее. Для советского человека, какими мы все были, это означало шок. Я сам год копил деньги на цветной телевизор. Это было нормально. И вдруг в один день возникают совершенно иные возможности. И многие люди при этом сломались. Если у тебя не было иных ценностей, кроме приобретения, ты погибал. Одни спились, другие купили себе недвижимость очень далеко от Москвы и там сгинули. И так далее. Лично я резко переформулировал свои цели. Конечно, мне было легче, поскольку я работал с крупнейшей в СССР фирмой – с АВТОВАЗом.

- Да, это ведь тоже причина быстрого обогащения: эксплуатация в личных целях государственной собственности.

- Конечно, мы эксплуатировали возможности АВТОВАЗа. Вначале капитал его был большой, потом уменьшался, перетекая в ЛОГОВАЗ, это естественно. Да, так шла приватизация. Один мой близкий знакомый,Лёня Вальман, ныне живущий в Америке, точнее всех сказал, как будет развиваться приватизация в России. Он сказал, что та будет происходить в три этапа. На первом этапе будет приватизироваться прибыль, на втором этапе будет приватизироваться собственность, на третьем этапе будут приватизироваться долги. Абсолютно точно.

Если говорить без лицемерия, то, конечно, все совместные предприятия, выросшие рядом с гигантами, их эксплуатировали. Другой вопрос, как это происходило - законно или незаконно. Наша заслуга в том, что, прекрасно понимая, как общество будет реагировать на появление класса собственников, на то, что одни становятся богаче, а другие беднее, и, в конце концов, все будет расследовано под микроскопом – мы с самого начала имели мощную юридическую основу под всеми действиями.

У вас, надеюсь, нет сомнений, что все мои действия потом исследовались досконально. И до сих пор у тех, кто пытался покончить с моим бизнесом и со мной лично, ни одного реального аргумента против меня нет.

- Ладно, пусть юридических аргументов нет. Но считаете ли вы справедливым, что невероятные объемы государственной собственности уходили совершенно задаром в частные руки?

- Я глубоко уверен, что не существует справедливого перераспределения собственности. Доказываю тривиально. Я, как доктор наук, получал зарплату 500 рублей в месяц. Я уже говорил, как копил на цветной телевизор, на автомобиль. А стал владеть собственностью, стоимость которой трудно оценить – нефтяные компании, телевидение и так далее. Понятно, это рынок, вчера стоило миллиард, а сегодня – ничего. Но тем не менее, это очень большая собственность. И что, я посчитал, что все классно произошло? Да нет, конечно. Я недоволен, что где-то Гусинскому досталось больше, где-то еще кому-то досталось больше. Я пытаюсь конкурировать с ними, бороться. То есть и я не считаю, что собственность распределена справедливо. Что же говорить о людях ,которые не только ничего не приобрели, но еще и потеряли, стали жить хуже? Хотя, думаю, что в огромной степени эта удовлетворенность определяется не реальными событиями, а менталитетом людей.

- А в чем вы видите свои принципиальные расхождения с другими олигархами, с Гусинским, например, с которым вы наиболее жестко конкурируете?

- У нас с ним по-разному расставлены приоритеты. У меня политический приоритет абсолютно доминирует над экономическим. У Гусинского наоборот: экономический приоритет доминирует над политическим. Наше главное различие, что я не извлекаю прибыли из политики. Мне ничего не стоило иметь с Лужковым суперблестящие отношения. У меня в Москве нет никакого бизнеса, хоть я в свое время мог его построить. Я не пытался ради прибыли улучшать свои отношения с Примаковым. То же с использованием СМИ.

Это не упрек Гусинскому, но у нас разные подходы. Главным для себя я определил занятие политикой. Гусинский выбрал путь бизнесмена и последовательно идет по нему. Понятно, что за этим стоят разные амбиции. Я часто привожу пример, как Андрею Дмитриевичу Сахарову задали банальный вопрос: “В чем смысл жизни?” И Сахаров ответил: “Смысл жизни – в экспансии”. Гениальная мысль, поскольку конструктивная.

Начнем с того, что большинство людей обладает половым инстинктом, который ведет к биологической экспансии. Далее это внешняя экспансия оборачивается идеологической своей стороной: я хочу утвердить свою точку зрения. А есть еще внутренняя экспансия: жизнь в согласии с собой и с Богом. Для большинства людей экспансия связана со словом “агрессия”.Но это – разрушение. А есть – расширение. И есть еще более главное. Экспансия как увеличение порядка в мире, внешнего и внутреннего порядка. То есть в какой-то момент мы уменьшаем внешнюю агрессивность за счет внутреннего упорядочения мира, в котором живем. Вот, в чем для меня смысл жизни.

Это есть наш последний…

Кажется, что Борису Березовскому внутренняя экспансия еще долго не будет грозить. Каждый день приносит нам известия о все новых его инициативах. Понятно, что по законам социальной физики, каждое его действие встречает не меньшее противодействие со стороны многочисленных противников. Но Березовского не остановить. Представляется, что решающим моментом в его биографии “нового русского” стало неудачное покушение на него в 1994 году. Тогда-то о главе ЛОГОВАЗа, “приватизировавшего” денежки поверивших в фирму вкладчиков, узнали все. Автомобиль, в котором ехал Березовский, взорвался. Шофер погиб, Березовский чудом спасся, выскочив из горящего лимузина. Пересидев за границей, он вернулся в Россию, и это, пожалуй, был совершенно новый Березовский. Готовый идти во всем до конца. Поверивший в свою звезду. Пора заканчивать нашу беседу.

