Игорь Шевелев
Последний дневник
Двести двадцать пятая большая глава «Года одиночества»
I.
"Извини за почерк, это я с утра плачу, настроение такое. Как в похабном
анекдоте, которая рассказала мне вчера дочка. Женщина пишет врачу-сексологу: "У
меня муж - маньяк. Только я поворачиваюсь к нему задом, он пристраивается и...
Ой, извините за почерк, опять он". Ты написал, что твой разрыв со мной - это
твои отношения с Богом. Что ты разорвал не со мной, а с тем, что было в тебе
живого. Что отныне и навсегда ты не человек наслаждающийся, что все кончено. Я
понимаю, что глупо теперь спрашивать: а обо мне ты подумал? а я как? Я могу не
жить, это понятно. Я бы сейчас помолчала лучше, но ты моего молчания не
услышишь, ты можешь услышать его, только пока я говорю. Все как-то странно. Я
счастлива, что ты жив. Я видела вчера, как ты гуляешь. Я рада, что ты не поменял
времени, когда прогуливаешься. Мне даже показалось, что и ты меня заметил и даже
кивнул, у меня глаза были полны слез, и я видела неотчетливо. Может, мне этого
будет и достаточно. Даже наверняка. Я понимаю, что ничто не должно мешать
правильному движению твоего отчаявшегося духа. Это не издевка, поверь, просто
слова так выстраиваются, ты знаешь, как это бывает. Ты прав, я с тобой и на пути
твоего подвига. Дай тебе Бог силы. Я не могу висеть на тебе, когда ты бьешься с
вечностью. Опять извини за неточные слова. Помнишь как твоя мама говорила мне:
"Как тебе повезло, девочка: он ведь не так часто моется, но как же от него
хорошо всегда пахнет!" Да, от тебя пахнет замечательно. Мне остаются для речи
только такие пустяки. Помнишь, я сказала, что ангела узнаешь по запаху, а ты
отмахнулся, потому что знал, что я опять тебя имею в виду. Ты прав, в философии
нет запахов, поэтому ты угодил было в расставленные людьми неправильные силки, а
теперь вывернешься и пойдешь, куда надо. Уже без меня. Меня туда не берут. Я
понимаю".
225.1.
Вчера, вроде бы, начали говорить о выводе войск из Грузии. При этом несколько
десятков российских танков и БТР днем двинулись по дороге на Тбилиси. Опять
стало казаться, что все кончено. Позвонила с утра Фаина Гримберг. Хотела
скрасить наши отношения после переписки в ЖЖ, но я не стал говорить с ней,
сказал, что все хорошо, но говорить не могу.
Вот ее запись НЫНЕШНИЕ СОБЫТИЯ НЕМНОГО НАПОМИНАЮТ МНЕ ИЗВЕСТНУЮ "МАЛОАЗИЙСКУЮ КАТАСТРОФУ" В НАЧАЛЕ 20-Х ГОДОВ 20-ГО ВЕКА, СЛУЧИВШУЮСЯ ВСЛЕДСТВИЕ АВАНТЮРИСТСКОЙ ПОЛИТИКИ ВЕНИЗЕЛОСА. ВЕНИЗЕЛОС ПОЛАГАЛ, ЧТО ТУРЦИЯ - ПРАВОПРЕЕМНИЦА ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ - СОВСЕМ СЛАБА И ПТОМУ ВОЗМОЖНО ОТКУСИТЬ ОТ НЕЕ БОЬШОЙ КУСОК - АНАДОЛ(АНАТОЛИЮ). ГРЕЧЕСКАЯ АРМИЯ ПРИБЫЛА НА КОРАБЛЯХ И ОККУПИРОВАЛА НЕМАЛЕНЬКУЮ ТЕРРИТОРИЮ. ГРЕЧЕСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ АНАТОЛИИ НЕМЕДЛЕННО СЫГРАЛО РОЛЬ "ПЯТОЙ КОЛОННЫ". ОБ ЭТОМ ПРОСТОДУШНО РАССКАЗЫВАЕТ, В ЧАСТНОСТИ, ПИСАТЕЛЬНИЦА ДИДО СОТИРИУ. ИСКРЕННИЙ РАССКАЗ О ТОМ, КАК НЕЗАДАЧЛИВЫЙ ФАБРИКАНТ ВАСИЛИС МАГИС ВООБРАЗИЛ, ЧТО СМОЖЕТ ОБОГАТИТЬСЯ, ПОТОМУ ЧТО БУДЕТ ПОЗВОЛЕНО ГРАБИТЬ ТУРОК. ПОЗВОЛЕНО БЫЛО. ОДНАКО ВДРУГ ВЫЯСНИЛОСЬ, ЧТО ТУРЦИЯ - НЕ ДОХЛЫЙ ЛЕВ, А ВПОЛНЕ ЖИВОЙ! КЕМАЛЬ АТАТЮРК ОРГАНИЗОВАЛ СОПРОТИВЛЕНИЕ И ВСКОРЕ ГРЧЕСКАЯ АРМИЯ БЫЛА ПРОСТО-НАПРОСТО ВЫБИТА В МОРЕ И ПОЗОРНО БЕЖАЛА. КЕМАЛЬ ОТДАЛ ПРИКАЗ НЕ ТРОГАТЬ ГРЕЧЕСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ АНАТОЛИИ, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ МНОГИЕ ПРЕДПОЧЛИ ЭМИГРИРОВАТЬ В ГРЕЦИЮ, ГДЕ ИХ, РАЗУМЕЕТСЯ, НИКТО НЕ ЖДАЛ! ЕВРОПЕЙСКИЕ ЛИБЕРАЛЫ ПРИНЯЛИСЬ ДРУЖНО ОБВИНЯТЬ ТУРЦИЮ; В ТОМ, В СУЩНОСТИ, ЧТО ОНА НЕ ПОЗВОЛИЛА ПОСТАВИТЬ СЕБЯ НА КОЛЕНИ! ВЕДЬ ЕВРОПЕЙЦЫ ПРЕДСТАВЛЯЛИ СЕБЕ ТУРОК ЖЕСТОКИМИ "ДИКАРЯМИ", ТАК ЖЕ, КАК СЕЙЧАС В США И ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ БЫТУЕТ ЗАЧАСТУЮ ОБРАЗ РОССИИ КАК "ДИКОГО МЕДВЕДЯ"... ПОПРОБУЙТЕ ЗАМЕНИТЬ "ГРЕЦИЮ" НА "ГРУЗИЮ"...ЕСТЬ СХОДСТВО...НО Я СОВЕРШЕННО РАЗОЧАРОВАНА В НАШИХ ЛИБЕРАЛАХ, ХОТЯ ЕЛЕНА БОННЭР И ПРЕЖДЕ БЫЛА МНЕ ОТВРАТИТЕЛЬНА. ВЕДЬ В ДАННОЙ СИТУАЦИИ РОССИЯ ПРАВА!
Я не выдержал и ответил:
Ну, Фаина, запишите и меня в "Елены Боннэр": империя зла должна быть разрушена.
Впрочем, это и был первый шаг. Года через два вернемся к теме
Она:
НУ, ИГОРЬ! ВЕДЬ ЭТО НЕ "ИМПЕРИЮ ЗЛА" ХОТЯТ РАЗРУШИТЬ, А РОДИНУ НАШЕГО С ВАМИ
РОДНОГО ЯЗЫКА! И НИЧЕГО НЕ РАЗРУШАТ! ВОН ТУРЦИЮ НЕ УДАЛОСЬ ВЕДЬ РАЗРУШИТЬ!
Я:
Фаина, язык-то Толстого, а не подонков, которые нас всех
опускают
Она: НО В ДАННОМ КОНКРЕТНОМ СЛУЧАЕ МНЕ ХОЧЕТСЯ УЗНАТЬ ВАШЕ МНЕНИЕ ПОДРОБНОЕ О СИТУАЦИИ!
Я:
Фаина, подробно сложно, потому что слишком много внутри слов и эмоций. Самое
поразительно, что Вы увидели ситуацию так. Во-первых, все было спланировано, и
сейчас в Кремле говорят, что «все идет по плану». Все это сообщалось, хоть и
мельком: взрыв автобуса с грузинскими полицейскими, настойчивые обстрелы,
провоцирование в тот момент, когда Грузия кипела, восстановление железных дорог
в Абхазии для подвоза техники и людей и пр. Еще за несколько дней, когда речи ни
о чем не было, мне говорили, что срочно надо переводить рубли в валюту, будет
война, - какая война, с кем?! Во-вторых, геббельсовская пропаганда о жертвах и
трауре. Понятно, что тема деликатная, и десять погибших это много, но когда
твердят о двух тысячах, а убиты единицы, - это что? Представляете, как бы
показывали эти трупы, а не двух-трех плачущих старушек. И нынешние беженцы – 80
тысяч грузин и 20 тысяч осетин, и мародеры в грузинских селах, и гибнущие там
старики, что остались в горящих деревнях, и все, что показывает наше
телевидение... Тут удивляет, что некоторые мои знакомые в это все верят. А вот,
кстати, и возможная реперная точка для ваших занятий историей – Цхинвали, как вы
догадываетесь, был доверху забит российским оружием. Сейчас оно все разграблено
русскими же «ополченцами» и через пару дней всплывет в центре России и в Москве.
Вот и средства для начала горячего распада самой России.
Тут разница между тем, что впаривает наша пропаганда, и тем, что видит остальной
мир. Почитайте статьи ведущих газет мира на иносми.ру – шок от России больше,
чем от Праги, Будапешта, Афганистана и Чечни. Это основной результат войны –
Россия вне мирового сообщества. Вы говорили о Турции, побившей греков в 1920-х
годах. Я не знаю историю. Но, кажется, что за Турцию была как раз советская
Россия: Ататюрк и Ленин – два вождя навек, что-то такое. Сегодня за Россию –
Иран, Аль-Каеда, Куба и Корея. Союзники весьма проблемные. Почитайте
редакционные статьи Уолл-стрит джорнал и всех остальных о Вове-Наполеоне. Россия
вне мирового сообщества – вот первый результат войны. Сумасшедшие вожди в Кремле
это самое то, что сейчас нужно.
А наша реальная сила видна сейчас на Олимпиаде. Единственных два золота принесли
чеченец и ингуш, борцы. У большой семьи 19-летнего чеченца два раза уничтожали
дом в Грозном в первую и вторую войны. Он спрашивает, строить ли на призовые
новый дом или его опять уничтожат? А вся остальная сборная по всем видам трещит
по швам. Начиналось, что медалями закидаем, 80 завоюем. Сейчас ясно, что хорошо
бы – 30, и место где-нибудь среди десяти первых стран, и медалей на порядок
меньше, чем Китай и США. Все проигрывают, сегодня девушки даже грузинкам
проиграли в пляжный волейбол. Просто в спорте не солжешь, если уже и допингом не
накачаешь.
Сообщение сумбурное, но Вы основное поняли. А для меня загадка, как этого можно
не видеть. Вот бы Вы объяснили.
Она:
ВЫ НАРИСОВАЛИ ОЧЕНЬ УБЕДИТЕЛЬНУЮ КАРТИНУ. Я СМОТРЮ ПРОСТО С ПОЗИЦИИ ИСТРИЧЕСКИХ
АНАЛОГИЙ. ВОТ ЧТО У МЕНЯ ПОЛУЧИЛОСЬ: ПОСЛЕ КРУШЕНИЯ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ
ОБРАЗОВАВШИЕСЯ "НЕЗАВИИМЫЕ" ГОСУДАРСТВА УСТРЕМЛИСЬ ОТНИМАТЬ У НЕЕ КУСКИ
ТЕРРИТОРИИ.ПОЗИЦИЯ ТУРЦИИ БЫЛА ОДНОЗНАЧНА: ИЛИ ОНА БУДЕТ СУЩЕСТВОВАТЬ, ИЛИ НЕТ.
ОНА ТОЖЕ ОЧУТИЛАСЬ "ВНЕ МИРОВОГО СООБЩЕСТВА", ПОСКОЛЬКУ ЕЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ НИКОМУ
НЕ БЫЛО НУЖНО! ДА, СОВЕТСККАЯ РОССИЯ ПРОТЯНУЛА РУКУ ПОМОЩИ, НАКОНЕЦ-ТО ПОНЯВ
СВОЕ СХОДСТВО С ТУРЦИЕЙ! ТРАГЕДИЯ В ТОМ, ЧТО "МИРОВОМУ СООБЩЕСТВУ" НЕ НУЖНА
РОССИЯ, НО ОБНАДЕЖИВАЕТ ТО, ЧТО С СУЩЕСТВОВАНИЕМ ТУРЦИИ "МИРОВОЕ СООБЩЕСТВО" ВСЕ
ЖЕ СМИРИЛОСЬ...НО Я ВПЕРВЫЕ СЛЫШУ, ЧТОБВ В СВЯЗИ С ВОЙНОЙ ЗАПАСАЛИ ВАЛЮТУ,
ТРАДИЦИОННО ЗАПАСАЮТ СОЛЬ, МЫЛО И СПИЧКИ! МОЖЕТ БЫТЬ, Я НЕ ПРАВА! ТОГДА ХОТЕЛА
БЫ УСЛЫШАТЬ ВАШУ КРИТИКУ МОЕЙ ПОЗИЦИИ!
Я:
Фаина, про валюту ничего не скажу, поскольку август еще не кончился и даже за
середину не перевалил, а мои одиночные гонорары в нее не конвертируются, как,
наверное, и Ваши. С исторической перспективы тоже очень хочется наблюдать, да
грехи не позволяют, придется замаливать. Чем немедленно и займусь.
Она:
МОЖЕТ БЫТЬ, ТО, ЧТО Я СМОТРЮ С ПОЗИЦИИ ИСТОРИЧЕСКИХ АНАЛОГИЙ, МЕШАЕТ МНЕ? КАК ВЫ
ПОЛАГАЕТЕ?.. МЫ ГОВОРИЛИ О РОДНОМ ЯЗЫКЕ.НО НЕ БУДЕТ ГОСУДАРСТВА, НЕ БУДЕТ И
ЯЗЫКА! НЕ БУДЕТ У НАС С ВАМИ НАШЕГО ЯЗЫКА, И МЫ - УЖЕ НЕ МЫ! ДА, ПОСЛЕ КРУШЕНИЯ
РИМА ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ПРОДОЛЖИЛАСЬ, НО БОЭЦИЮ В НЕЙ НЕ БЫЛО МЕСТА...Я ВСЕГО
ЛИШЬ ПОНИМАЮ, КАК ТЕСНО НАШИ ЛИЧНОСТИ СВЯЩАНЫ С РОССИЕЙ. ПОМНИТЕ КОНЦОВКУ
"МАВКИ"?МЫ НЕ ПЕРЕЙДЕМ В КАКУЮ-ТО НОВУЮ ИСТОРИЮ, МЫ КАК ЛИЧНОСТИ ТВОРЧЕСКИЕ
ПОГИБНЕМ...ЭТО ПУГАЕТ! МНЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ, ЧТО ДА, ЭТО ТРАГИЧНО, НО МЫ - ЧАСТЬ
ТОГО, ЧТО "ВНЕ МИРОВОГО СООБЩЕСТВА"...
Я:
Да нет, я думаю, что смотреть с точки зрения исторических аналогий только
помогает человеку. Что касается того, что мы не будем мы, так "чувствуя подлость
во всех членах", как заметил Пушкин после разговора с Николаем Павловичем, мы,
вроде, тоже не совсем мы. А этой подлости уже чересчур, до предела и выше. Для
меня все более очевидно, что Россия это прореха на человечестве, опять же
вспоминая классика, а латать эту прореху кириллицей - занятие настолько
парадоксальное, как, скажем, христианство, что ставить его себе в заслугу и
оправдание вряд ли возможно. Есть ли место человеку в фашистском государстве, он
ли в нем - он? Как сказала Лера: вот третий Рейх и четвертому не бывать. Что
касается Рима, то у него побольше заслуг перед цивилизацией, чем у России
(несмотря на его гадкость), это точно. Я-то думал, что мы в Тартарии, то есть по
другую сторону Рима. Какой Боэций, о чем Вы? Вне цивилизации нам скоро предложат
быть и особой человекообразной обезьяной. Я бы предпочел быть просто обезьяной,
без особого пути, а, впрочем, упокоимся скоро и обычным способом, чего уж тут
выдумывать...
Спокойной ночи, как сказал еще один писатель.
Она:
НЕ СЕРДИТЕСЬ, ИГОРЬ! ПРИ ВСЕМ ОГРОМНОМ УВАЖЕНИИ К ВАМ, СОГЛАСИТЬСЯ НЕ МОГУ! КТО
ПРОРЕХА НА ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ? Я? ВЫ? АНДРЕЙ, КОТОРОГО Я ЛЮБЛЮ?
225.2.
Вчера же Коля Клим. звонил, приехав на день с дачи в городскую квартиру, и среди
прочего поинтересовался, чего я волнуюсь, не грузин же.
Фаина написала новый пост:
ФАКТИЧЕСКИ НЫНЕШНЯЯ ГРУЗИНСКАЯ РЕСПУБЛИКА - СОВСЕМ НОВОЕ ГОСУДАРСТВО. ЛЮБОПЫТНО,
КАКОВЫ БЫЛИ ГРАНИЦЫ ГРУЗИНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ, ПРОСУЩЕСТВОВАВШЕЙ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ
1917 ГОДА , КАЖЕТСЯ, ГОДА ДВА... ДО ЭТОГО НЕПРОЧНОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО
ОБРАЗОВАНИЯ НИКАКОГО ГРУЗИНСКОГО ГОСУДАРСТВА, В СУЩНОСТИ, И НЕ БЫЛО. НАИБОЛЕЕ
УСТОЙЧИВЫМ ФЕОДАЛЬНЫМ ОБРАЗОВАНИЕМ ЯВЛЯЛОСЬ КАРТЛИЙСКО-КАХЕТИНСКОЕ ЦАРСТВО, НО
ИМЕННО ЕГО ПРАВИТЕЛИ ПЕРЕДАЛИ СВОИ ТЕРРИТОРИИ В СОСТАВ РОССИИ И ОТКАЗАЛИСЬ ОТ
ПРАВ НА ПРЕСТОЛ.УЖЕ В 19-ОМ ВЕКЕ РОССИЯ ПРИНЕСЛА В ГРУЗИЮ РАЗНООБРАЗНЫЕ
ЕВРОПЕЙСКИЕ ИНСТИТУЦИИ: ПОЛИЦИЮ, УЧЕБНЫЕ ЗАВЕДЕНИЯ, ДОРОГИ, ПО КОТОРЫМ ВОЗМОЖНО
БЫЛО ПЕРЕДВИГАТЬСЯ, БОРЬБУ С ФЕОДАЛЬНЫМ РАЗБОЕМ, ОТМЕНУ КРЕПОСТНОГО ПРАВА,
УСТРОЕНИЕ БЫТА И КУЛЬТУРЫ НА ЕВРОПЕЙСКИЙ ЛАД... ТУТ СРАЗУ ВСПОМИНАЕТСЯ
ДАНИЛЕВСКИЙ - "РОССИЯ И ЕВРОПА", ПОТОМУ ЧТО ЯВИЛИСЬ ПОСТЕПЕННО И
ПОЛИТИКИ-СЕПАРАТИСТЫ,ТИПА ИЛЬИ ЧАВЧАВАДЗЕ, СФОРМИРОВАЛАСЬ МЕСТНАЯ СЕПАРАТИСТСКАЯ
ЭЛИТА...В 1991 ГОДУ ОБРАЗОВАЛОСЬ НЕЗАВИСИМОЕ ГОСУДАРСТВО ГРУЗИНСКАЯ РЕСПУБЛИКА.
ЕСЛИ Я НЕ ОШИБАЮСЬ, ОНО ИМЕЕТ ГРАНИЦЫ, УСТАНОВЛЕННЫЕ ДЛЯ ГРУЗИНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В
РАМКАХ СССР... НО ПОЧЕМУ ИМЕННО ЭТИ ГРАНИЦЫ? ИСТОРИЧЕСКИ ОНИ, ПО СУТИ, НИЧЕМ НЕ
ПОДТВЕРЖДЕНЫ... ПОЧЕМУ АБХАЗСКИЕ И ОСЕТИНСКИЕ ТЕРРИТОРИИ ДОЛЖНЫ ВХОДИТЬ В СОСТАВ
НЫНЕШНЕЙ ГРУЗИИ?..СОБСТВЕННО, ИСТОРИЧЕСКИ И НЫНЕШНЯЯ ГРУЗИЯ - ВЕСЬМА
ПООБЛЕМАТИЧНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ, КУЛЬТУРА И ПРОМЫШЛЕННОСТЬ, И СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
КОТОРОГО СОЗДАНЫ ОПЯТЬ ЖЕ В РАМКАХ СССР!..НА КАКИЕ ТЕРРИТОРИИ БЫВШЕГО СССР ИМЕЕТ
ПРАВА РФ? КАЖЕТСЯ, МНОГИМ В ЕВРОПЕ И США БЫЛО БЫ ПРИЯТНО, ЕСЛИ БЫ РФ И ВОВСЕ
ИСЧЕЗЛА С КАРТЫ МИРА...ПИСАТЕЛИ-ЭМИГРАНТЫ ИЗ СССР, ЖИВУШИЕ ТЕПЕРЬ В СТРАНАХ
ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ, ПРИЗЫВАЮТ ПРАВИТЕЛЬСТВА ЭТИХ СТРАН "НАЧАТЬ ДЕЙСТВОВАТЬ"! КАК
"ДЕЙСТВОВАТЬ"? СТЕРЕТЬ РФ С КАРТЫ МИРА?.. СРАВНИВАТЬ РФ И ПРЕДВОЕННУЮ ГЕРМАНИЮ
30-Х ГОДОВ, ПО-МОЕМУ, НЕЛЕПО. У МЕНЯ ОДНА АНАЛОГИЯ - ГИБЕЛЬ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ И
ОБРАЗОВАНИЕ ТУРЦИИ. ТОГДА ТОЖЕ ВСЕМ ХОТЕЛОСЬ ЛИШЬ ОДНОГО: ЧТОБЫ РАСПАД ОСМАНСКОЙ
ИМПЕРИИ ЗАВЕРШИЛСЯ ИСЧЕЗНОВЕНИЕМ ТУРОК, НО ТУРЦИЯ ВЫЖИЛА. ЧТО Ж, И РОССИЯ НА
КАРТЕ МИРА ОСТАНЕТСЯ!..
Среди прочего ей был ответ от
filosof75:
vo pervix, v gruzii rabovladelchestvo perestalo sushestvovat kak
stroi vo 2 veke do nashei eri. samaiy staraiy akademiy v vostochnoi evrope - na
teritorii gruzii (proidite na sait unesko) prinesti dorogi v stranu, kotoraiy
bila sostavliyiushei velikogo sholkovogo puti-eto smeshno. gruzinskaiy
pismennost i kultura - starshe rossiyskoi na 14 vekov( alfavit sozdan tsarem
parnavazom v 4 veke do nashei eri)pervaiy doshedshaiy do nas kniga datiruetsa 4
vekom - muchenichestvo sviytoi shushanik. samiy molodoi gorod v gruzii starshe
xotiybi na 500 let liubogo samogo starogo goroda rossii. a borba s koruptsiei -
vspomnite " revizora" gogoly... v 14 veke nashei eri, gonimie so sklonov
severnogo kavkaza, prishli v gruziu polovtsi ( predki osetin), poprosiv tsariy
davida stroiteliy ob ubejishe. tak oni i poluchili pravo na poselenie v gruzii.
a teper mi vidim fakti blagodarnosti za eto. da bog rassudit
Ложишься в половину третьего ночи, а в половину шестого придурок выводит на
прогулку свою собаку, которая начинает методично обтявкивать бомжей, обследующих
мусорные баки. Окна балкона открыты, и собачку слышно так, как будто она в
комнате. Вместе с хозяином, так же методично тявкающим, что не надо тявкать.
И в
это время в голову всплывает все сразу. Главное, что здесь больше нельзя жить.
Фашистский режим мелкой шпаны, дорвавшейся до господства над огромной и
богатейшей страной, не оставляет в ней ни единого места. Ты буквально висишь в
воздухе. И круг общения разрушен полностью. Кто-то из оказался инфицирован
геббельсовской пропагандой, а можно общаться с тем, кому симпатична нелюдь. Но и
с прочими уже не знаешь, как себя вести, чего ждать от вроде бы нормальных с
виду людей. И ненависть, разлитая вокруг и в тебе самом. И опять сообщения, что
советские танки вновь на третий день после мира входят в грузинские города,
взрывают технику, наводят страх и приводят за собой мародеров с «калашниковыми».
Дуда пишет у себя в ЖЖ, как это все мерзко и безнадежно возвращает к Праге,
Будапешту и Афганистану, только теперь людей, понимающих, как это мерзко, вдруг
не осталось.
Я
вспомнил, как, узнав о якобы прекращенной войны («гебистам нельзя верить, они
лгут, даже когда говорят правду, тем более когда говорят ложь»), смог закончить
стихотворение «После войны»:
складень пехоты, обштопанной взрывами пушек, сам открывается на молитву, бьют
софиты в глаза, голова болит неимоверно, мигрень и ботва, и бровью узда лубяная
слюдою залипла в окошке, чтоб света горшок и расческа, а сам ты в скафандре
столетья закрыт от воды, бескрайняя лета застыла у пирса, спустилась пловчиха в
резиновой шапочке, рванув со старта, исчезла без брызг, и нас всех как не было,
но - слышали? - тени загробные нынче дают отраженье в бледном лице, и уже не
узнать, что умер, и стекла побиты, лишь солнце в зените, загар и под мышками пот
намекают, что умер, и день этот больше не кончится, силы ООН не помогут, им
хочется жить, вот они и бегут по склону горы в помрачение местных окраин,
цепляясь за травы, теряя ботинки и нравы, а где-то гроза, и, умыты в астрале,
торчат провода неземных отношений, но вот и устал, и стакан не допит, и по
темени бьет солженицын: "не слышать, не быть, не дышать"
225.3.
Посчитал, что спал всего три часа. Голова болит глубоко внутри. Неужели не
уснуть? Похоже, что нет. О том, чтобы писать для нынешних газет, не может быть и
речи. Да и не получится, даже о лжи, - по поводу присланной из ведомства Г.
Павловского перевода «Логико-философского исследования брехни» (надо бы
перевести - «херни»). Не будет гонораров, - чем платить за квартиру? Дорогая
женушка заработает? А чем занять себя с утра до ночи. Вчера звонил Владимир
Любаров, приглашал на выставку в Третьяковке в начале сентября, спрашивал, где
жена, нужны были адреса для приглашений. Сказал, что с детьми в Евпатории. Он
спросил, почему тоже не поехал. Ответил, что из дома почти не выходит, куда
ехать.
Это
выход, - сидеть дома, ни с кем не общаться, резко оборвать связи. Кругом нет
смысла, и это не дело унижаться и что-то выпрашивать у жизни. Вспомнил, как Коля
вчера, благодаря за книгу Чехова о Сибири и Сахалине, пересказывая понравившиеся
ему места, о том, например, что в Сибири у населения всего два развлечения –
бордели и семейные бани, заметил, что в Чехове было что-то от самурая.
Ну да,
быть самураем. Держаться, несмотря ни на что. Делать то, что должен. А что
именно делать? Читать с утра до ночи и опять с утра до ночи и так до смерти.
Писать то, что никто не прочитает, а, если прочитает, то не поймет. Надо сказать
Леве Симкину, если тот позвонит: книги имеют свою судьбу, это - голова читателя.
Он юрист, должен помнить по-латыни. Но уже нет сил и писать, донышко сухо. И
только, когда понял, что буду вести этот «последний дневник» в бесконечный 225-й
день августа, немного успокоился и вдруг уснул под большую таблетку валидола,
перед этим все-таки включив компьютер, телевизор и посмотрев новости с Олимпиады
и с войны.
Письмо, как и сон, успокаивают сами по себе. Если бы только еще знать, куда они
ведут, кто, помимо тебя, их видит. Может, русский язык это самая дьявольская из
ловушек, и все написанное на нем сливается в выгребную яму в геенне огненной за
пределами городской стены. А ты не знаешь этого и, выговорившись, засыпаешь под
утро спокойно.
Толстой считал характерной внешность Герцена: малый рост при большой заднице.
Те, кто говорят, что Сталин был незаконным сыном Пржевальского, наверняка не
знают, что знаменитый путешественник очень страдал от своего гомосексуализма и
бежал от него и своей семьи как можно дальше. В последней своей книге призывал
уничтожить население Монголии и Тибета, заселить территорию казаками и начать
войну с Китаем. Если бы не педерастия, то вполне мог бы зачать Иосифа
Виссарионовича. Аня Цакни, первая жена Бунина, все-таки убедила его написать
Чехову с просьбой посмотреть его произведения и дать им оценку. Так началось их
знакомство, но Бунин потом всю жизнь страшно жалел о существовании этого письма.
Видимо, письмо это как наркотик, который выделяет организм при смертельной
болезни, чтобы не отдавать себе отчета в том, что происходит на самом деле. Так
говорили, что лучшее из сочинений А. С. Шишкова – написанное им известие о
потере Москвы, несчастье 1812 года пробудило в нем неслыханное вдохновение. Что
же, лучше так, чем никак.
225.4.
На письма и звонки из Крыма «по делу», то есть сообщить те или иные телефоны,
посмотреть почту, ответил резким отказом, не то состояние, оставьте в покое.
Голым на балконе впитывал солнце. В кои веки полюбил, а прежде прятался. Явные,
но неясные изменения в организме. И аллергия в последние два года, которая
охватывала в начале августа, почти сошла на нет – примешь таблетку диазолина и
вообще хорошо. А еще исчезли тараканы, почти нет комаров и мух. Может, им
Wi-Fi
не нравится.
С
одной стороны «Цинковые мальчики» Светы Алексиевич, с другой – Барбара О’Брайен
«Необыкновенное путешествие в безумие и обратно». Это чтобы не обновлять
поминутно новостные ленты. Как сейчас Ядвиге, подруге Светы, в «Российской
газете» работать, бедняге? Мимо зеркала идешь, живот висит вниз, стараешься
лишний раз не есть, только живот наращивать. Это дневник путешествия, который
никто не прочтет, потому что они никуда не ведет. Но идти надо. Путь самурая.
Только осталось не бояться смерти. Особенно, когда смотришь телевизор, ешь,
спишь и разговариваешь. То есть любую минуту быть готовым, но организм не готов,
впадает в самозабвение. Надо писать быстрее, можешь пока, а то завтра
проснешься, себя не узнаешь.
С
какой радостью я бы писал на этом языке, если бы он стал мертвым, древнерусским.
Психология изучает бессознательное, противостоящее уму, смыслу. Но смыслу
противостоит и реальность, с этой что делать? Дурдом не только внутри, но и
снаружи. Ты в «мешке», парень, попал в окружение. И выходить, кажется, некуда.
Прислал письмо Алеша Мокроусов, в котором извещал своих авторов, что в августе
прекращается выплата гонораров в «Русском журнале», а как там дальше будет –
неизвестно. Все к лучшему. В советской печати до 1988 года не работал и после
2008 года тоже вряд ли буду.
Полное
ощущение раскола, затронувшего и близких знакомых. Всегда воспринимал их с
допуском к лучшему, с презумпцией талантливости. Писал рецензии и статьи,
замечая лишь хорошее. Но вот уже кто-то оправдывает преступления режима, и
компромисс невозможен, точка пройдена, не имеет смысла дальше золотить говно.
Это как считать, что человек, в общем-то, хороший, ну, мало ли, что покупает в
лавке человеческое мясо. Все ведь покупают, это такая народная традиция, особый
путь. И родители у него были такие же. Так вышло, что он потом как бы стал
либеральным писателем и от родителей отказался. Но, видишь ли, Игорь, ситуация
изменилась. Мировой порядок после падения СССР изменился. Нужны новые правила
игры, а они обычно после мировой войны устанавливаются. И потом, у нас, Игорь,
такая история. А они, думаешь, лучше? Они еще хуже.
Чаще
всего, эти люди куплены деньгами, бизнесом, своим прошлым, это их выбор, их
дело. Я помню, как однажды пришел брать очередное интервью у М. Швыдкого в
Минкульт, и на стене коридора были фотографии «фронтовой бригады» артистов,
поехавших в Чечню. Путинская операция там только начиналась, и это ценилось. Из
знакомых лиц – сам Швыдкой и Максим Галкин, тогда еще молодой и начинающий.
«Теперь у Максима не будет сложностей, лично расписался в преданности», думаю.
Так и случилось.
Теперь
новая ступень «принуждения всех к лояльности». Выявление внутреннего врага это
следующая дежурная ступень после объявления «войны с коррупцией» и повязывания
всех кровью внешнего врага. Почему нормальные, вроде бы, люди этого не понимают,
это уже их проблемы. Сколько мозгов, столько способов примирения с
действительностью и рационализации окружающего бреда. А как потрешь чуть-чуть, -
о, господи, - замазаны выше горла. И вот уже Витя Я. строит новый дом в своей
деревне, а рядом дети Н. Н. Ф. строят его руками новый дом на задах старого, на
участке некогда купленном братьями Хлебниковы, которые после смерти Питера
Хлебникова ничего теперь, конечно, не будут строить. В общем, дело хорошее,
только дьявол подпись требует. А когда долго живешь, то видишь, как они сами за
все расплатятся. Вольному воля.
225.5.
На несколько дней переехал к маме. Она неплохо себя чувствует, двигается с
ходунками по квартире, гигантская дырка пролежня, полученная в декабре, когда
она пролежала десять дней в реанимации, сломав шейку бедра, прошла. Сестра,
которая теперь постоянно с ней живет, уехала на жаркие выходные на дачу к
знакомым в Тверскую область. Мои в Крыму, дочь в Лионе. Когда я у мамы, она
ходит в туалет сама, потому что сестра предпочитает, чтобы она пользовалась
горшком.
Все -
то же, что дома. Ноутбук на столе с нужными для работы текстами, которые
переслал себе же по почте. В комнате без звука включен телевизор на спортивном
канале, показывающем соревнования Олимпиады. Только в сон постоянно клонит. А,
поскольку работаешь, несмотря ни на что, то болит голова. Довольно жарко, около
тридцати градусов, солнечная сторона, когда-то это доводило до ужаса, а сейчас
ничего, окно в спальне открыто, балкон в комнате тоже.
Ближе
к вечеру вышел погулять. Навстречу катил на инвалидном кресле обезноживший
дяденька в серой шляпе. Он мой ровесник, живший в домах на Хорошевке,
построенных пленными немцами. Много лет его вывозила во двор на инвалидном
кресле мама. Потом я уехал из этого района, когда опять приехал – ухаживать за
своей мамой, - его мамы уже не было, его вывозили соседи. Потом дали более
современную модель кресла, самодвижущую, и теперь с балкона я иногда вижу, как
он гоняет по пустынным улицам.
Мама
все старается меня кормить. Ей скучно обедать и ужинать одной. Я хотя бы за
компанию должен поесть то же, что она. Моя сестра не дает ей колбасу, считая
«химической отравой». Поэтому она ждет моего приезда, чтобы я привез докторскую
или ветчину. Я отвечаю, что есть много не могу, посмотри, какое брюхо свисает.
«Ну, для мужика да еще под шестьдесят, это не такой и большой живот», - говорит
мама. – «А тетке под девяносто можно есть побольше твоего», - отвечаю я. – «Да
мне потом дышать тяжело».
Под
утро, когда сознание дезориентировано сном, оно говорит правду, тревожится,
находит неожиданные формулировки. Так и сейчас слова о нравственных повреждениях
людей, в том числе, знакомых показались настолько правильными, что надо было не
забыть их, когда проснешься.
Андрей
К. прислал письмо, в котором интересовался, не напишу ли я что-нибудь для NT,
получил ли гонорары, не обижен ли ими, почему молчу? Ну, ответил, как мог. О чем
писать, - о коррупции в литературе? В отличие от спорта она незаметна, потому
что нафиг никому эта литература не нужна. Тихая деградация. «Большую книгу»
дадут, как и обещали, Маканину. Чтобы Сараскина не питала пустых надежд, сразу
же дали спецпремию покойному Солженицыну. Гастарбайтер Багиров разоблачает
рыковскую «Популярную литературу», его самого, впрочем, и придумавшую. Толстые
журналы печатают, видимо, половину текстов за деньги, иначе, чем объяснить их
запредельный уровень. И прижизненно мертвые писатели вдоль дорог с косами стоят.
225.6.
Между прочим, читая Барбару О'Брайен о ее путешествии в безумие и обратно, я
вспомнил кандидатскую диссертацию Андрея Бильжо об одноразовом приступе
шизофрении и реабилитации больных ею. Не знаю, читал ли он в те годы эту книгу.
Я-то думал, что он имеет в виду молодых людей, косящих от армии с помощью
психиатрического диагноза с последующим полноценным возвращением в строй
здоровых людей, чего, наверняка, не случилось бы с ними после двух лет службы в
советской армии – оттуда нормальными не возвращаются. Однако картина еще
интереснее.
Внешний мир построен по принципу шизофренического сюжета, - его не воспринять
разумом. В качестве защиты выплескиваешь адреналин, начав свою войну против
участников этого сюжета. Заодно, по условиям военного времени, обрубая отношения
с теми, кто не выказывает полной лояльности. По сути, это зеркальное отражение
действий кремлевской власти, ведущей войну против всего мира и внутренних
предателей.
В
жарких странах люди в середине дня просто ложатся спать, вырубаясь на пару
часов. Тут борешься с дремотой, тупо тараща глаза. А еще в маминой квартире все
время хочется спать. Словно кто-то оттягивает от тебя силы, а от мозга кровь.
Когда-то предполагал, что дом был построен на месте рощи, и корни убитого дерева
до сих пор убивают захватчиков, романтическое что-то, на большее не хватало. Жил
бы и дальше здесь, был бы гением дремоты, вялым интуитивистом, в лучшем случае,
видел бы вещие сны, которые тут же забывал.
Но
теперь я могу что-то делать. Я попробовал писать «стихи», чтобы проверить силу
своего слова, и оказалась, что эта сила есть. Теперь надо определить, на что ее
направить. Оказалось, что «разрушить Россию» это лозунг, разрушение нынешнего
положения вещей. Но разрушение это лишь появление чего-то иного. Чего именно?
Живя
на Головачева, я шел однажды просекой рощи мимо гаражей и вдруг подумал, что
всего этого не надо, - люди лишатся того, за что они так держатся, и это будет
правильно. Все, что вокруг, недостойно будущего. Это было лет тридцать назад, и
так и случилось. Только люди так и не поняли, что лишившись того, что было, они
ничего и не приобрели – ни «бабла», ни благ: только памятники на кладбище, да
умерших от передозировки детей.
И
сейчас - то же самое. Можно пожелать смерти «урководству», и оно подохнет в
муках. Но при этом что-то обязательно должно возникнуть. Научился проводить
черту, огораживающую дрянь и защищающую от дряни. А на что направить слово
поверх черты, если в разной степени все прогнило и расползается.
Мама,
узнав плачевное положение на Олимпиаде, предполагает, что все дело в плохом
настроении в командах из-за войны. Теперь, наверное, снимут тренеров? –
спрашивает. Я отвечаю, что теперь наберут в команды побольше американских
негров, выдав им российские паспорта, чтобы потом, если что, ввести танки в
Америку, их защищая. Мама затихает, видимо, думая, что я, подобно покойному
папе, очерняю действительность. Но потом тихонько повторяет: «Сволочи! Сволочи!»