- У вас не было ощущения, что в какой-то момент поток жизни подхватил вас и понес за собой, и вы уже не вольны в себе?

- У меня никогда не было ощущения, что меня несет поток. У меня есть ощущение, что я всегда принадлежал сам себе. В жизни у меня было несколько учителей. Одни научили добру. Другие научили тому, что в мире есть зло. Я, как любой нормальный человек, зла почти не помню, а помню добро. Один из моих учителей это выдающийся русский ученый Вадим Александрович Трапезников. Я двадцать пять лет проработал в институте, который он возглавлял, а последние десять из них был просто очень близок к нему. Это был настоящий аристократ, человек совсем иной, ушедшей породы, иного измерения. Как говорил Битов, аристократ от интеллигента отличается тем, что у него экономическая мотивация не является доминирующей.

И был еще Борис Давыдович Ланда, ученый, давший мне импульс – не быть в стаде. А для этого смотреть на все происходящее как в первый раз. В этом смысле у меня есть классический пример. Я был однажды на свадьбе, на которой были три наших замечательных юмориста – Задорнов, Ширвиндт и Жванецкий. Задорнов прочитал свой текст. Видно, что человек придумывал. Один раз услышать – очень смешно. Второй раз слушать невозможно. Потом Ширвиндт. Импровизация в каждом слове, в каждом жесте, но это всегда он. И Жванецкий. Абсолютно иное измерение. Взгляд откуда-то не отсюда. Рассказывает просто эпизод из жизни. Говорит: “Я недавно женился, молодая жена, возвращаюсь домой поздно, она уже спит. Я раздеваюсь, ложусь к ней в постель. Она во сне поворачивается ко мне: ”Миша, это ты?..””

Ну что он рассказал. Абсолютно ничего. Кто бы другой это заметил? Я это к тому, что очень важно не сбиться со своего внутреннего камертона, не разменять себя ни на что.

Сегодня для России главный дефицит – политик, который оставался бы самостоятельным. Когда Рейгана избрали президентом США, проводили опрос общественного мнения. Людей спрашивали: почему вы проголосовали за Рейгана? Подавляющая часть ответила: мы проголосовали за него, потому что в течение двадцати лет он говорил одно и то же.

Январь 2000 года (по интервью 1998 года)

Прогул школы

17 января. Он сочинил теорию, что Бог придумал школу лишь для того, чтобы у самых умных и сильных хватило ума ее прогулять. Потому что тогда является чувство, что у тебя под ногами нет земли. А это и есть праздник угнетенного народа, как говорили классики революционной борьбы и гегелевского слома форм.

Снегопад не потоп. Только люди больше становятся похожи на муравьев, тщательнее ставят ноги на снег и лед, медленнее движутся, а оттого кажутся более задумчивыми. Надоело, поди, быть в людях? А решишься ли на смерть, а? То-то и оно…

Облачность, заслонявшая небо, слегка раздалась в стороны, особенно по краям, где обозначился бежевый цвет с проголубью. Облака стали похожи на дым, чью семитскую кучерявость не отметил бы только ленивый. Но поэты ленивы.

Решили вдвоем после завтрака поехать на электричке за город, погулять вокруг пруда, подышать мокрым воздухом, поскрипеть снегом, потом, если будет настроение, зайти на дачу к знакомым, купив у станции что-нибудь к чаю. Все это было за много лет уже много раз, но казалось, что если не случится еще и сегодня, то задохнешься от нехватки кислорода. Казалось, что больше такой субботы не будет, когда можно на все наплевать и исчезнуть из дома в неизвестном, хоть много раз истоптанном направлении.

После завтрака и просмотра программы новостей по НТВ желания куда-то ехать поубавилось. К тому же и небо потемнело, и ветер в щелях опять затянул свою камаринскую песнь. Прогулка превращалась в специальное предприятие, из которого неизвестно когда и вернешься. К тому же должен был прийти из школы сын и тут же уехать на подготовительные курсы, а ни обеда для него не было готово, ни денег не было на дорогу и на цветы знакомой девочке, которая вечером уезжала к себе домой в Омск. Понурая прогулка вокруг кратовского пруда была еще и попыткой закрыть глаза на собственное ничтожество.

Когда он написал эти слова, солнце, вдруг выбравшись из-за туч, осветило экран компьютера, тут же, впрочем, спрятавшись обратно на две недели. Но знак был дан и воспринят. При этом он вспомнил чьи-то слова, что Бог это сумасшедший, подающий нам знаки, а мы – еще большие сумасшедшие, пытающиеся эти знаки разгадать.

Он вспомнил, как вчера вечером, открыв окно в комнате, долго нюхал мокрый вечерний воздух, не мог оторваться. Нюханье напрямую связано с душой, ничего тут не поделаешь, разве что вырвать вон душу.

Теперь же, прислушиваясь к ветру, он думал, что брюзжать на все вокруг не надо много ума, как и принимать окружающее всерьез. Еще думал, что привязанный государственным приказом кто к спорту, кто к науке, литературе и искусству, кто к производству самолетов, народ, почувствовал смуту и слабость власти и разбежался в разные стороны, подобно холопам. Тут-то государственных крепостных и отличили – от кого? От крепостных природных? Наполеон владел ситуацией, пока мог формулировать, думал он.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Дневник похождений