II.
13 августа. Вторник.
Солнце во Льве. Восход 5.56.
Заход 21.10. Долгота дня 15.14.
Управитель Марс.
Луна в Весах.
I фаза. Восход
12.05. Заход 23.08.
Таинственный день, дающий подарки
судьбы. Время заботы о преумножении имущества и процветании. Надо начинать дела,
требующие большой трудовой отдачи, нельзя транжирить деньги и хвататься за
нереальные идеи и планы.
Камень: белый агат.
Одежда: белая, красная,
золотистая. Избегать черного, синего и сиреневого цветов.
Именины: Евдоким.
Ложишься поздно, просыпаешься рано, спишь плохо, болят глаза, и уже с
утра начинаешь ждать, когда же день кончится, чтобы можно было снова лечь спать.
Чтобы прийти в себя, Ким открывал наугад словарь крылатых латинских выражений.
«Многими добрыми людьми оплакан, но тебе, Вергилий, горестней всех». Сразу
представляешь себе этого поэта Квинтилия Вара, друга Вергилия и Горация, и мозги
со скрипом обретают хоть какую-то перспективу.
Утром, как обычно в последние годы, случился скандал. Супруге Кима нужны
были деньги. Ей должны были сегодня выдать зарплату, а надо было что-то ей
купить кому-то на день рождения. Сто долларов она менять не хотела. Просила дать
ей пятьсот рублей. Как бы в долг. Ким давать ей деньги в долг не любил, потому
что она их не отдавала. И правильно делала, мужу долги не отдают. Но своей
зарплатой, которая была больше, чем у Кима, она не только не делилась, но и
копейки не тратила ни на продукты, ни на квартплату, ни вообще. Куда она их
девала в таком большом количестве, он ума не мог приложить. У него пятисот
рублей не было. Только тысяча одной бумажкой. Но она ему и самому была нужна. И
вообще терять тысячу это казалось чрезмерным. Пятьсот туда-сюда, а тысячу –
чересчур. В общем, они собачились, то есть он говорил, что того-то нет, а есть
то-то, а она выступала по полной программе, как она научилась года два уже. На
любой вопрос град ответов не по теме. На работе своей она этому что ли
научилась? И вдруг, - Кима поразило, - она наливается слезами и говорит, что:
«живешь так, думаешь, что все нормально, а потом понимаешь, что можешь
рассчитывать только на саму себя, что никому ты без денег не нужна» и так далее.
«Ну, конечно, - говорит Ким, - то-то я на тебе, богатой, и женился». Шутит,
значит. А она шутки не понимает. «Да, я вам только богатая и нужна». Тьфу ты,
совсем бабы с ума свихнулись. Разговаривать с ними невозможно и унизительно для
умственного здоровья. Остается только молчать. И Ким замолкает. Но сколько
молчать-то можно? Уж тридцать лет ему, а он все молчит.
Поэтому, когда раздался звонок, он уже был на взводе. Так бы трубку взял
и бросил в стенку. А ему нужно предельное спокойствие и самообладание. Как кому?
Как герою наших дней, каковым Ким всегда себя как бы со стороны видел и ощущал.
В 60-е это мог быть физик-ядерщик. Или геолог. Или альпинист, скупой на слова и
щедрый на дела и любовь мужчина с бородой и мозгами Эрнеста Хемингуэя. Или
журналист, который на самом деле писатель. Или наш человек в Лондоне и
Нью-Йорке. А сегодня он кто, Ким? Олигарх, через которого идут потоки
нефтедолларов и от плохого самочувствия которого, того и гляди, рухнет
гонконгская биржа, а вслед за ней и вся прочая? Или киллер экстра-класса,
который ждет важного заказа? Тьфу, напасть.
Ну, так что же, выслушивать всякий бабский бред, если ты не киллер и не
олигарх? А всего лишь художник, фотограф и мыслитель, выстраивающий сложный и
неочевидный зигзаг собственного творческого пути.
Время, в которое живешь, к сожалению, не сшивается на живую нитку. Любое
время ползет под рукой, когда пытаешься что-то из него сделать. Это оно привыкло
что-то делать из людей, а не наоборот.
На самом деле Ким, как, наверное, и всякий человек, боялся внимательно
посмотреть на свою жизнь. Когда, например, он всматривался в свое прошлое,
пытаясь понять, что там откуда, у него начинала кружиться голова и накатывал
легкий и непонятный ужас. Но можно было и не смотреть. Гораздо проще строить
планы и смотреть вперед, чем назад. Говорят, только вавилоняне смотрели в
прошлое, так был устроен их менталитет и даже сам язык, проклятый и отмененный
специальным Божеским постановлением. Говорят даже, что это естественней, -
смотреть в прошлое, которое, если вдуматься, единственное, чем мы обладаем
реально. Вглядываясь в прошлое, можно, например, обрести весь мир, дойдя до
своих предков и наконец-то поняв, что, куда и откуда. Тогда-то, говорят знающие
люди, тебе и откроется на самом донышке твое будущее. То есть будущее ждет нас в
конце прошлого. Но это был сложный путь мысли, на котором не стоило настаивать.
Тем более, из-за случившихся, а, стало быть, еще возможных репрессий.
Чем более Ким обдумывал себя, тем более видел свою тривиальность. С
детства он привык считать себя не таким, как все. Более нервным, ранимым,
одухотворенным. Например, он хорошо чувствовал запахи. Мама всегда просила его
понюхать, не пахнет ли чем-то крупа, суп или шкафчик для посуды. Потом он
сообразил, что является образцом нормального человека, по которому вполне можно
изучать патологию самой природы, создавшей такую вот норму. И такую свою
отстраненность тоже считал знаком отличия, почему нет. Так что и тривиальности
он не боялся, был достаточно умен. Но планы на будущее строил, как всякий
двуногий отличник. Точнее, из одних только планов себя и выстраивал. Так что
быть, как и положено, властелином мира Киму с трудом, но удавалось. Тем более,
что, как бы ни складывался день, не выходить из дому было лучше
противоположного.
Почистив зубы латынью и позавтракав ненавистью к домашним, Ким
принимался за дело, - высасывать себя из умственного пальца. По случаю лета,
кабинет властелина мира был устроен на застекленной лоджии. Старый кухонный шкаф
из белого пластика был приспособлен под самые нужные книги. Раскладной
деревянный стул с мягким сиденьем от другого, уже развалившегося, стула стоял
перед столиком с компактным и любимым ноутбуком, все значение которого он
оценил, когда однажды тот сломался. Он связывал Кима с метафизическим миром,
которому он передавал все, что видел или удумывал. Кто был этот корреспондент,
если к Создателю у Кима были изрядные претензии? Видимо, тот же Создатель,
поскольку их явно несколько в нашем сознании. Тот же Создатель был, например, и
самим Кимом, который мог бы получить свое послание, подобно тому, что получал от
других людей в минуты открытого сознания.
Немного болела после утреннего недосыпания и скандала голова, было
достаточно жарко, но небо закрыто облачностью, и к вечеру вполне мог пойти
дождь, наверное, еще и это давило на мозги. Ким принял таблетку цитрамона, потом
выпил чашку дешевого, но крепкого кофе, и пришел в норму. Приходилось сморкаться
чаще обычного, что-то аллергическое цвело в это время года. Но и это не мешало
любимому занятию Кима – смотреть в окно. В данном случае, в полном панорамном
его объеме. Он наслаждался. Ким любил смотреть в окно не меньше самого
Файбисовича, давно признанного классиком американскими галеристами. А в своем
имени видел что-то аукающееся с любимой книгой писателя Фридриха Горенштейна
«Место», воображая себя вместе с ним борцом против всего. И вообще он, русский,
чувствовал себя евреем, гораздо большим, чем сами евреи, поскольку со всех
сторон был окружен евреями, которые при таком раскладе оказывались на самом деле
гоями, окружающими настоящего изгоя, отмеченного Господом, с которым находится в
постоянной борьбе вплоть до порванной тем мышцы.
Да, ему тридцать лет, он придурок, он стоит в полный рост на своем
четырнадцатом этаже, обозревая открывающийся перед ним, вяло текущий мир, чтобы
навязать ему свои правила игры. Например, окутать его твердыми умственными
ценностями. Через тот же Интернет. Он бы наверняка делал это и за деньги, но
никто никогда не станет ему их платить, и Ким разрабатывает самый подробный план
осады и научения человечества. Он физически видит это многомерное виртуальное
пространство десяти в десятой степени заповедей, которое должен заполнить с
гениальной силой художественного убеждения.
Самый эзотерический путь, - это сношающиеся пары порнографического
пошиба. А оттуда выход к философским высказываниям. Секс Платона, Канта и
Лейбница понятно какой. Но есть и нормальный. Впрочем, эзотерика это потом.
Медитативный сайт начинается с обычного разговора. Вовлекающего в себя
случайного гостя и уже не отпускающего до конца.
Ким записывает поток нерафинированного сознания в то, что он назвал
путевым дневником. Потом, как обычно, отвлекается на разглядывание неба. Солнце
склоняется на его сторону, но медленно и непонятно. Зато, кажется,
распогодилось, и небо обретает какой-то линялый голубовато-белый вид. Где-то
высоко летают птицы. Он думает, что на самом деле Интернет какое-то странное
пространство. Притягивающее его возможностью бесконечного творчества, выдумки,
сопутствующих находок. Но, как только входишь в него, возникает странное
ощущение высасываемых из тебя понапрасну сил. В чем тут дело, он никак не
поймет.
В средние века он был бы, наверное, каким-нибудь святым переписчиком.
Ему казалось, что почерк и задаваемый им правильный внутренний ритм речи делает
ту теплее и доходчивей обычного. Он бы мог погружать в свои писания страждущих и
одиноких, наполняя их изнутри теплом и пониманием.
Постепенно он сошел бы с ума, перепечатывая на своем средневековом
компьютере Библию или Коран, доводя производительность до отчаянного экземпляра
в день. Есть ведь такие святые слова, которые, чем больше их пишешь, тем больше
надо? А уж хочется всегда. Вот была бы направленная в нужное аскетическое русло
графомания.
Но и так тоже неплохо, - всячески раздвигать ум, находя все новые слова
и точные оттенки выражений. Взять хотя бы этимологические словари или словари
всяких говоров, из которых чуть ли не прямиком можно строгать странно
завораживающие, а потому, может быть, сакральные тексты. То, что он до сих пор
не сочинил подобной «Голубиной книги» можно объяснить только леностью,
скрываемой занятостью в ряде периодических изданиях, куда Ким пописывал для
заработка и физического удовольствия стучать по мягкой клавиатуре.
Ближе к вечеру, после вдруг начатой и законченной рецензии опять
отяжелела голова, почему-то затылок. К нему, как водится, пристроился и желудок.
Домой, несмотря на сумерки, никто из домашних так и не вернулся. Ким подумал,
что пора закрывать окна и включать свет на лоджии. А потом выключить свет и
посчитать звезды. Написать о созвездии Льва. О Весах, куда забрела луна. Потом
сделать в своей комнате железную дверь, чтобы закрывать изнутри. И такую же,
закрывающуюся, на лоджии. Купить биотуалет, не велика важность. А то, что и
горшок можно, при случае, выливать ночью с 14-го этажа на ближнюю помойку, тоже
не бином Ньютона. Короче, сдвинуться потихоньку в нужном направлении.
И больше какой-нибудь положительной информации. Про те же звезды или философов, или латынь, все равно, лишь бы положительная. Наверное, слабость его в том, что давно уже никакая информация не казалась ему положительной и достойной запоминания. Равно как и анекдоты, которые знал в молодости в великом множестве, а потом вдруг взял и все забыл. То же и здесь. Лет в двенадцать выпускал домашнюю газету, куда переписывал любопытные факты из «Науки и жизни». Но что-то ведь должно же быть на новом уровне. Жизнь она так устроена, - как зиккурат, - поднимающимися вверх кольцами. Он, наверное, застрял на одном уровне, вот беда. Все эти выставки и пьянки, на которые он выходит из своей берлоги, чтобы было о чем писать для газет, кружат его, как бесы, на одном выморочном месте. Точно, как наше имя, погуляв, возвращается нам за пазуху, и мы умираем безвестными.
Теперь Ким наблюдает, как Россия уничтожает саму себя, и пытается ускорить процесс, чтобы эта «империя зла» нанесла человечеству как можно меньший урон. Далее она распадется на десяток-другой террористических земель, которые будут взрывать у себя бомбы, воевать с соседями, жить под протекторатом международных миротворческих сил, ненавидеть их, получая и тут разворовывая гуманитарную помощь.
На этом фоне он изменится вместе с теми, кто будет жить рядом, а иные ничего не поймут. Это происходит потому, что человек делает выборы, один, другой. И назад пути нет. Сначала Ким отказался куда-либо ехать. Не только эмигрировать, но даже отдыхать, - в Крым, в Турцию. Жена не выдержала, ей еще работать весь год, ребенка тоже надо пожалеть, который весь год с бабушкой. А Ким сидит в эту жару в душной хрущобе, в камере нестрогого режима, когда мозги уподобляются вылезшим наружу глазам.
Другой выбор – четкая до деталей ненависть к стране, окружающей со всех сторон. Отказ от войны, этой кровной нужды загрызть кого-нибудь вокруг. Быть пацифистом в клетке с нелюдью – это безумие, которое он тоже выбрал осознанно. По сводкам новостей и в духе военного времени луна была красного цвета, в состоянии полноты и затмения одновременно. Стоя на балконе, Ким уже несколько ночей кряду ворочал головой, ища ее, но напрасно. Вроде, и облаков нет, жара за тридцать, куда луну-то подевали, черти?
Потом на Преображение с утра все заволокло облаками, к середине дня вовсе потемнело, а ближе к вечеру в черной, как ночью, Москве ударил ливень с грозой. Так же сильный дождь шел всю ночь, внушая надежду на вышний гнев и наказание убийц при власти. Неужто лишь погода последнее прибежище диссидента?
Свою переписку с Фаиной и небольшими комментариями о личном крахе, об антропологической катастрофе и запрете после второй мировой войны рассуждать в Германии о геополитике, «почве и крови» Ким послал в «Независимую газету» Вике Шохиной, с которой был знаком пятнадцать лет, периодически сотрудничая. До этого Лева Симкин в телефонном разговоре рассказал, что «Независимая» в этот месяц сильно изменила свое лицо. Так что ответ Шохиной его расстроил, но не удивил. «Игорь! Может быть, ты не знаешь, но у грузин есть слоган: «Грузия для грузин». Поэтому они не пустили к себе турок-месхетинцев. Я была в Абхазии перед войной и после войны. Грузины захватили Сухуми и убивали не только абхазов, убивали армян, греков, евреев... Израиль тогда, в 1993 году, прислал корабли, чтобы вывезти евреев. Мои знакомые, жившие в Тбилиси, прятали осетин, которых тоже убивали грузины. Поэтому я никак не могу разделить твои чувства. Прости».
Он даже не стал отвечать, что речь не о них, а о нас, о конце света, о поведении людей вокруг. Конец света, а он печатает в НГ душеспасительные статьи, смешно. Мы будем гибнуть откровенно. Уже печатал в НГ 15 лет назад про конец света, хватит. Кажется, что все СМИ, как и большинство людей, отягощенных меченой собственностью, безнадежны. Возможна лишь реакция отторжения, как от пораженных чумой. Он переслал статью в «Новую газету», ответа не было. Как и из «Нью таймс», куда он послал статью о «Коррупции в литературе», как одном из симптомов системного кризиса в России.
Жена, особо не вникавшая в подробности происходящего, ужаснулась, поговорив по телефону со своей грузинской подругой Тамарой, которая плакала в трубку, спрашивая, что будет. Жена говорила, что все должно быть нормально, 1 сентября Мишель Саркози соберет Европейский Союз, и они что-то сделают. Потом спросила его, что будет? Он сказал, что через десять лет вместо России будет десять государств, в которых чекисты и бандиты каждый день будут взрывать людей. А через два месяца будет война за Крым со всем белым светом. Она сказала: «Какой ужас!» и ушла на кухню смотреть телевизор.
Тем временем Госдума и Совет федерации единогласно обратились к крошечному президенту Медведеву с требованием признать Южную Осетию и Абхазию. А Госдепартамент США заявил, что пересмотрит все отношения с Россией. Газпром, тем временем, потерял треть капитализации – $120 млрд. Погода испортилась, похолодало и пошли дожди. До конца августа была еще неделя, самое время покончить с творением как раз накануне его годовщины.
Теперь он гулял по книжной выставке, улыбаясь. Кто-то здоровался с ним, но он не узнавал. Может, это писатель Евг. Попов, усыновленный А. В. Мальгиным в качестве осетинского ребенка? Или писатель А. Кабаков, вышедший по выслуге лет в начальники русско-фашистской литературы? Или его бывшие коллеги Коля Троицкий и Сережа Варшавчик, нашедшие резоны в оккупации Грузии? О, да им имя легион. Улыбка может не сходить с лица. Вот и маленький президентик с рожками признал новые государства на чужой территории и просит побыстрее заключить с ними договоры о дружбе и сотрудничестве, устроить военные базы, ввести танки, самолеты, казаков-мародеров и тысячи молодых призывников.
В “The New Times” попросили написать что-нибудь о литературе. Он мог думать только об абсолютном зле, окружившем со всех сторон, и о причинах этого краха. О чем и написал. У редактора возникли вопросы. К телефону Ким не подходил, и тот прислал е-мейл: «Добрый день! Вас беспокоит редактор отдела культуры журнала The New Times Артур Соломонов. Спасибо большое за ваш интересный текст - у меня возникло несколько вопросов, но я до вас не дозвонился, потому обращаюсь письменно. Мне кажется, некоторые ситуации нужно прояснить человеку, неглубоко знакомому с литературным "закулисьем" - там, где можно назвать имена, адреса, явки. Если можно, сделайте это к завтрашнему утру, часам к 12. Большое вам спасибо! С уважением Артур.
Коррупция литературы
Премиальная вертикаль власти
Литература – дело интимное. Книги сочиняются наедине с собой, читаются – наедине с другим. Поэтому литературные оценки достаточно субъективны. Сколько людей, столько вкусов. Книги имеют судьбу – в голове читателя. А со временем – в массе голов.
Для того чтобы закулисье интеллектуальной работы было виднее, придумали литературные премии. За образец взяли спорт. Что-то вроде определения чемпиона, который «быстрее, выше, сильнее». Ну, а здесь - «умнее, лучше, эстетичней», так что ли. Но при этом премии свидетельствуют зачастую не столько о том, «какой роман лучше», сколько о подспудном устройстве литературной жизни. Так всегда бывает, когда берутся судить других, а являют в полной красе самих себя.
Недавно один из закулисных деятелей премии «Большая книга» выразил мне приватное неудовольствие обсуждением объявленного «короткого списка» этой главной российской литературной награды. Пришлось приватно удивиться в ответ: премиальные списки для того и оглашаются, чтобы их публично обсуждать и высказывать различные мнения.
Но неудовольствие функционера «Большой книги» понятно. Задуманная для выстраивания в правильном направлении «литературной вертикали» премия «Большая книга» повторяет алгоритм действий «Большой власти»: флер демократических процедур это камуфляж, в который рядится заранее придуманная спецоперация.
Откат премиальными
«Асан хочет денег» - так называлась недавняя статья Виктора Топорова, посвященная новому роману Владимира Маканина, которому критик прочит премию «Большая книга». Уверяя, что вопрос о победителе был решен еще до начала соревнования.
Рассуждения В. Топорова выглядят убедительными. Создается впечатление, что Маканина, тщательно избегавшего всякой публичности, зазвали возглавить прошлогоднее жюри «Большой книги» под обещание вручить эту самую БК на следующий год.
Изучение списка указывало на то, что шансы на первый приз имеет, кроме Маканина, разве что Людмила Сараскина, как автор жизнеописания А. Солженицына в ЖЗЛ. Когда Солженицын умер, показалось, что теперь ей точно дадут три миллиона. Однако не успели классика закопать в землю, как жюри БК поспешило объявить о присуждении ему специальной премии... Честь и достоинство Солженицына не пострадают от награды, на которую он не может отреагировать, но подозрения об имеющей место подтасовке лишь усилились.
Роман В. Маканина «Асан», ставший главным претендентом на победу уже в рукописи, публикуется в журнале «Знамя» и выставлен в электронном виде на сайте премии «Большая книга». Обладатели компьютеров смогли прочитать сочинение маститого автора. Что тут скажешь? «Асан» лучше последних маканинских романов – своей предсказуемостью, взвешенностью, расчетливостью и, к сожалению, безликостью: без маканинских тараканов. Посвященный войне в Чечне, «Асан» настолько удачно лавирует между болевыми точками и войны, и психологии ее участников, настолько усреднен и конъюнктурен, а главные мотивы настолько высосаны из пальца во имя некой «гуманности», что главный вопрос, возникающий у читателя во время чтения, - «зачем это написано?» сменяется последующим: «а о чем я только что читал?». «Застойный» маканинский стиль тридцатилетней давности, идеально совпадавший с ИТРовской психологией описываемых героев, которые были и его читателями, ныне выглядит собственным подобием. Сумеречное состояние писателя, сочинившего «Асан», вторит общему мороку коллективной трагедии народа, затеявшего чеченскую войну и скрывающегося по другую сторону цивилизации.
«Бунин, подержи мой макинтош!»
«Управляемая демократия» главной прокремлевской литпремии заключается в том, что результат выборов известен заранее и едва ли не за год-другой до самого «соревнования». Для наилучшей манипуляции придумали жюри, собравшее более сотни человек разной степени удаленности от литературы, но, видимо, лояльных для подтверждения любого результата. А, впрочем, вот интрига. Нынешнее жюри возглавили Андреем Битовым. Свою спецпремию он получил в прошлом году. На объявление «короткого списка» не пришел. Принимаются ставки, появится ли он вообще в этом году на «Большой книге»...
Манипуляции с российскими литературными премиями давно стали притчей во языцех. Скандалы следуют с такой регулярностью, что уже не привлекают внимания. В стране непонятно что творится, а тут еще мы с этим мизером.
Впрочем, в премиальной сфере есть свои лауреаты. Например, запредельная премия, паразитирующая на имени Бунина. Курирует ее бывший начальник Высшей комсомольской школы. Его сподвиг на эту стезю один из вице-президентов Академии наук, курировавший там финансы. Естественно, первую премию дали сыну этого вице-президента. Но не удержались и приплели еще бывшего аспиранта ВКШ, с литературой не связанного, но четверть века разводящего пчел в сибирской деревне. Скандалы «бунинской премии» - ее родовая черта. Другие более профессиональны, а здесь все на обложке.
Не успели спонсора из РАН убрать с денежного
места, как «бунинцы» тут же расправились с «экспертным жюри» его сына.
?????
Правила меняют на ходу по
способу спонсорства. То отмечают романы, то критику, то стихи, теперь
автобиографии. Говорите, кого отметить, а комсомол ответит: «есть!» Вот и в
нынешний список «автобиографов», вошел вместе с известными лицами
криминальный авторитет Леонид Билунов,
известный под кличкой Леня-Макинтош, с исповедью «Три жизни». Куда там Бунину с
одной «Жизнью Арсеньева»! Ваня, подержи наш макинтош!
Тупо, еще тупее
Скандалы с литературными премиями это лишь видимые язвы, свидетельствующие о
поражении организма. Советское книгоиздательство стояло на лживых идеологических
китах. Постсоветское бросилось в рынок, будучи уверено, что именно оглупление
публики позволит достичь лучших продаж. Ведь умных людей, по определению, на
порядок меньше, чем недоумков. Чем тупее, примитивнее, наглее и хуже написано,
тем большая прибыль гарантирована. Особенно при ложной рекламе. А там постепенно
и общий уровень опустится ниже плинтуса, став образцовым.
Это почти
общепринятая стратегия. Но и здесь есть свои лидеры. В деле впаривания
покупателю запредельных текстов очень активно проявило себя издательство
«Популярная литература». Ее хозяин начинал карьеру пиарщика, сетевика и
менеджера с порнографического сайта
fuck.ru
и ему подобных. Был в этом замечен и вознесен до прокремлевских
интернет-ресурсов, а заодно подался в перспективные политики. Тут же, по его
собственным словам, решил обеспечить себе «пенсию» книжным бизнесом. Публике
демонстрируются «новые технологии» по впариванию
pulp-литературы,
прежде называвшейся «бульварно-патриотической». Агрессивная реклама, в том
числе, с помощью интернет-ресурсов, скандалы, публичный мат-перемат, - все, что
угодно, лишь бы привлечь внимание.
При этом возникают
непредвиденные последствия. Недавно один из авторов и выкормышей этого издателя
Эдуард
Багиров, автор
романа «Гастарбайтер», вошел в публичный клинч со своим благодетелем, обвинив
того в нечистоплотном бизнесе, угрозах в свой адрес и пообещав, в случае чего,
вывести на чистую воду со всеми подробностями. Пикантность ситуации в том, что
многие считают Э. Багирова - «виртуальным писателем», мыльным пузырем, надутым
мощным пиаром, да еще к тому же и лопнувшим на полдороге. Писательская
беспомощность, немотивированная агрессия, матерно-«падонкофская» лексика – этим
пока и ограничивается его вклад в литературу. Тем не менее, «раскрученного»
автора тут же перекупил один из монополистов российского книжного рынка.
Издатель Рыков возмутился. (может, вначале написать про него – а то он внезапно
появляется, и неясно, к чему имеет отношение)
Багиров раскрыл секрет, что в «Популярной литературе» подрабатывает главный
редактор едва ли не единственной у нас книжной газеты. А дело в том, что газета
регулярно публикует рейтинги бестселлеров. Попробуйте угадать, книги какого
издательства возглавляют там списки. Впрочем, другое книжное приложение и вовсе
открыто объявляет, что положительные рецензии печатает за предварительную оплату
через бухгалтерию. А ведь наверняка кто-то эти рецензии еще читает...
Сдача русского интеллигента
Способы сдачи бывшего интеллигентного человека каждый выбирает по себе. Один мой
ловкий приятель сварганил при знаменитом толстом журнале издательство,
приватизировавшее все прошлые и будущие тексты этого журнала. Спустя короткое
время выкупил у сотрудников журнала акции, сделав издательство своей
собственностью. Потом выгодно перепродал издательство олигарху, оставшись там же
при зарплате и участии в прибылях. Типичная схема 90-х, которую он провернул в
наши дни. А поскольку приятель изрядный демократ, то вот и короткий поводок для
него в виде угрозы уголовного дела. Сиди тихо, думай, что говоришь.
Другой мой приятель получил в центре дом для лучших наших писателей. (он получил
дом для других?)
Сделал товарищество, сдавая часть
площадей за черный нал. Иной счастливец, переехав из двухкомнатной халупы в
пятикомнатные апартаменты да еще получая ежемесячный кэш, чувствовал себя век
ему обязанным. Да и у самого ловкача крыша поехала. Помню, как он хвастался, что
у него аж два сортира. Потом поменялся по схеме «два сортира плюс два сортира».
И все ничего, да кто-то из соседей-классиков потребовал отчета по финансам.
(классик потребовал отчета по финансам- неясно, кто какую должность занимал)
Приятель (поверьте, это образ собирательный, в жизни такого не бывает) - так это
правда или нет?озлился и накатал на того злобный пасквиль.
-
Пожилой писатель,
чьи книги проходят в школе, возьми,
да
и от огорчения
умри. На
самого пасквилянта обрушились жуткие семейные несчастья. Сочинители быстро
разъехались из проклятого дома, набрав сюжетов не на одну сатиру в булгаковском
духе. Но осадок остался. Шлейф от наших дел тянется в будущее, совесть нации
перерабатывается в компост и гумус.
Хотел рассказать и о третьем приятеле, который пишет романы для любовниц
нуворишей с последующим получением 15% от суммы, которую сам он и должен
находить для раскрутки новых литературных пузырей, что, лопаясь, издают
характерный сероводородный запах – да передумал. Очень уж тошно.
На полпути в никуда
Литература из идеологической области перешла в рыночную. Со всеми архитектурными
излишествами в виде монополизации, криминальных схем, явления новых брендов,
деградации старых. И так же, как и другие сферы, государство пытается взять и ее
под свой контроль. Чтобы заодно решить при случае назревающие идеологические
задачи. Например, задачу снижения уровня культуры. К чему раскидистое
литературное древо в виду телеграфного столба вертикали власти? Чем примитивнее,
тем проще передавать установки и приказы. Тем более что рыночный продукт нашей
литературе не конвертируется, в мире он не нужен. Его с трудом хавает и
отечественный пользователь.
Недавно я говорил с новым министром культуры, который уверял, что российской
культуре нужна нынешняя схема государственной работы со спортом, - когда
олигархи и нувориши всех мастей вкладывают деньги и имеют результат. Ну,
реальный результат в спорте виден сразу. Провалы на Олимпиаде-2008 всем
показали, к чему приводит коррупция, непрофессионализм и самодурство.
Результаты в литературе не столь очевидны, но столь же плачевны, а, главное, куда долгосрочнее. Время властителей дум прошло. Образцы цивилизованного поведения отсутствуют. Да и выбор между гением и злодейством в отсутствие гениев упростился донельзя.
Ким, толком не прочитав письма, накатал ответ: «Да, Артур, добрый день (или вечер). Открываю имена, явки, адреса. 1. Большая книга. Закулисный деятель - Георгий Урушадзе, серый кардинал БК, расписывающий роли. Я как раз Гошу хотел назвать, но вспомнил о грузинской фамилии и одернулся. 2. Бунинская премия. Возглавляет Игорь Ильинский - бывший начальник высшей комс. школы. Вице-президент РАН Геннадий Месяц. Первую премию получил его сын Вадим Месяц. Он же возглавлял "экспертное жюри", которое со скандалом ушло (все это есть в Гуглях, просто неохота ссылки искать, но история громкая была, впрочем, вот ссылка http://www.litafisha.ru/forum/viewtopic.php?t=1595) 3. Константин Рыков - хозяин изд. Популярная литература, интернет-деятель от фак.ру к взгляду.ру и др. изданиям, депутат Госдумы от Единой России (я не называл его имени, опасаясь каких-то судебных применений, тем более я когда-то уже писал в NT об изд-ве и называл его имя, а оно потом куда-то выпало, я решил, что так и надо не называть). Скандал в ЖЖ Багирова http://bagirov.livejournal.com/139351.html и http://bagirov.livejournal.com/139169.html Вообще ЖЖ Багирова замечательный образец падонкофской лексики, особенно чуть пораньше, месяц-другой назад и далее, там же об Александре Гаврилове гл. ред. газеты Книжное обозрение и одновременно редакторе изд. Попул. лит-ра. Другое книжное приложение, которое почти открыто печатает рецензии за деньги - Экслибрис НГ. 4. Издательство "Иностранка" сварганил при журнале Иностранная литература Сергей Пархоменко с женой Варварой, он же приватизировал его потом, скупив акции, муж Любы Цукановой Иосиф Гальперин может рассказать, какими методами изымались акции у сотрудников редакции журнала, потом перепродал Иностранку Мамуту, оставшись при изд-ве, которое как бы приватизировало все переводы журнала Иностр.лит-ры. 5. Дом на Ленинградском проспекте под писателей Пен-центра получил Андрей Мальгин, они там жили и он там жил, он же получал черным налом от тех, кому сдавал первые этажи и пр. Какими-то деньгами делился. Из 2-х комн. в 5-комн. переехал, например, Евг. Попов. "Два унитаза" было у самого Мальгина (вот его ЖЖ http://avmalgin.livejournal.com/ но он огромен, издал его сейчас в 3-х томах). Какие-то тысячи отстегивал Попову, Мессереру, Каледину, Славкину и др. Как-то дочь писателя Приставкина на собрании потребовала от Мальгина более подробный отчет о финансах. В ответ он сам или с чьей-то помощью накатал пасквиль "Советник президента", где вывел Приставкина под именем Присядкина, потом написал "Присядкин на том свете" - смерть Приставкина вполне на его совести. Безусловно, это правда, история громкая, и то, что я пишу "образ собирательный" это опять же во избежание судебных исков. В этом году дочь Мальгина застрелилась. Буквально вчера в своем ЖЖ он описывает в подробностях эту смерть, само его описание и то, что, как и зачем он описывает, это яркий пример его личного безумия и истории нравов. То, о чем я пишу, как Вы поняли, это легкий туман на сплошном мраке. Ну, и так далее. Напишите, если еще какие вопросы».
Потом все же прочитал письмо и аккуратно дополнил текст статьи там, где требовалось. Болели зубы, точно у Вронского после самоубийства Анны. Весь организм его стоял на краю. Это ведь надо, - так явственно увидеть, что находишься в стране невменяемых людей, не видящих, не понимающих, ни чувствующих того, что они делают, о чем говорят, чего хотят. По дороге за хлебом, размышлял, что надо было идти в доктора, чтобы уметь общаться с теми, кто за твоей чертой. Уже и право почти официально отменено, кроме права сильного и наглого. Поразительная страна «правдолюбцев», которым вся человеческая цивилизация – фальшивка, и поэтому надо лгать и делать только то, что тебе выгодно. Это продолжение учения Ленина, что морально все, идущее на пользу пролетариату: морально все, что идет на пользу «нам». Сегодня «мы» - это чекисты, захватившие власть, а, как известно, «каждый советский человек обязан быть чекистом». Поскольку палачи размножаются лучше своих жертв, - то всенародная поддержка обеспечена. Кто не дьявол, тот слабоумен.
Накануне болело сердце, сегодня зубы, завтра еще что-нибудь, желудок расстроится, печень, почки, - организм пробует, на чем бы остановиться, чем бы тяжелым пришибить, чтобы уложить в постель, заставив забыться. Или кто-то помогает ему окочуриться, благо «ипостаси» у всех более чем разные, а «усия» одна? И он принимает таблетку анальгина и проводит мысленную черту вокруг, чтобы обезопасить от враждебного вторжения.
Начать с краха европейской теории познания, оформленной Декартом. Она подразумевала единство гносеологического поля для всех людей. Да, Кант? Но ты был не прав, как написано на твоей могиле в Калининграде. И самое время перечитать манихеев, как те собирались общаться с «братьями по виду»? Может, начать с тамплиерского «Бафомета», как искаженного арабского «абуфихамета» - отца понимания, то есть того, кто дает чудесную нить разума в дебрях лжи и дезинформации, не чекистами же придуманных в наши дни.
Тем временем, с зубами становилось все хуже, - воспаление, как обычно, опускалось вниз, в кость, антибиотик не особенно действовал, потея, Ким не пах им, что настораживало. Из NT дозвонился по мобильному А. Соломонов, сказал, что все нормально, но, поскольку дали три полосы, то пришлось на треть сократить. Если я хочу посмотреть, как это выглядит, могу приехать на Тверской бульвар в редакцию, поскольку статья уже в системе и по почте ее передать невозможно. Ким ответил, что он им верит, наверняка статья только стала лучше, у него болит зуб, и вообще он рад. Тем временем, он принимал по очереди анальгин, баралгин, пенталгин и примкнувший к ним кетанов. Каждое обезболивающее действовало так недолго, что он отчаялся. К тому же подташнивало, он явно переел таблеток.
Довольно скоро аутлук экспресс звякнул и появился конверт: «Дорогой Ким! Произошла хреновая, но типичная для нашего издания история - Лесневская с треском и рыком сняла текст (он уже был сверстан). Получив иски по ряду веселых текстов, она теперь дует на воду. Увы, могу только дико извиниться... АК». Он тут же ответил, что ничего страшного, дело житейское, пусть Андрей не переживает. Умер Анфим, ну и хрен с им.
Дело шло уже к вечеру. Он решил принимать ампицилин каждые четыре часа, а не шесть. Зуб сверлил болью. Он отправил статью Ольге в «Новую газету», надеясь, что и она откажется печатать, и он никого не подставит неясными судебными исками. Да и зачем. Вертелась фраза Марка Аврелия, что не надо отчаиваться, скоро будет еще хуже. Дул сильный ветер, начинал идти дождь. Ким принял горячий душ, переоделся, стало еще хуже. Ночью он боролся с Марком Аврелием, вставал в туалет и принять таблетку, сны тоже были дрянные, как ни крути, а в тотальной лжи СМИ ему нет места. Даже те, кто просто попадают в это поле, уже прокляты.
Ну да, чтобы перейти в новую жизнь, надо отболеть старую, но впереди было темно, как никогда. Скорее, это смерть, но до чего муторная. Ким давно мечтал, умирая, уйти из дома куда-нибудь в лес. С трудом он представил дорогу через футбольное поле, болгарку, сбоку от коттеджей, по бетонному забору, через кольцевую. Его знобило, а ночью в конце августа совсем жутко. Уже хорошо, что он здесь, в квартире, может укрыться двумя пледами.
Утром пришло письмо от Ольги: «Ким! Класс! Одна беда - многовато. Наш максимальный объем 8 с половиной тысяч. Но мне кажется, если убрать или сократить главку про приятелей, которая все-таки выпадает из лит. темы и несколько запутывает, то все будет в порядке. А про сдачу интеллигента можно будет сделать отдельный текст. Что скажешь?» Он сказал, что, конечно, пусть обрубит последние главки и возьмет, сколько надо. Сохранив ощущение, что напечатано не будет, да и неважно, не надо ступать на это поле. Померил температуру, высокая, читать не мог, а писать не мог остановиться, чтобы избавиться от бесконечного проговаривания про себя.
Полное отсутствие ума и способности к рассуждениям. Недаром тут философия не приживалась. Бесконечное «а Косово, а сербы, а талибы, им можно, а нам нет», не беря во внимание юридические процедуры ООН, борьбу с кровавыми диктаторами. Главное, что они не притворяются, а на самом деле такие недоумки. Так Петр когда-то учил народ геометрии. Ему сказали: вот аксиомы, теоремы, доказательства. Он ответил: доказательств не надо, что прикажем, то и выучат. И теперь не возьмут в толк, почему во всем мире считают дикарями? Раньше, хоть интеллигенция оставалась, которая училась у тех, кто помнил гимназические курсы, а теперь полный провал. Выбор власти вполне логичен, - все людоеды мира: Саддам, Аль-Каеда, Милошевич и другие – их друзья. Но, видимо, эти же друзья и у бывших его, Кима, друзей.
Он все всматривался вокруг, чем себя успокоить? Ни природы, ни языка, ни людей - все проклято. Женушка готовила ему манную кашу и омлет, сунула сбоку от его подушки матерчатый валик с пахучим можжевельником, ходила в аптеку за лекарствами, хотя у самой кружилась голова, и ее «вело» влево, - за год до этого немного отнялась левая рука и нога, названивала целыми днями по своей работе, заложила белье в стиральную машину, протерла стоящие на кухне залежи «раритетов», вроде жестяного самовара и керогаза, глядела на мокрое пятно на его домашних брюках, когда он выходил из ванной. Может, вообще не вставать, думал Ким, загнуться потихоньку, выздоравливать-то некуда. Как полтора месяца назад умерла Вита Духина, бывшая жена и возлюбленная Миши Ромадина. Ким посмотрел в Google, за десять дней до смерти было ее 70-летие, она встретила его в больнице. А, выйдя, просто потеряла интерес к жизни. Когда он рассказал это жене, та расплакалась: «чистый, искренний человек был». Миша о смерти ее знал, но на похороны не пришел.
В общем, бодричи и древляне возвращаются по месту своей дислокации. Русскую литературу считаем древнерусской. Вопрос, - можно ли изнутри варварства описывать цивилизацию и ее отсутствие? Может ли Анахарсис-скиф судить греков? Если учесть, что осетины и русские считают себя скифами, вопрос актуальный. И взгляды разделяют с этим Анахарсисом: мол, странные греки – говорят, что драться плохо, а ходят на стадион, где дерутся; говорят, что нельзя обманывать, а устроили рынок, где торгуются; законы придумывают умники, а обсуждают и голосуют придурки... Один в один с нынешней «критикой» западного цивилизованного мира.
Поздно вечером позвонил приятель, спросил, что за такой Суперкубок, надо ли болеть за «Зенит» и какой будет счет. Он сказал, что «Манчестер» выиграет 5:0. Выиграл «Зенит». И приятель перезвонил уже ночью, говорил про безумную газету «Завтра», что грузинский Мишико похож на героя фильма Квирикадзе «Мой американский дядюшка». Зачем он сдался этим англичанам? Чего им всем этот Мишико, в свою очередь думал Ким, осуждали бы наших злобных карликов и собственное отсутствие рефлексии.
Он принял анальгин, и всю ночь потел. Под утро снял насквозь мокрую майку. Одеяло тоже было мокрым. Ворочался в этой новорожденной влаге, мечтал о сладком чае с лимоном, который выпьет утром. И, действительно, проснулся бы здоровым, если бы не поясница, охватившая болью со всех сторон. Ну, полного счастья не бывает, а наклоняться можно, сгибая ноги. Когда накануне изнывал от зубной боли, он думал, что это так из него буквы выходят от девятимесячного чтения. А что дальше будет? Изо дня в день, заканчивая одну книгу и начиная следующую. Много дряни просматривал, освобождая полки. А теперь будет читать только хорошие, ну, а что дальше?
Перестать пользоваться этим языком, потому что и сам не заметишь, как из него вырастет подлость. Проклятое место. Мысли его опять вернулись к Анахарсису. Странно, он считался восьмым мудрецом при семи главных. Как Путин при «большой семерке» G7+1. Ведь это не язык, а бесформенная масса для забалтывания. В нем отсутствуют основополагающие структуры для крепежа сознания, общества, мироздания.
Ким перевязал поясницу шарфом, набросил на плечи старый свитер. Август не кончился, а на улице десять градусов, в туалете и на кухне кислый запах соседского курева через вентиляцию. Глядя на себя в зеркале, он привычно представил, как видит его жена. Какое счастье, что есть болезнь, отвлекающая от общей бессмысленности мира, принявшая на себя часть отчаяния. А иначе и не выдержал бы.
Пока долистывал Виктора Некрасова, звякнула почта в компьютере. Из «Новой газеты» пришло письмо. «Кимчик! Здесь произошла бурная история. Ведущему редактору, человеку крайне далекому от литературы, хотя и не глупому, твой текст показался страшно пафосным и подсудным. Меня не было, и он со своим мнением вышел на Марину, которая во многом разделила его представления. Когда я вернулась, то сцепилась с одним, и другим, но так как у меня по-видимому открылась язва, они меня смяли и Марина вызвалась подредактировать текст. Редактура свелась к перестановке частей и изъятию Топорова. Ты все-таки посмотри, что получилось. Надеюсь, в будущем избежать таких сюрпризов». Тут же послал ответное: «Оля, я так и думал, что чего-нибудь случится. Меня больше волнует твоя язва. Тем более что и сам я развалился - организм долго думал, к чему прицепиться, выбрал зубы, я в результате трехдневной борьбы их одолел, "они гады" переключились на поясницу. Но мы победим. Всерьез уже думаю об окончании карьеры, все к тому идет, только языковой шум плодим на прОклятом месте. Топорова я как раз поставил, чтобы снять с себя подсудные иски об обвинении БК в сговоре. Так что редактура оставила короля голым - шах и мат. Я что-то изменил совсем безумное жирным шрифтом, что-то убрал, так что знаки остались без изменений. Береги себя. Жизнь еще продолжается. Как говорил Марк Аврелий - не надо отчаиваться, завтра будет гораздо хуже».
Насчет «цитаты» из Марка Аврелия сильно задумался, а ну как подаст иск, что ничего подобного не говорил, не писал, не думал. Как император, он явно обладает всеми административными рычагами для того, чтобы посадить Кима на цугундер, поскольку в деньгах и имуществе ответчик слаб и изымать у него нечего. Да, хорошая мысль. Избранные мысли из чтения великих – с последующим обращением классиков в суд по римскому, кулачному, прецедентному, естественному, социалистическому и прочим правам. Ну а что еще Киму делать, как не перекладывать всех на свой тунгусский язык?
Погода под сурдинку тоже подпортилась, чтобы не так было противно. И не хотел, а вечером повздорил с женой, когда она на кухне переключала телеканалы, а Ким вышел попить чаю. Слушая какие-то запредельные пошлости, она стала размышлять, не отказаться ли ей от редакторства какой-то новой музыкальной передачи, где нынешние «звезды» должны спеть что-то вживую. Во-первых, они этого делать не умеют, и будут отказываться... Ким неловко поддакнул, что да, нынче такое время, что надо бы держаться уже подальше и от ТВ, и вообще от СМИ...
- Ты что хочешь сказать, чтобы я отказалась вообще от работы?! - Последовало долгое и неприятное выяснение, кто что сказал или кто что имел в виду сказать. Наконец, она допереключалась до новостей культуры, и на каком-то джазовом фестивале под дождем и ветром они увидели Евгения Гришковца, который что-то там, как обычно, говорил, изображая телефон.
- Это сам Гришковец или пародия на него? – спросил Ким. Внизу дали надпись, что это сам Гришковец, но это все не убеждало.
- Видел бы ты Гребенщикова, - сказала жена. – Толстый, как я. Вот такая шея!
- Это как Виктор Некрасов вспоминает, кто-то говорил о Галиче в эмиграции: «все такой же хороший, только желудок вырос».
В следующий раз Ким пошел на кухню с политинформацией. В ней доложил, что, во-первых, Леру Новодворскую изгнали с «Эха Москвы». Ее «особое мнение» стерли с сайта за то, что она сказала, что Басаев был сперва демократом, защищал в августе 91-го Белый дом и в 93-м защищал Ельцина, демократические выборы проиграл Масхадову, имел орден «Герой Абхазии», пойти на Дагестан в 99-м его вынудили спецоперацией, на что ему указывал Масхадов, но он не послушался. Текст Леры можно прочитать на другом сайте. Во-вторых, Сергей Доренко уходит с «Эха» на повышение редактором «Русской службы новостей», - вновь в агитпропе в связи с его радостью, что наконец-то Россия перешла все границы. В-третьих, Андрей Мальгин, чья дочь весной покончила самоубийством, в своем ЖЖ обнародовал все подробности. С цитатами из ее дневников и SMS-ок, приведя всех в недоумение запредельной своей недочеловечностью. В-четвертых, лингвист из Тель-Авива, крупнейший знаток идиша, определил, что ашкеназийские евреи – народ славянского происхождения с тюркскими, германскими и другими примесями. В первом тысячелетии эти племена массово переходили в иудаизм, сохраняя первоначальный славянский синтаксис и фонетику. Идиш произошел из западно-славянского сорбского языка. А израильский иврит – тот же идиш, в котором лексику поменяли на библейскую и мишнаитскую. Процесс иудаизации веры и фольклора начался после 1100 года – поиски ивритских корней, «чистота расы», вера в единый еврейский народ. Ну, то, что Фаина Гримберг наговорила в интервью для «Огонька»... В средние века евреи были маргиналами на краю социума – рабами, ворами, люмпенами, вроде цыган. Воровское арго сплошь еврейское.
- Помнишь, как Фаину обвиняли в антисемитизме?
- Точно так же она сейчас готова к «российской помощи осетинам».
- Не поняла связи.
- Ладно, проехали.
Так кончаются политинформации. Между тем, нежности и пониманию их друг другом не было предела на этой земле. Он проговорил это несколько раз, прежде чем заснуть, чтобы не забыть наутро. Был все тот же бред, пот, ворочанье, боль и неудобство, но было и счастье, что, если не двигаться, то в какой-то момент вообще ничего не болит.
За несколько дней до войны писатель со странным псевдонимом «Слава Сергеев», с которым они, не будучи лично знакомы, параллельно писали в старое «Новое время», прислал ему в бандероли две книги на рецензию. Ким не представлял, какие отныне рецензии он сможет писать, но уж точно не на эти книги, какими бы хорошими они ни были, тем более, в “The New Times”, где его каждый раз специально просили писать на какие-нибудь проблемные темы, не рецензируя отдельных сочинений, включая топовые. В общем, над ним висел этот Слава, и книги его все время бросались в глаза, не обойти их было никак, и, наконец, он ответил ему письмом: «Слава, здравствуйте, начал потихоньку читать Ваши книги для поднятия настроения. Конечно, рецензию на них я писать не буду - по многим причинам, в частности, потому, что думаю в ближайшие годы не писать ни рецензий, ни статей, ни прочей лабуды, СМИ обходить стороной, телевизор, кроме футбола, не включать и т.д. С Вами откровенен, как ни с кем другим, ну, чтобы не было недоговоренности в наших новорожденных отношениях. Просто, чтобы не питали в отношении меня каких-то надежд и иллюзий. Такая жизнь. Ваш Ким».
Что делал Ким? Пытался вести осмысленную жизнь в согласии с мирозданием. Что ему делать сейчас, когда окружающее треснуло сразу в нескольких направлениях и вряд ли поправится. Точно не поправится в отношении людей, оказавшихся умственно, сердечно и юридически невменяемыми (подозрительно, что это люди, нажившие имущество). Он может лишь, напрягшись, проклясть власть имущих, сдвигая эту аморфную и злую массу. Неужто и впрямь в области духа муравьев нет, думал Ким.
Но ясно, что, проклиная других, он сбивает с себя всяческую защиту. Ангелы, недоумевая, отлетают, оставляя его голым. Лежа в одной болезни, жди следующую. Покойный Провоторов называл это «мистической лихорадкой» - накануне важных прозрений. Когда-то Ким болел несколько недель во время горбачевского съезда КПСС зимой 86-го года. Запомнил, как лежал на кухне, смотрел сквозь температуру на этот коммунистический бред и почему-то никак не мог выздороветь, пока через три недели участковый врач не прописала какую-то американскую таблетку. Кажется, хватило одной или двух. Пройдя земную жизнь наполовину, в следующие 20 лет Ким оказался в совсем иной ситуации. Сейчас он спрашивает, зачем, если ничего не сделал, не изменил мир, который, подразнив, стал лишь хуже. И отвечает: затем, чтобы, поумнев, изменить его сейчас.
Политинформация-2. Канал Евроньюс на нашем телевидении закрыт, вместо него идет агитационный ролик канала на заграницу «Вести-24». В Назрани убит владелец оппозиционного сайта Ингушетия.Ру московский адвокат Евлоев. Прямо у трапа самолета, на котором он прилетел вместе с местным диктатором Зязиковым. В общем, от массовых казней диссидентов гебистов Путина отделяло только желание произвести впечатление на Запад, что они люди. После разоблачения, что они нелюди, легко представить день открытых убийств известных наших знакомых, не евших человеческое мясо. Сообщение об описи имущества судебными приставами у Лимонова (мобильный телефон, книги) в счет погашения 500-тысячного иска за стороны Лужкова, присужденного московским судом за то, что Лимонов на радио Свобода сказал, что московские суды зависят от Лужкова, - как-то уже и не хочется озвучивать. Как и пребывание Люды Луниной на курорте, куда она надела бейсболку от Bosco с логотипом «Россия», и где теперь дети всех народов тычут в нее пальцами: «Раша!» при полном молчании родителей.
Последний день этого последнего проклятого лета был такой холодный, прозрачный, солнечный и сизый одновременно, когда то и дело начинался дождь, а казалось, что и до снега недалеко, что, казалось, хоть его напоследок можно запомнить. Но знобило, Ким сидел в кресле, закутавшись в розовый шарф жены, и дочитывал «Жизнь Антона Чехова» Дональда Рейфилда. Жуткое будущее - отсутствующее будущее, которое погружает в настоящее. Его и запоминать не надо, оно просто есть. Даже забавно наблюдать, как растворяются в воздухе собравшиеся за двадцать лет человеческие связи. День похожий на холодную жесть. Словно все окна вымыли.
Если бы сегодня, завтра прямо на улице, дома, в тюрьме пристрелили бы Каспарова, Ходорковского, Латынину, Новодворскую, Лимонова, еще пять-десять известных людей, никто бы, по сути, ухом не повел. Открыто не убивают только потому, что боялись, что на Западе узнают об их людоедской природе. А, поскольку уже и так знают, то стесняться незачем. А внутри страны права нет, и для открытого террора препятствий тоже нет.
В бреду постоянно жить невозможно. Отвлекаешься, живешь чем-то другим, вдруг задумываясь: может, тебе все приснилось? может, это нервы, и ты все придумал? какая уж тут «антропологическая катастрофа». Вон люди ходят кругом по улице, занимаются своими делами. Надо писать статьи, рецензии. Обязательно написать о последней книге Анатолия Приставкина. Или вот давний приятель и коллега написал письмо: «Эй, ты чего меня «расфрендил» в ЖЖ?» Пришлось написать, что по ошибке и пошутить, чтобы тот поменьше дурного писал о «Спартаке». – «А я думал, что это по поводу Грузии», - написал тот. Может, и впрямь ничего не происходит, и он, словно объятый отравленным мороком, размышляет о скукоживающемся островке понимания, возможном теперь далеко не между всеми людьми. А морок развеется, и окажется, что он все придумал. И можно читать записки Залмана Градовского из преисподней зондеркоманды лагеря в Биркенау, как литературный и исторический памятник, не имеющий, в общем-то, к твоей жизни прямого отношения, и, опять же, подумать о форме рецензии на нее. Нормальная жизнь идет своим чередом. Дипломаты заняты своей работой. Работники агитпропа – своей. Ну да, ударят по нефти и газу, постепенно все сдохнут, страна сгинет, но, так сказать, в общем порядке обывательского существования. Кому-то больше повезет, кому-то, - и их будет очень много, - меньше, но такова жизнь, не умирать же из-за этого раньше времени, правда, Залман?.. Ну, мало ли, что Красная армия полгода стояла в 90 километрах от этих самых печей крематория и даже не сбросила на них ни единой бомбы за все это время, пока сжигали всю вторую половину 1944 года сотни тысяч «еврейских фашистов», как назвали бы их учителя московских школ на «уроке толерантности» первого сентября 2008 года, если бы получили такую установку от педагогического начальства.
Нет, нет, надо снова и снова читать этих «френдов» в ЖЖ, смотреть их даты рождения, восстанавливать генетическую цепочку их родителей, дедов, а потом смотреть на нынешний день, формирующий отцов наших потомков. Весь этот быт с его завистью, страхом, лихим богатством, подлостью, мелкой и крупной ложью, выживанием и «умственными» конструкциями, которые должны прикрыть невменяемость. Может, надо больше читать фашистские лозунги: «Крым – исконно русская земля», «Польша – химера никогда не существовавшего государства»? Но, сколько ни читай, разума и совести не прибавится.
Тем временем усеченный вариант статьи про коррупцию в литературе напечатали в «Новой газете». Даже послышались отклики: «Автор жжот!» и «К чему этот пафос, достаточно было фактов!» И Слава Сергеев прислал обиженное письмо: «Игорь, привет. Никаких "надежд и иллюзий" относительно Вас я "не питаю" :)) Ничего особенного, кому то нравится, кому то нет. Вы совершенно правы, такова жизнь. Жаль, что не сказали заранее, ведь вы вроде бы читали что то из 2-й книги в Интернете. Если "Фея Калипсо" Вам больше не нужна, можете оставить ее как-нибудь у Любы, я заберу. Надеюсь читать Ваши статьи и далее в НВ, НГ, et cetera, и надеюсь, что у Вас все в порядке. Жаль, что не поднял Вам настроение :) Слава».
А, может, и не обиженное. Ким только сейчас толком его прочитал, размещая в дневнике и исправляя ошибки. Главное, что проснулся под утро от какого-то безумного телефонного звонка: «Вы получали сообщение о премии «Неформат»?» - «Получал, и что?!» Видно, Дмитрий Липскеров, подписавший в свое время открытое письмо против Ходорковского, выпустивший после того семитомное собрание сочинений, раскрутивший с криминальным депутатом Скочем премию «Дебют» и затеявший теперь «Неформат», хорошо простимулировал своих пиарщиков, которые теперь будут звонить, что ли, каждое утро?.. А дальше, улегшись опять в постель и закрыв глаза, Ким был поражен мыслью, что «Слава Сергеев» это псевдоним ведь, а настоящую фамилию он увидел на бандероли, но тут же забыл, а сам пластиковый конверт спустил в мусор. И надо писать письмо этому «Славе», что он его любит и читает, и вообще переписка принимает форму будущего «Славиного» сатирического сочинения, во всяком случае, Любу он последние пять лет знакомства видит примерно раз в полтора года совершенно случайным образом, и вряд ли во время этой встречи у Кима будет с собой «Славина» книга, и так далее.
Когда он встал, отказался от яичницы и начал рассказывать жене, что интернет потрясен подписью Битова под письмом, осуждающим «агрессию США и развязанным ими тоталитаризм», та сказала, внимательно глядя ему в воспаленные, в белом гное глаза, что напрасно он так себя взвинчивает всем этим. Давно надо наплевать на это, как всем известную дрянь. Битова, она подозревает, подставила Катя Варкан. Он возразил, что в интернете на сей счет ходят всякие версии.
- Тем более, - сказала она, - это не повод столько думать об этом, доводить себя до болезни и расшатывать нервы. Всякая есть жизнь. Вон они ползают в грязи, убивают себя, грызут друг другу глотки. Неужто нам еще во все это вмешиваться?
В общем, поскольку шоу должно продолжаться, а клавиатура ноутбука не остывать, он написал ответное письмо Славе Сергееву. «Да, Слава, наша переписка приобретает забавный характер одного из Ваших будущих сочинений. С утра я принимаю по страничке Ваших книг, и настроение у меня сразу делается лучше (кажется, это Гришковец полез). Поэтому на предложение вернуть книжку отвечу категорическим "нет, не верну!" Тем более что Любу вижу примерно раз в полтора года и шансов, что именно в этот момент у меня будет с собой Ваша книга, нет никаких. Жду ответа. Ваш Ким».
Между тем начали поступать отзывы от статьи. Еще Наташа Зимянина как-то предупреждала его, что денег в «Новой газете» практически не платят, нервы портят, но шум от напечатанного возникает поразительный. Сколько и что бы ни писали мы все в других местах, никто и не почешется, а тут сразу все прочитают, чудеса. И вот Наташа из Лондона пишет, что это поступок, и она может дышать после новости о Битове и Искандере. Миша Нисин шутит, что он прямо комиссар Катанья и, типа, полная уважуха. Лена Токарева в «Стрингере» расширяет историю про Маканина тем, что он продал тексты сразу в два издательства, а премию откатит, кому надо. А из «Российской» позвонила Ядвига, что да, читали, интересно, а вот не возьмет ли интервью у Швыдкого, у которого через три дня юбилей. И начинается новая бодяга, перед которой он звонит в сберкассу на предмет новых поступлений и выясняет, что вместо обещанных за интервью с министром Авдеевым 15000 рублей перечислено 6900. И передает мобильный своей жене, чтобы прочие переговоры вела уже она. А он уж краем уха слышит о завтрашней встрече с М. Е. на Книге Года, об извинениях бухгалтерши, которая только вернулась из отпуска и была не в курсе. О билетах на вечернюю церемонию, которые им передадут на презентации последней книги Анатолия Приставкина, куда их пригласила Марина, его вдова. Тем временем начинается чемпионат по хоккею. Он читает сущую поэму в прозе об истреблении евреев в Аушвице. Ким видел этот четвертый взорванный крематорий, и яму, куда сбрасывали золу, среди которой сентиментальный Градовский закапывал свои дневники. Он читает Градовского и думает, что, когда власти дадут сигнал, что ничего этого не было, сотни мелкой падали бросится за небольшую мзду писать в интернете, что да, ничего не было, что кто думает иначе – американские шавки, которые за «зеленую» мелочь продают родину и все самое святое. Потому что слова испоганены ими, научившимися говорить и писать для какой-то тайной апокалипсической, античеловеческой цели.
И ему теперь совсем не больно, не страшно, не стремно – не обращать внимание на звонки, интервью и прочую лабуду людей, которые ничего не могут сказать человеческого. Просто они в другой стороне от него. И, хоть целый день клонило в сон, он здесь не для оборонительных боев, - это то ли день такой, то ли тоска сама по себе.
Но потом тебя снова втискивает в жизнь, и ты понимаешь, что человек существует сразу на нескольких уровнях собственной психики. Хорошо, если еще по очереди. Отправил тексты и умер. Если бы.
III.
Фаина ГРИМБЕРГ:
“ЕДИНЫЙ
ЕВРЕЙСКИЙ НАРОД – ЭТО МИФ”
Разговор
первый.
Часть 1-я.
Если честно, мой сегодняшний собеседник –
Фаина ГРИМБЕРГ (Гаврилина) человек поразительный. Не знаю, с чего начать. Начну
с простого. Ф. Гримберг - признанный болгарист, автор фундаментальной работы
“Болгары и мир”. Она автор книг по русской истории, вызывающих разную реакцию –
от самой восторженной до предельно возмущенной. Что неудивительно. Она
акцентирует внимание на самых спорных точках отечественной культуры – от
авторства
“Слова о полку
Игореве” до судьбы Павла 1, воображавшего себя Гамлетом. Ее книга “Две
династии”, вышедшая в 2000 году, вообще “разоблачила” всю классическую русскую
историю, известную нам со времен Карамзина, как, “пиар-акцию дома Романовых”.
Царская династия переписала историю на свой лад. Сталин был всего лишь прилежным
учеником.
Исторические книги Ф. Гримберг могут
показаться тем более возмутительными, что опираются на множество фактов,
летописных свидетельств, данных языка, которые обходятся отечественной
исторической наукой, но не являются секретом для мировой. Не говоря о том, что
сами книги читаются как сущие детективы.
Этому есть свое объяснение. Фаина Гримберг не
только ученый, но и писатель, причем, своеобразный. Достаточно назвать множество
ее книг, вышедших под именами ею же выдуманных писателей. Короче говоря, она
сочиняет авторов, сочиняющих собрания сочинений. Авторов – со своими личными
особенностями, с биографиями, которые воспринимаются как документальные романы.
То, что она поэт это ладно. Тут она обычно
выступает под своим именем. Хотя нет, однажды составила сборник “пропущенных
русских поэтов ХХ века”. Одно из издательств с восторгом приняло антологию к
печати, но в последний момент автор закричала как пресловутая
лягушка-путешественница: “Это я! Это я все придумала!” и была, конечно, тут же с
позором изгнана из приличного авторского общества.
Исходя из всего этого, Фаина Гримберг о
некоторых своих теориях вообще предпочитает помалкивать. Например, о доказанной
с фактами в руках идее, что единый еврейский народ, насчитывающий три тысячи лет
истории, - не более, чем миф. Ну, тут уж вообще остается закрыть в ужасе голову
руками и ждать Божьего и человеческого гнева, обрушивающегося на твою голову…
Не хочешь
быть евреем, не будь им.
-Вы не возражаете, если я начну с главного
вопроса, который еще и заострю: вы, правда, считаете, что еврейского народа,
существующего в истории три тысячи лет, на самом деле нет?
-Знаете, я хочу начать не столько с возражения, сколько с уведомления.
Во-первых, мне не хотелось бы ставить вопрос так: “еврейского народа не
существует…” Тогда я получаюсь достаточно глупым и бестактным человеком. Я ведь
на самом деле говорю не об этом, а о совсем других вещах. И второе, столь же
важное. Что значит – “существующий в истории три тысячи лет”? Так даже вопрос
нельзя ставить. История существует, когда ею кто-то занимается. Наверное, вы
хотите сказать, что в работах, посвященных истории евреев, доминирует концепция
истории некой единой общности. Это есть у ранних историков – у Ренана, Греца,
Дубнова и так далее. Вы это хотели сказать?
-Ну конечно.
-Поймите, мне не хочется выглядеть человеком, говорящим глупости да еще какие-то
странные глупости, словно призывающие вычеркнуть кого-то из истории, уничтожить.
Но такое устойчивое выражение “еврейский народ” является как бы лакмусовой
бумажкой, которая позволяет понять, что вообще происходит. Мы привыкли к неким
мистическим понятиям. Если мы возьмем определения, что такое племя, народ,
нация, народность, то это некая общность людей,
объединенных территорией, языком, культурой…
-Если вы имеете в виду евреев до или вне
существования государства Израиль, то вспоминается как во времена Сталина
боролись с безродными космополитами, под которыми имелись в виду как раз евреи,
которые были не нацией, а неизвестно чем, потому что, кроме всего, советской
исторической науке еще требовался почему-то выход к морю…
-Эти
определения не суть принадлежность только советской исторической науки. А если к
этому добавить еще такие термины, как “диаспора”, “общность, находящаяся в
диаспоре”, “национальное меньшинство”, “большинство”, то проблема еще больше
запутывается.
-Давайте распутывать. Диаспоры, по-вашему, не
существует?
“ДИАСПОРА
– пребывание значительной части народа
(этнической общности) вне страны его происхождения; диаспоры образовались в
результате насильственного выселения, угрозы геноцида, действия определенных
социально-истороических факторов” (Словарь иностранных слов).
-Вы
знаете, мне приходит в голову странный вопрос: а что вообще существует? Недавно
по телевизору прошла очень нервная дискуссия по поводу того, что из нового
паспорта устранили графу “национальность”. Во время этой дискуссии почему-то
никто не задался вопросом, а что такое вообще паспорт. Внутренний документ
нашего государства.
Не во всех
странах такой и есть. А что именно контролирует государство по сведениям в
паспорте? Нашу идентификацию по имени, отчеству и фамилии. И там наша
фотография. А должно ли государство контролировать такие определения как
“народ”, “нация”, “общность”, “диаспора”? Почему-то никто даже не поставил
такого вопроса.
-Если не государство, то кто же будет
контролировать?
-А
можно контрвопрос? Должен ли кто-то контролировать любите ли вы своих сыновей,
собираете ли вы марки, какими ласковыми словами обращаетесь к жене и сажаете ли
на дачном участке огурцы?
-Как человек, выросший при социализме, где
главное, как сказал Владимир Ильич, учет и контроль, я не уверен, что все это не
надо контролировать.
-А
ведь, если вдуматься, то все эти понятия относятся к тому, как человек сам себя
определяет. То есть это неподконтрольные вопросы. Фактически единственным
подконтрольным определением является наше с вами гражданство. Это тот
подконтрольный момент, от которого зависит целый ряд сторон нашего бытия. А то,
как мы себя определяем, прежде всего, в сфере культурной принадлежности, это,
наверное, наше с вами личное дело.
-Неужели наше с вами личное дело, будем мы
евреями или нет?
-А
также греками, турками, арабами… У меня была подруга-гречанка, которая хотела
определять себя как-то иначе. Это ведь проблема не исключительно евреев. А
советский паспорт определял ее мистически и как-то ей самой непонятно.
-Она не хотела быть гречанкой?
-Не
хотела. Это ее личное дело.
-И кем же она стала?
-В
итоге уехала в Америку…
-…И там стала уж точно русской.
-Конечно. Потому что на самом деле это вопрос вашей культурной и религиозной
принадлежности. То, что лично вам принадлежит.
-Ладно, это лично мне принадлежит. Но почему
Дубнов и другие авторы “Историй еврейского народа” неправы?
-Я бы
не хотела формулировать вопрос так, что серьезные ученые, много лет занимавшиеся
серьезной историей, неправы.
-А уточнить кое-что хотели бы?
-Конечно. Мы могли бы уточнить, прежде всего, то, что бросается в глаза. Но
осторожно, потому что это очень щекотливый вопрос. После геноцида второй мировой
войны всякий неосторожный подход может трактоваться как нечто негативное.
-Давайте считать, что мы это оговорили. Никого
не хотим обижать, уничтожать и запрещать.
-Вы,
наверное, согласны, что существует конфессиональная, то есть религиозная
общность? Например, грек, болгарин и мой знакомый москвич по имени Миша, а по
советскому паспорту еврей – все они являются православными христианами.
Возникает вопрос: они являются единым народом?
-Подозреваю, что нет.
-Я
тоже подозреваю, что нет. А можно сказать, что их объединяет религиозная
принадлежность?
-Допустим.
-Не
допустим, а совершенно точно. Они могут ходить в один храм, исполнять одни и те
же обряды…
-Если религия сегодня является объединяющим
фактором…
-Безусловно, есть конфессиональная религиозная общность. Но при этом, наверное,
уроженец Афин не будет похож на жителя Рязани (Мишу пока оставим в покое)? Их
религиозная общность не делает их едиными по многим другим параметрам.
Собственно говоря, если начать разбираться, то и евреи являются конфессиональной
общностью.
-И при этом не племенной, не национальной, не
этнической?..
-Давайте рассмотрим, являются ли они племенной общностью. Давайте называть
евреями всех исповедующих иудаизм. Это, в том числе, жители Марокко, Эфиопии…
Похож житель Эфиопии на другого моего знакомого Мишу, который посещает синагогу
в Марьиной роще?
-Вы знаете, за две тысячи лет эфиоп мог
загореть или обрести другие расовые черты.
-А
каким же, скажите, мистическим образом он их приобрел?
-После второго разрушения Храма, а то и после
вавилонского пленения – я не знаток истории, - колени Израилевы могли разойтись
в разные стороны, подогнуться…
-Я
понимаю. Но почему эти люди разнятся в расовом отношении, почему у них другие
обычаи, другие обряды?
-Обычаи они заимствовали у аборигенов, при
этом ощущая себя евреями.
-А
разве Димитрий Казандзакис и Анна Ивановна Петрова не ощущают себя православными
христианами?
-Я понимаю, что вы хотите сказать, но на
занятиях по атеизму я учил, что христианство – это мировая религия, а иудаизм –
национальная.
-Любая религия – над. Наднациональная.
-Подождите, разве иудейская религия – не
национальная?
-Мы
опять вдаемся в терминологию. Понятие “нации” совсем недавно сформировалось.
Окончательно – во второй половине Х1Х века. А в ХУШ веке это понятие только
начало формироваться. Но давайте спросим себя, если это единый народ, то чем
объяснить его полную разобщенность в области обрядов, обычаев, психического
склада и даже чисто физиологических, антропологических признаков?
-А кроме эфиопов у вас есть примеры?
-Есть. Вот, скажем, Чезаре Ломброзо, всем известный…
-…еврейский мыслитель.
-Давайте не будем пользоваться термином, который заставит нас объявить целый ряд
ученых, писателей, актеров, музыкантов тем, чем они не являются и не являлись.
Мы же не можем объявить Пастернака еврейским поэтом, даже если очень захотим. И
даже Мандельштама не можем. Это все равно что Пушкина объявить великим,
извините, эфиопским поэтом. Не получится. Так вот, Чезаре Ломброзо в одной из
своих работ писал, что евреи Российской империи, - в частности, он имел в виду
территории современной Литвы и Белоруссии, - какие-то не такие. Он, как вы,
придерживался теории единого “блуждающего народа”, но в данном случае удивлялся
чисто по-человечески. Они какие-то
не такие. На евреев не похожи, - грустные, мрачные, с тяжелым характером,
никогда не посещают таверны. То есть для Чезаре Ломброзо, представителя совсем
другой общности, эти люди казались непонятными и чуждыми, прежде всего, по их
психическому складу.
-Разница
между евреями Западной и Восточной Европы в то время была частью общей разницы
между европейцами и жителями Российской империи.
-Нет,
это были совершенно разные общности, объединенные, как Анна Ивановна и Димитрий
Казандзакис, только религиозной принадлежностью. Так же, как бухарские, горские,
испанские, итальянские, марокканские, эфиопские евреи не объединены ничем, кроме
религиозной принадлежности. Это люди разного психического склада, разных
физиологических данных. Другое дело, что человеку, живущему в Москве, даже
трудно представить себе эти общности. Он просто с ними незнаком. Более того, он
и поговорить с ними не сможет, у них языки разные.
-Ну и что? Есть же культурные отличия. Мало
ли, с кем я не разговариваю.
-Тут
еще и антропологические отличия. Это люди другого типа, другого цвета кожи, у
них другие лица…
-Но почему во всех этих странах, будь то
Испания, Италия, Бухара или Россия, евреи выделены из среды именно как евреи?
-Давайте не пользоваться мистическими терминами. Естественно, люди, исповедующие
какую-то религию, выделяются в качестве общности. Возьмем современный Стамбул.
Там есть армянская община. Конечно, они выделены.
-Как армяне.
-Как
григорианцы.
-Они не армяне?
-Если
вы примете григорианский вариант христианства, то вы будете входить в эту
общину. Другое дело, что, если вы вошли в эту общину, а потом прошло двести лет,
то осуществлялся запрет на посторонние браки, был определенный брачный ареал. Но
это возникла вполне естественная, а не мистическая общность.
-Бог с ними, с армянами. Давайте рассмотрим
моих предков, в той мере, в какой я могу их проследить. Папины – из Белоруссии,
мамины – из Украины. Они выделились из белорусов и украинцев?
-Думаю, что нет. Скорей всего, они попали в состав Российской империи после
раздела Польши с бывшими польскими землями. Мы можем идентифицировать, откуда
они взялись, прежде всего, по языку. Эти люди говорили на одном из немецких
диалектов. Это не отдельный язык, а один из диалектов немецкого языка.
-Идиш был понятен внутри еврейской общины.
Немцы его вряд ли понимали.
-Ошибаетесь. Помню, как хохотал мой отец, когда мы с ним читали журнал “Советиш
Геймланд”. Он смеялся, потому что как только этот язык перестал быть разговорным
диалектом, он становился нормальным немецким литературным языком. Разумеется,
любой немец прекрасно его поймет. Более того, мы с вами сохраняем элементы
немецкого произношения, специфический звук “р”. Быть может, мы восприняли его от
своих родителей.
-Букву “р”?
-Конечно. Возьмите любого немца, послушайте, как он грассирует.
-То есть евреи картавят, а немцы грассируют?
-Нет,
и они картавят. Или грассируют, как хотите. Это просто более научный термин. На
самом деле, любому немцу абсолютно понятен идиш. Более того, если вы хоть
немного знаете идиш, - я это испытала на себе, - изучить немецкий вам будет
очень просто. Потому что это и есть диалект немецкого языка. Единственно что, в
нем есть элемент богослужебной лексики. И появившиеся потом украинизмы.
-Жаргон?
-Не
будем пользоваться этим термином, он неверен. Есть элементы славянских языков,
элементы литовского языка, белорусского диалекта, западноукраинского. Польских,
конечно, много элементов.
-Плюс письменность, о которой вы не сказали.
Закорючки-то почему-то другие.
-Не
почему-то. Письменность прямо связана с религиозной принадлежностью. Скажем, все
мусульмане пишут арабской графикой. Турки пользовались арабской графикой до
реформы Ататюрка, введшего латиницу. Письменность связана с религиозной
принадлежностью. Как кириллица тесно связана с православием.
-Хорошо, мы проследили попятное движение моих
предков в Польшу, в Германию. А, пропустив полторы тысячи лет, можем проследить
тогдашнее встречное движение из Палестины?
-Нет.
К сожалению, не можем. Немецкоязычных предков мы определим легко. Конечно, можно
пользоваться теорией единого “боуждающего народа”, но тогда нам будет абсолютно
не понятен целый ряд культурых, психических и прочих различий. Но, если мы
примем во внимание, что движется не народ, а конфессия, то…
-Простите, я перебью. А почему нельзя
объяснить различия? Может, Лысенко был в данном случае не так уж неправ, и
какие-то приобретенные у местных народов признаки усваивались пришельцами?
-Культурные свойства, допустим, можно усвоить. Но есть странность. Скажем, на
Руси приняли христианство, сохранив при этом ряд языческих элементов культуры.
Это логично. Но здесь получается наоборот. Люди, имея уже развитую
монотеистическую религию, почему-то восприняли целый ряд языческих элементов.
-Какие языческие элементы?.. О чем вы?
-Хорошо, давайте здесь остановимся. Посмотрим как движется конфессия, например,
православие, католицизм, когда все новые территории подпадают под них. Нам все
станет понятно. Действительно, известно, что у предков германцев уже в УП веке
были иудейские общины. Конечно, это были общины местных жителей.
-Местных жителей?!
-Конечно. Самое любопытное, что эти местные жители сохранили чисто языческие
элементы. Например, культ священного зверя. Существуют традиционные еврейские и
немецкие имена, которые хорошо известны. Это Гирш – олень. Вольф – волк. Бер –
медведь. Скажите, пожалуйста, откуда они взялись? Понятно, что это те самые
имена, которые сохранились еще от языческого культа священных зверей. И даже
принятие иудаизма не отвратило людей от этих традиционных немецких имен.
-А почему, скажите, национальная религия…
-Мы
опять пользуемся термином “национальный” не совсем правильно.
-Ну хорошо, этническая…
-По-вашему, бывает этническая религия?
-Неважно. Почему вдруг иудеи возникают в
Германии УП века, в Испании, черт знает еще где?
-Мне
горько говорить, но вы заблуждаетесь, считая, что некий один мистический народ
движется по всему миру. Прозелитизм, то есть образование новых иудейских общин,
начался очень давно.
“ПРОЗЕЛИТИЗМ –
1) стремление обратить
других в свою веру; 2) горячая преданность вновь принятому учению, новым
убеждениям” (Словарь иностранных слов)
Собственно говоря, с этого фактически и начинается история иудаизма. Ведь кто
такой Авраам? Это не историческое лицо, но кто он такой по Библии? Если бы у
него был паспорт, то что бы там было написано в графе “национальность”?
-“Еврей”. И вместо подписи начальника органа
внутренних дел подпись – Бог.
-Нет.
Авраам был – шумер, принявший новую религию. Который, как говорится, отошел от
традиционных верований и под действием откровения создал для себя новую
религиозную общность. Как, например, пророк Мухаммад, - для которого все шло по
образцу. При этом, обратите внимание, поскольку новую общность составляет только
семья Авраама, то есть он сам, его гарем и несколько его родственников, то ему
приходится выделить для себя брачные ареалы. Помните брак одного из его потомков
– Иакова? Иаков направляется к родственнику своей матери Лавану. Лаван – не
иудей, Лаван язычник. И когда его дочери, жёны Иакова, уходят вместе с Иаковом,
то Рахиль, одна из дочерей, забирает с собой идолов отца – терафимов. То есть
Лаван – не иудей. Более того. Смотрите, ведь у Иакова есть брат – Исав. Он тоже
не иудей. Они близнецы, но один из них иудей, а другой - не иудей. Это логично:
один исповедует религию, другой – нет. На самом деле речь идет об элементарном
прозелитизме. Тогда все становится понятным. Становятся понятными культурные и
расовые различия этой общности. Ведь, собственно говоря, иудаизм не есть
застывший монолит. Он представляет собой определенное динамическое развитие.
Смотрите, даже в
Москве есть несколько иудейских храмов. Есть хасидская синагога, есть
реформированный иудаизм. Так же, как христианство не есть монолит.
-Я уже боюсь спрашивать, существовал ли в
древности еврейский народ?..
-Народ? Понимаете, беда еще в терминологии. Мне кажется, что нейтральный термин
“общность” более удобен. Как только мы начинаем пользоваться термином “народ”,
мы как бы впадаем в некое мистическое состояние. Тут же начинаем говорить то о
народе, то о нации. О чем, собственно, идет речь.
-Хорошо, хорошо, “общность” меня устраивает.
-Общность… Понимаете, какая вещь. Если вы приедете в Израиль, вы обратите
внимание на интересный момент. Вы там не бывали?
-Нет.
-Обратите внимание на то, что выходцы, скажем, из Москвы, Петербурга и Киева с
изумлением смотрят на своих, что называется, коллег из Эфиопии, Марокко. Больше
того. У них никогда не бывает смешанных браков, они не общаются друг с другом, и
понятно почему. Поскольку не находят ничего общего.
-С другой стороны, они их считают
представителями той же еврейской общности, поддерживая тем самым, по-вашему,
миф…
-Конечно, они могут так считать и, возможно, считают. Может, и вы считаете. Но
при том никогда с этим эфиопом говорить не будете, не поощрите его знакомства с
вашей дочерью, не найдете никаких общих точек соприкосновения в беседе.
Получается интересная ситуация. Мы можем “считать”, но реальное наше поведение
никак этот наш “счет” не будет подкреплять.
-Но я и в Москве могу ни в коем случае не
общаться с людьми моей расы и антропологического типа, но совершенно мне
чуждыми.
-Нет,
речь здесь не о том. Да, в Москве вы можете не общаться с Мишей, а общаться с
Васей. Не общаться с Асей, а общаться с Машей. Но при этом и Миша, и Вася, и
Ася, и Маша – люди одного с вами воспитания, примерно одного круга чтения. Вы
лично для себя выбираете, с кем общаться.
-Но при этом я могу держать если не в
сознании, то глубоко в подсознании, что Вася русский, хоть и не православный, а
Миша, хоть и православный, но еврей. И это в чем-то может определять их
отношение ко мне как к еврею, и, значит, я сам чисто рефлекторно могу выбрать
между ними в пользу второго. Или наоборот, что уже будет зависеть от моих
комплексов.
-Вы,
серьезно, держите это в голове?
-Могу держать, я не знаю, я пытаюсь
проанализировать то, что вижу – тяготение одних к другим и отталкивание от
третьих.
-Значит, в голове держатся чисто мифические категории. Мы не знаем, что это, но,
как загипнотизированные кролики, стоим перед удавом. Вот паспорт. Там написано,
кто ты по национальности. И держись этого мифического определения.
-Ну да. Вот, например, Сорос. Венгерский
еврей, который, выучившись в Англии, стал американским миллионером.
-А
как он сам себя определяет? У меня был знакомый, который на вопрос: “А кто вы?”
ответил: “Я – русский американец”. По советскому паспорту он был еврей из
Москвы.
-Можно же иметь несколько самоопределений…
-Абсолютная правда. Другой вопрос, можем ли мы проанализировать себя, чтобы
выяснить, что из этого является состоянием мучительного гипноза? Вот написано:
“подпоручик Киже”. И попробуйте доказать, что он не существует, когда вот его
жена, вот сын, а вот он сам продвигается по службе. Мы можем себя определять. Но
не находимся ли мы при этом в состоянии некоего гипнотического транса?
-И мы перешли к вопросу о том, что мы себя
определяем так, а не иначе, потому что нас так определили другие. Еврей – это
то, чем тебя считают другие.
-Конечно.
-Сороса определили евреем в Холокост, хоть
отец его считал себя сущим европейцем и космополитом.
-Тут
мы касаемся очень интересной вещи. Вы рассуждаете как многие израильские
деятели, которые тоже говорят…
-…что мы не создали бы это государство, если
бы нас не уничтожали гитлеровцы при молчаливом попустительстве всех остальных
стран.
-Да.
По сравнению с советской пропагандой они ушли далеко вперед и все это как-то
жутко читать.
-Что жутко, - то, о чем мы говорили?
-Нет,
немного другие вещи. Вам, я думаю, несколько легче, чем мне, потому что вы
отчасти в этом гипнозе спокойно существуете. А я дотошная. Я читаю много книг,
газет, журналов, чтобы понять, кто есть кто и чего мы, собственно, все на свете
друг от дружки хотим?
Часть 2-я.
ЕСЛИ ЕВРЕЕВ
НЕТ, ТО КАКОЙ ЖЕ Я ШТАБС-КАПИТАН!
Жизнь наша
меняется на глазах. И первый признак перемен это разрушение взглядов, которые
казались незыблемыми, будучи на самом деле не взглядами, а мифами. Испытано на
себе. Когда читаешь, что русская история это не то, что вошло в нас с молоком
матери, с голосом Левитана и со слезами и соплями школьного учителя, это даже
интересно, это можно пережить. Когда оказывается, что многовекового древнего
народа, к которому причислял себя, показывая язык тем, кто обзывал тебя “жидом”,
тогда и случается шок.
Но тут-то ты и оказываешься вместо мифа – в
живой истории. И Авраам, которого не было, оказывается рядом с тобой. И некий
Гирш, который на самом деле был братом того, кто потом стал предком германцев. И
брат степей – Каган. Кошмар. Жить стало странно, жить стало интересно.
На самом деле, как я понял, Фаина Гримберг
хочет доказать присутствие в истории живого отдельного человека, открытого как в
прошлое, так и в будущее. Ответственного за свой личный – исторический – выбор.
Человека, над которым не довлеет миф, на поверку оказывающийся исторически
спорным, не подтвержденным фактами. Миф, которым кому-то удобно тобой
манипулировать.
-Продолжаем беседу. Вы говорите, что единый
блуждающий три тысячи лет по миру еврейский народ – это миф. А на самом деле
есть общины местных жителей в разных странах, которые в разные времена принимали
иудаизм. Ради Бога. Но разве всех их, включая вас и меня, не делали евреями
окружающие, которые тыкали в них пальцами? Доходило до геноцида. Нас определили
евреями – другие.
-Естественно, нас всех определили другие. Не мы себя определяем. Сейчас у вас
возникает вопрос: а если кто-то будет определять кого-то – для уничтожения? Если
хотят уничтожить, то уничтожат меня, вас, кого угодно – по любому признаку.
Помните? “У сильного всегда бессильный виноват. – Иван Крылов. – Так это был
твой брат”. Кто-то вас определил, чтобы вас убить. И вы заранее
с ним согласились? Что он определил вас именно для
этого, и вы сами себя так определили?
-Так давайте и определим историю еврейского
народа, как историю его уничтожения.
-Еще
раз говорю: если начать серьезно изучать, то не окажется никакого народа.
Поймите, я не нарочно это говорю. Я вижу, что выгляжу одиозно. Но если мы будем
изучать реальные документы, не игнорируя их, то увидим – зарождение религиозной
общности, прозелитизм, то есть определенную популяризацию и распространение
религии. Естественно, никакого народа при этом не возникает. Так же, как у нас
не будет православного народа, католического народа, буддийского народа…
-Армянского народа…
-С
армянами немного другое. Они, действительно, сложились в единую, очень небольшую
общность. В силу того, что очень мало людей исповедуют этот григорианский
вариант христианства. Иудаизм исповедует больше людей. Поэтому тут сложился
целый ряд самых разных общностей. И трудно этого не видеть.
-Вы обошли вопрос о роли погрома в еврейской
истории.
-Я не
обошла вопрос о погроме. Вам какой именно погром нужен?
-Немецкий погром или испанский – это два
разных погрома?
-Тогда термин “погром” мне не совсем понятен. Если вы имеете в виду то, что
реально называется термином “погром”, то есть события, происходившие в правление
Александра Ш, Николай П, - мы об этом будем говорить?
-О еврейских погромах Х1 века, ХП века, ХУ
века…
-Вы
можете мне объяснить, что имеете в виду?
-Хорошо, в следующий раз я приду с книжкой по
истории еврейского народа и покажу вам.
-Если
речь идет о конфессиональной конфронтации и конфликтах, то это немножко другое.
Погром – совершенно четко определенный термин.
-“Антииудейские выступления” вас не устроят?
-Нет,
не устроят. Потому что, когда существует определенная религиозная общность,
находящаяся в меньшинстве, то, естественно, возникают конфликты с большинством.
Это, кстати, удел и армян-григорианцев. Их было много в Венеции, где они часто
подвергались конфликтным ситуациям.
-А в вашей любимой, судя по вашему роману
“Судьба турчанки”, Турции геноцида армян не было?
-В
Турции немного другой момент. Там была поликонфессиональная система, в которой
все конфессии были на равных, и кризис начался только в связи с распадом
империи. Это немного другое.
-Но били ведь не турок, а армян?
-Вы
ставите так вопрос, что придется несколько часов рассказывать о сложной
ситуации. Как места компактного проживания армян-григорианцев стали камнем
преткновения между Российской империей и распадающейся Османской. Как это все
развивалось. Это требует серьезного анализа. А если
не анализировать, то и вопросов нет.
-Неужели вы неидентифицируете себя с
какими-нибудь антииудейскими выступлениями в Испании, например?
-Давайте какое-то конкретное событие возьмем. Например, дело Бейлиса.
-А давайте дальше в века продвинемся?
-Знаете, почему я не хочу, чтобы вы двигались дальше? Потому что тогда мне
придется читать длинную лекцию о том, что было. Давайте говорить о том, что вы
знаете.
-Ладно, начнем с Бейлиса. Но мы еще долго
будем говорить с вами на эту тему. Поэтому и до Испании дойдем, и до Германии.
-А
Россия вас не интересует? Не интересуют указы Ивана Грозного? Очень удивитесь,
потому что об этом не пишут ни Грец, ни Ренан, а указы направлены против его
подданных, принимающих иудаизм.
-Да, и что?
-Эти
указы существовали и в Польше, и в России. Нормальная история: прозелитизм он и
есть прозелитизм, то есть стремление обратить других в свою веру.
-Так были указы и против католиков. Но мы же
различаем отношение к ним и к евреям.
-Это
вы различаете. А Иван Васильевич не различал.
-Для него что католики, что иудеи?
-Естественно. Для него это иноверцы, которых он не хотел допускать. Так
называемый Кукуй – Немецкая слобода – возникла, что всех иноверцев изолировать в
одном месте.
-В гетто?
-Да.
Видите, вы употребили термин. Изолировать, чтобы не прельщали население. В любом
государстве, где доминирует определенная религия, не отделенная от государства,
всегда возникает такая ситуация. И в Израиле, собственно, она возникла.
-Хорошо, давайте дело Бейлиса, хотя я вспомнил
слова нашего общего с вами знакомого, что сам ваш, Фаина, внешний вид отрицает
теорию об отсутствии еврейского народа. Вас, Фаина, ни с кем другим не спутаешь.
-Видите ли, если начать наш с вами внешний вид разбирать с точки зрения
антропологии, то мы, как, естественно, и все люди смесь очень сложных и
разнообразных расовых признаков. Потому что, если бы мы шли по прямой, то
никогда бы не родились. Все перемешано. Другое дело, что, помимо внешнего вида,
есть еще экспрессия. То есть определенное выражение, все, что дается
воспитанием, все, что дается тем, как вас определили. Это и наполняет ваш
внешний вид. Если вы с вашими прямыми черными волосами попадете куда-нибудь на
Балканский полуостров, то тамошние местные евреи, которые на самом деле выходцы
из Италии, скажут: “Ну разве такой внешний вид бывает у евреев?” Один очень
долго объяснял мне, что еврей это тот, у кого очень светлые волосы, голубые
глаза, тонкая кожа. И совершенно другая манера поведения. Так что на самом деле
внешний вид – вещь очень относительная.
-Откуда же такое этническое разнообразие?
-Будем говорить: антропологическое. От того, что иудаизм принимали самые разные
антропологические общности. Только и всего.
-Вы хотите сказать, что в иудаизме заложена
такая притягательность для всех народов мира?
-В
иудаизме ничего не заложено. Любой человек может принять любую религиозную
систему.
-Опять же напомню, что иудаизм не считается
мировой религией.
-На
самом деле и немировые религии имеют своих сторонников и свою общность. Да,
иудаизм исповедует не так много людей, как христианство. Но это достаточно
большое количество. И, как мы видим, это люди совершенно разных общностей,
языков, культуры, на которую мало влияет их религия.
-А вы не могли бы выбрать дальнейшее
направление разговора между делом Бейлиса и нынешней ситуацией на Боижнем
Востоке?
-Ну
как вам сказать. Наверное, о нынешней ситуации на Ближнем Востоке рассуждать
некорректно. Я могу сказать свое мнение. То, что конфессиональная общность
должна получить государство, это очередной эксперимент. Эксперимент не только
ближневосточный. Взять, скажем, армянское государство. Эксперимент, как я его
наблюдаю со стороны, в общем-то, провальный, мучительный и неприятный. Потому
что невозможно получить пустую территорию, - на ней уже кто-то живет. Значит, ее
надо у кого-то отнять. Значит, нужно создать определенную – мрачную, агрессивную
и, в общем-то, нам хорошо знакомую – идеологию. Идеологию ксенофобии, верно?
-Зафиксировав свое отличие от других.
-Совершенно верно. Проводить агрессию. В религии развивать крайние течения, в
которых доминирует ненависть к иноверцам. Вот чем в итоге пришлось заниматься.
На самом деле мы Израиль знаем плохо. Мы знаем его, в основном, по нашим
соотечественникам крайне правого толка. Но там есть и другие люди, которые
видят, к чему ведет ситуация. Они не хотят самоопределяться как граждане
государства, ведущего войну с коренными жителями этой территории.
-А как они хотят самоопределяться?
-Там
есть самые полярные течения. Например, что государство должно быть секулярным и
общим для всех – для арабов, евреев и прочих. Ситуация неприятная еще тем, что,
как вы понимаете, никакой общности между разными группами населения нет.
Помните, ужасный взрыв в дискотеке, где оказались только выходцы из бывшего СНГ?
Не случайно ведь там не было репатриантов из Эфиопии или Марокко. У них,
наверное, другая дискотека. И после этого, как бы желая поддержать осиротевшие
семьи, появились плакаты: “Русские, мы вас любим”. Вопрос исчерпан. В Израиле
они определены как русские. Причем, определены правильно. Но вам будет очень
приятно подобное определение вас другими в данной ситуации?
-Какое именно?
-Ну,
что вы, например, одно с Диной Рубиной?
-С Диной Рубиной? А я разве что-то иное, чем
она?
-А
разве не иное? У нее одни убеждения, у вас другие. Разве не странно, что бывшие
москвичи и эфиопы ведут войну с людьми, живущими там задолго до них? И вот вас
заталкивают в общность с израильскими деятелями, ведущими войну против коренного
населения. Разве это не дикий парадокс?
-Не знаю, что вам сказать. Слишком давно меня
определили в связь с этой страной. Слишком много сейчас там близких мне людей,
чтобы я считал ее чужой. Боюсь, несмотря на вашу теорию, в любой толпе в Италии,
Канаде, Америке мы непонятным образом найдем друг друга. Но я хочу ответить вам
словами Кафки, которого
спросили, как он относится к своему еврейству, а он сказал: никак, я еще
со своей принадлежностью к людям никак не разберусь.
-Нельзя сказать, что Кафка был глуп. Кстати, определял себя, вероятно, как
австро-венгерский писатель.
-Он – да. А его, возможно, иначе.
-А
это уже ваш вопрос, - протестовать вам или соглашаться с тем, как вас
определяют. И насколько мы личности, способные к самоопределению.
-Я не понимаю, если я не еврей, то – кто?
Русский? Для себя – на фоне немца или американца, - да. Но на фоне тех русских,
для которых это выглядит как навязывание – вряд ли. Ведь, странный парадокс, я
настолько русский, что самого себя с той стороны воспринимаю как еврея.
Понимаете? Еврей я – парадоксов друг. Так кто я?
-Вопрос, на самом деле, не в том, кто вы. Вопрос в том, что это личное дело
человека. Как, если вы не женаты, это лично ваше дело. Я о другом. Есть некий
предмет. Когда начинаешь его изучать, он оказывается не тем, каким ты его
представлял в чисто мифическом плане. Я понимаю, что наш разговор щекотлив.
Понимаете, я недавно прочитала нашу бывшую соотечественницу Дину Рубину,
известную писательницу, и обратила внимание на странные вещи.
-Испанскую ее повесть?
-Да.
Она очень неплохой прозаик, мастеровитый, серьезный. Но я подумала, что у нас
ведь подобные вещи печатются в журналах “Наш современник” и “Молодая гвардия”,
только с другим знаком. Так неужели у них с Диной Рубиной одинаковая позиция?
-У меня был знакомый из подобного тем
“Московского литератора”, который говорил, что им по пути с настоящими,
“почвенными”, фундаменталистскими евреями. Они лишь против либеральных
космополитов. Так что, может, вы не так и неправы.
-А
как бы вы отнеслись к автору, который говорит, что он входит в католический
храм, а там такая гадость, так все плохо, а вот у него в храме все хорошо.
Неужели объедините себя с этим человеком?
-Знаете, анализируя себя, могу сказать, что,
читая “Наш современник”, испытываю неприятное чувство, а Дину Рубину пролистал
вполне спокойно. Убили 500 палестницев, да, плохо, но они ведь сами нападают, и,
представьте, что без Израиля там опять будет грязь и пустыня. А если убили
израильскую поселенку, - другое чувство.
-Мне
это очень странно слышать. Убили человека, людей.
-Да, меня коробит, когда у нас сообщают об
освобождении заложников и что все прошло максимально хорошо: террорист убит. Я
понимаю, что это советская человеконенавистническая идеология.
-Простите, а идеология, которая существует в Израиле – расистская, нацистская,
идеология конфессиональной исключительности вас не коробит?
-Странно, но не коробит. Может, потому, что
она все-таки вне меня, а советская – моя личная, я ей кровно противостою.
-Но
ведь вас тоже интенсивно определяют, - хотите вы того или нет, - как часть
государства Израиль.
-Да, как часть еврейской общности. Безусловно,
определяют.
-Так,
может, попросить, чтобы не определяли?
-Что значит попросить? Попросите погоду, чтобы
не было так жарко и так холодно. Попросите людей, чтобы те не ненавидели граждан
с глазами навыкате или нос с горбинкой. Первое глупо, а второе еще и
унизительно.
-Но
ведь, наверное, не всякий человек по фамилии Иванов определяет себя как
активного сотрудника “Нашего современника”? И так же, наверное, совершенно не
обязательно объединяться с ультраправыми элементами Израиля? На самом деле этот
эксперимент по созданию в ХХ веке государства выявил целый ряд ужасных моментов.
Пустых территорий не бывает. Значит, надо кого-то выгнать, уничтожить,
обездолить.
-Пустых территорий никогда и не было.
-Правильно, всегда надо с кем-то за нее воевать. Но одно дело создавать в ХШ
веке Францию, и совсем другое – в конце ХХ века. Тогда у людей была немного
другая психология. Смерть десяти или ста тысяч человека не очень волновала. Он
знал, что иноверца можно просто убить. Сегодня мы знаем альтернативный вариант.
Что не обязательно должна существовать родина, и что религия может быть личным
делом каждого.
-Кто эти “мы”? В Америке может быть и знают
или хотят знать…
-И мы
здесь знаем. И Дина Рубина знает. И сотрудники “Нашего современника”. Просто они
сделали свой выбор. Но это дорогостоящий выбор. Он дорого обошелся девочкам,
погибшим на дискотеке. Равно как и юноше, который их подорвал. Они – жертвы
попытки создать моногосударство.
-Это что, единственная в мире точка жертв
террора? Есть баски, Чечня, да мало ли…
-Вы
говорите о сепаратизме. На Ближнем Востоке речь идет о борьбе людей, которые
здесь жили, с пришлым элементом.
-С захватчиками и агрессорами?
-Фактически, да. И это не мое мнение. Недавно я прочитала это у израильского
журналиста, который описывает как в 48-м году арабы были выселены из своих
домов. Это серьезное ощущение. Выяснилось, что нельзя построить государство
чистыми руками. Что надо запятнать себя человеконенавистнической идеологией и
целым рядом действий. Возникает вопрос: а надо ли?
-Вот именно. Наверное, создание Израиля в 48-м
году было не случайным действием. Не будем говорить о борьбе сверхдержав за
влияние на Ближнем Востоке. Поговорим об уничтожении Гитлером 6 миллионов
евреев.
-На
самом деле так ставить вопрос некорректно. Произошло уничтожение по
конфессиональному признаку ряда граждан разных стран.
-По конфессиональному?
-Конечно. Я скажу интересную вещь. Есть регионы, скажем Франция, где определить
еврея можно только если он сам придет и покажет документ.
-Не волнуйтесь, соседи скажут.
-А
если не скажут? А если скажут на нееврея?
-Так тот и не будет доказывать, как Януш
Корчак.
-Януш
Корчак как раз еврей, Генрих Гольдшмидт. Так вот, на самом деле, был уничтожен
ряд граждан различных государств. Почему возмещение убытков за это должно
получать какое-то новое государство? Почему для этого они всеми правдами и
неправдами должны были привлекать людей из других государств? Почему, если ряд
граждан разных государств был уничтожен, должно быть создано моногосударство,
основанное прежде всего на религиозной общности, а местные жители подвергнуться
преследованию? Почему одна ужасная трагедия влечет за собой совсем иную?
-А что вы бы предложили?
-Казалось бы естественным принять к сведению, - что отчасти и случилось, - что
люди равные права на определение своей языковой и религиозной общности внутри
тех государств, где они живут. Вместо этого случилась странная вещь. Было
провозглашено, что люди должны быть вырваны с корнем оттуда, где их язык,
культура, где они привыкли жить, загнаны бог знает куда, и при
этом еще других людей надо подвергнуть притеснению и
репрессиям. Получив при этом неприятное чувство вины.
-Знаете, где вы передергиваете? Вы говорите о
равных правах внутри государств. Но, кроме Запада, была еще и восточная Европа,
погромы оставшихся евреев в Польше, сталинская борьба с космополитизмом. А ваши
слова о страданиях “граждан государств” напоминают брежневскую надпись на
памятнике в Бабьем Яру, что здесь расстреляны советские граждане и партизаны.
-Да,
меня легко в этом обвинить. Но остается факт: это были граждане определенных
государств.
-Но почему-то одни граждане Белоруссии,
Латвии, Украины и Польши убивали других граждан за то, что те евреи?
-Тогда поставим вопрос по-другому: почему эта трагедия должна решиться тем, что
надо создать новое искусственное государство и при этом выгнать из их домов
людей, которые никого не убивали? Эскалация ксенофобии и нацизма – это решение
проблемы? То, что люди с корнем вырваны со своей территории, попадают в
климатические условия, к которым не привыкли, становятся жертвой лживой
идеологии – это решение проблемы? Мало над людьми издевались в концлагерях, надо
еще и так продолжить? И потом есть интересная вещь. Одно дело, когда ты жертва,
а другое, извините, когда совсем наоборот. В Израиле это многие поняли.
И еще более широкая постановка вопроса: а что,
создание такой химеры как мононациональное и моноконфессиональное государство –
это общемировое решение вопроса? Мы что, не знаем, к чему это может повести в
мире?
-И все же есть какая-то конкретная
историческая ситуация. Когда, извините, вам скажут: а не могли бы вы, Фаина,
отсюда куда-нибудь убраться, когда из Польши изгоняли оставшихся евреев, тогда
что?
-Если
вас выгонят, это личная трагедия. Вас лишили места, языка, культуры, сделали
эмигрантом. Но не надо из трагедии делать ряд лживых химерических построек. Не
надо эмигрантов называть репатриантами, то есть вернувшимися на родину.
-Мы возвращаемся к началу: евреев, как единого
народа, нет. Стало быть и их государство – искусственная химера. Вы, Фаина,
идеологический диверсант, как и положено вашей (нашей) нации. Покажите мне
факты, которыми вы оперируете.
-Давайте пройдемся по фактам. Посмотрим, что они собой представляют. Повторяю,
мне неприятно, когда вдруг выясняется, что я кого-то или что-то ниспровергаю. Я
не виновата, что открываю тексты и читаю в них то, что проигнорировано при
написании той или иной работы. На чем строится историческая концепция? На
анализе хроник, летописей, дипломатических документов. И если часть из них
проигнорировать, то можно
выстроить
замечательную концепцию, но, оставив при этом за флагом целый ряд неучтенных
фактов.
-Хорошо, следующая наша встреча посвящена
будет фактам?
-Да.
И единственное, к чему я призываю, это не считать, что человеческая общность –
нечто мистическое, совершенно поглощающее ваша личность. Вам сказали, и вы
загипнотизированы.
-Чем хорош миф, это тем, что вы можете его и
не принимать во внимание. Пока он вас сам не примет во внимание.
-И
это тоже неверно. Мы анализируем сами себя. И сами вправе себя определять. Да,
человек – существо незащищенное. Можно обозвать его ослом, свиньей, гадиной и
всеми насекомыми. Но при этом мы же не превращаемся в них. Вопрос в том, что нас
важнее: как нас определили или как мы себя определили. В сущности, вопрос о
нашем личностном начале. То есть, как мы определяем принадлежность к той или
иной общности. Да, возможен вариант: как бы ты себя ни определил, кто-то придет
и убьет тебя в дискотеке, пиццерии или где-то еще. Мы хрупкие человеческие
создания. Но это не значит, что мы должны идти на поводу у любого мифа и ни о
чем не думать.
Персона
Сделать людям жизнь
чуть теплее...
Михаил Швыдкой – одна
из самых ярких, противоречивых, вызывающих жгучий интерес, эмоции и отклики,
фигура российского истеблишмента. Сегодня Михаилу Ефимовичу исполняется 60 лет.
Что припомнить ему в этот день? То, как он, отлично играя на пианино, создал в
9-м классе 195-й московской школы джаз-банд и исполнял вместе со своим другом,
однокашником и будущим актером Игорем Костолевским - «танец маленьких лебедей»,
отозвавшихся потом «министерской чечеткой» на телевидении? Или то, как лучший
ученик школы по физике и математике, поступил в ГИТИС, став потом доктором
театроведения, и почти 20 лет выпускал журнал «Театр», едва ли не самое мощное
культурологическое издание застойных лет? А, может, то как придумал телеканал
«Культура», за что вместе с соратниками получил Государственную премию РФ? Или
затеянный им на посту министра культуры ремонт Большого театра? Или вызвавшую
переполох процедуру передачи Германии перемещенных во время войны рисунков и
почеркушек старых мастеров? Мы потом поймем, к чему привели крики его недругов:
«Не отдадим пяди чужой земли!» и «Россия – родина бременских дюреров!» А, может,
лучше спросить обо всем самого Михаила Ефимовича? Мы только поздравляем его с
юбилеем, новой государственной должностью, желаем здоровья и всяческих успехов.
Анекдоты про
Швыдкого из первых уст
- Анекдоты про Швыдкого знаете?
- Анекдотов про Швыдкого я знаю, конечно, много. Да и все знают, что я сплю в театре, что опаздываю на лекции, что не люблю принимать экзамены. Это всеми любимые байки. Есть и классический анекдот, который сочинила Ира Мягкова во время моей работы в журнале «Театр». Я всегда заматывал рукописи, их было много, а я старался их не печатать, но при этом с людьми разговаривать мило. Поэтому анекдот звучит так: «Здравствуйте, - соврал Швыдкой».
- Ну, здравствуйте. И что делает с человеком власть?
- Это зависит от человека. Вообще, как сказал когда-то лорд Эктон, всякая власть развращает. А абсолютная власть развращает абсолютно. Но я считаю, что все зависит от человека. В тот момент, когда ты теряешь иронию по отношению к себе, ощущение власти может сделать с тобой все, что угодно.
- В каком кабинете вы сидите сейчас, и какой кабинет был для вас самым
счастливым, где вы чувствовали себя на своем месте?
- Знаете, когда сидишь в комнатке два на три метра с огромным окном на улицу Герцена, 49, где был журнал «Театр» и где я просидел ответственным секретарем десять лет и был молодым, а рядом журнал «Дружба народов» и ресторан ЦДЛ, и куча других журналов, и все время к тебе приходят люди, выпивают, треплются, то понимаешь, что мы тогда создали себе очень счастливый мир. А сейчас я сижу в кабинете бывшего министра внешней торговли СССР Юрия Леонидовича Брежнева. Кабинет хороший. Буду ли я там счастлив, не знаю.
- Что чаще всего просили у министра Швыдкого и какая просьба была самой
неожиданной?
- Чаще всего у любого министра просят денег. Сейчас я в счастливом положении. Я всем говорю: «ребята, я готов на любую помощь, любой совет, на любое письмо, я готов попрошайничать для вас, но я – человек без денег». И должен сказать, что впервые за долгое время я при словах «счетная палата», «прокуратура», «ОБЭП» и им подобных перестал вздрагивать. То есть, конечно, как человек из «раньшего времени», я на них реагирую. Но, поскольку я не распоряжаюсь материальными ресурсами, мне стало легко. А из неожиданных просьб... Опять же, когда люди приходят и не просят денег – это всегда очень приятная неожиданность.
- И сейчас и прежде вы появляетесь за вечер на трех, на пяти
торжественных собраниях, церемониях, юбилеях с поздравлениями. Не перепутывали,
кого с чем поздравлять?
- Нет, все-таки никогда не перепутывал, это уж совсем свинство было бы. Но что страшное в такой жизни, это то, что ты всегда уходишь от накрытого стола. Ты ни с кем не можешь выпить, потому что у тебя следующий, а потом еще, и опять, и еще следующий. И – никогда не выпьешь, и это уже безнадежно.
- А что делаете, когда к вам бросается человек с криком «Миша! Михаил
Ефимович!» а вы его в упор не помните?
- Я всегда делаю вид, что его знаю. Может, это нехорошо, но представляете, как можно обидеть человека, который бросается с криком: «Миша, ты помнишь как мы служили в Театре теней в Сыктывкаре!» а ты говоришь, что никогда не был в Сыктывкаре! Представляете, какая обида. Я стараюсь быть вежливым и что-то мычать.
- Как называлась ваша докторская диссертация?
- «Проблема гуманизма в мировом театре ХХ века». Извините за пафос.
- Какая у вас пенсия с завтрашнего дня?
- Я не знаю, какая у меня пенсия. Она будет министерская, но я не очень хочу знать. Как только ты начинаешь узнавать, какая у тебя будет пенсия, к какой больнице ты прикреплен на старости лет и как использовать бесплатный проезд, - значит, уже все. В последнее время меня оскорбляют, спрашивая: «А у вас есть социальная карта москвича», намекая на мои социальные седины. Я отвечаю: «Нет!»
- Какая самая несправедливая критика в ваш адрес запомнилась и особенно
оскорбила?
- В мой адрес много несправедливого было сказано. Я никогда не обращал на это внимание и только однажды судился с газетой «Правда». Это было в середине 90-х годов. За то, что я занимал определенную и всем известную позицию по реституции, - с моей точки зрения разумно-цивилизованную, - газета «Правда» называла меня чуть ли не немецким шпионом. Был еще жив мой отец. Человек, который во время войны потерял свою первую семью. Который сам был инвалидом войны первой группы, прошел Сталинград, офицер. Вот тогда я начал с ними судиться, потому что это была несправедливость по отношению не ко мне, а к моему отцу. Это были 90-е годы со всеми этими реституционными скандалами, меня обвиняли чуть ли не в пособничестве фашистам. А отец мой не мог слышать немецкой речи долгие годы после войны. Я учился в ГИТИСе с немцами из ГДР, и когда они появлялись в нашем доме, для отца это было тяжело. Вот это была самая большая несправедливость. Еще раз повторю, - не по отношению ко мне, это ерунда, а по отношению к родителям. Отца обижало, когда пишут, что я родился 5 сентября 1948 года в Киргизии, «где семья была в эвакуации». На самом деле отец там служил, а мама работала после распределения. И у отца была не эвакуация, а Сталинградская битва. Поэтому ему было обидно, а мне обидно за него.
- Помните ли самый лучший розыгрыш в своей жизни, - когда вы разыгрывали
других или вас разыграли?
- Я вообще-то не люблю разыгрывать людей. Я боюсь, зная, что люди иногда теряются, попадают впросак. А меня однажды разыграл нынешний министр культуры Александр Алексеевич Авдеев. Это было следующим образом. Моя жена уехала на юбилей нашего товарища, - он тогда работал постоянным представителем президента в Сибирском административном округе, - Леонида Вадимовича Драчевского. Я проводил ее в Новосибирск, и вдруг звонит мне Авдеев, который тогда был послом во Франции, и говорит: «Миша, слушай, я тут шел мимо Триумфальной арки и видел Марину». Я говорю: «Саша, брось ты. Она в Новосибирске. Этого не может быть». – «Да нет, ну не мог же я ее перепутать. И вообще она рядом со мной. Сейчас возьмет трубку и скажет тебе несколько слов». Надо сказать, что я напрягся. Действительно, взяла трубку моя жена и ничтоже сумняшеся говорит: «Миша, я звоню тебе из Парижа. Так получилось. Я тут Сашу встретила». И так далее. Я не мог выдохнуть минуты полторы. У меня был шок. Но потом все-таки вспомнил, что было совещание послов, после которого их разослали по стране знакомиться с русской жизнью. И Авдеева послали в Сибирь. Но первые сто секунд... Проводил девушку в Новосибирск, а она в Париже...
Мы пережили великую
эпоху
- Как изменились вы за эти годы мы видим. А что скажете об изменениях
культуры за время жизни?
- Я пришел в театральный институт. Это было очень счастливое время. Были живы великие мастера, которые за руку здоровались со Станиславским и Немировичем-Данченко. Когда по коридору театрального института шел Завадский, все невольно вдавливались в стены: красивый, с лысиной, обрамленной венчиком седых волос – удивительное зрелище! Я слушал лекции Павла Александровича Маркова, который к тому времени 45 лет был связан с Художественным театром. Я не говорю о своих прямых учителях. Это и Григорий Нерсесович Бояджиев, и мой научный руководитель Юлий Иосифович Кагарлицкий. Бояджиев занимался Францией, классицизмом. Кагарлицкий – не только английским Просвещением, но и научной фантастикой, Уэллсом. Его жена, Раиса Николаевна Померанцева была замечательной переводчицей, переводила Диккенса, Филдинга, комедию эпохи Реставрации, замечательная семья. Бояджиев был «отцом всех студентов». Он собирал нас у себя дома первого января, молодых аспирантов – Алексей Бартошевич, Видас Силюнас - нынешние мэтры театроведения, а рядом корифеи – Александр Абрамович Аникст, Юрий Петрович Любимов, тогда молодой художественный руководитель Театра на Таганке. Был Борис Зингерман, приезжала Майя Туровская. В доме у него собиралась элита российского театроведения, в этом смысле он был человеком-собирателем.
Мало кто из нас выезжал заграницу, а зарубежным театром интересовались, все изучалось по книжкам. Поскольку я тогда много читал, в отличие от нынешнего времени, - всякие зарубежные журналы, которые можно было достать в спецхране, - то я часто выступал с сообщениями о том, что происходит в сегодняшнем западном театре, и многие думали, что я часто туда езжу. Что ошибочно, поскольку, хоть я и должен был учиться в Англии, меня туда не пустили – по известным или неизвестным причинам.
В общем, я пришел в институт, когда советский театр переживал расцвет. Были живы старики МХАТа, и можно было увидеть на сцене Грибова, Станицына, Андровскую, я уж не говорю о Степановой, о легенде МХАТа Александре Комиссарове – знаменитом Скамейкине из «Цирка». Можно было увидеть великих стариков и старух Малого театра – Ильинский, Жаров, мальчишкой я еще зацепил Веру Пашенную, Гоголева была жива... А, с другой стороны, был великий, новаторский, реформирующий понятия о жизни театр «Современник» во главе с Ефремовым. Была плеяда молодых и безумно талантливых людей. Был Эфрос в Детском театре, спектакли которого я смотрел, учась в школе, а театром руководила мудрейшая Мария Осиповна Кнебель. Чуть позже появился Юрий Любимов. Но был и Леонид Хейфец. Появился Марк Захаров как режиссер студенческого театра МГУ и как артист Театра миниатюр. В Питере был Товстоногов, и мы буквально на подножке поезда ездили туда, чтобы увидеть «Идиота» и «Горе от ума». Застали еще спектакли Охлопкова, шли спектакли Алексея Дмитриевича Попова...
Было удивительное театральное время. Великая традиция, в общем, выдохлась, придавленная идеологической машиной конца 40-х – начала 50-х годов. Но был момент ее преобразования талантом, дерзостью и удивительным театральным чутьем молодых людей. В Питере мэтром был Товстоногов, в Москве – Ефремов.
- Как же вы пережили последующие сорок лет?
- Ну да, я почти брюзжу, как старый человек. Но тогда было другое, особое время. Мы жили в стране, где искусство играло колоссальную и не только художественную роль. Лишь в России могла родиться фраза: «Поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан». Только в СССР Евтушенко мог сказать: «Поэт в России больше, чем поэт». Это явления особой страны, где, как писал Василий Розанов, жизнь всегда была убогой, а литература великой. И это было и счастье, и трагедия. Когда развалился Советский Союз и рухнули идеологемы, то исчезла страна, где создавались выдающиеся произведения искусства. Мы говорили о театре, но была потрясающая литература – от Белова до Трифонова. Было замечательное кино – от Тарковского до Бондарчука. Вся палитра. И вот рухнула цензура, и рухнула страна. Помню, как Горбачев дал интервью в 87-м году то ли газете «Монд», то ли «Фигаро», что в СССР больше нет цензуры. И мне позвонила приятельница из Швейцарии в ужасе: «какой кошмар! Вы потеряете все свои художественные достижения, основанные на «эзоповом языке»!» Отчасти она оказалась права. Сначала пошла прямая публицистика. В начале 90-х сама жизнь бросила вызов искусству, оказавшись важнее его. Мы никогда не могли понять, почему на Западе искусство существует так странно. Почему писатели там на задворках жизни, почему они не властители дум, не кумиры толпы? А дело в том, что Советский Союз был абсолютно идеалистической страной. Коммунисты клялись Марксом, что бытие определяет сознание, но для них это было неправдой. Они создавали новую религию, пытались создать нового человека и новую веру. Это не удалось, потому что человек оказался чересчур сопротивляющимся материалом. В этом крах любых утопий, - в сопротивлении человека. На какой-то момент утопия побеждает, а потом все обваливается. И когда мы начали строить капитализм, то выяснилось, что искусство – это соревнование, а не социальный заказ на переделку человека. А искусство к этому оказалось не готово. Одно дело – борьба с советским режимом, с цензурой, властью, а другое дело борьба с самим собой, с человеком, с Господом Богом. Искусство не было готово к вселенской трагедии.
И вот, казалось, полное поражение искусства по отношению к жизни. Но, к счастью, российское искусство – мощная субстанция. Прошло двадцать лет, и я вижу, как искусство опять набирает силу. И не только в количественном отношении. Мы выпускаем больше фильмов, чем при советской власти. Сейчас у нас больше театров и больше спектаклей, чем тогда. Выходит больше названий книг. По количественным параметрам искусство сегодня превзошло все, что было при советской власти. Не говорю уже о количестве каналов телевидения и количестве газет и журналов. Но я вижу, как набирает качество литература. Как набирает качество театр. Как появляются новые имена. Мое старческое брюзжание, по существу, не имеет смысла. Я – счастливый человек. Из страны, где искусство было интереснее и важнее, чем жизнь, я попал в страну, где искусство на какой-то момент, казалось, потерпело поражение по сравнению с вызовами жизни, но вот опять набирает силу. Не буду называть имена, их много. Достаточно назвать последний роман Маканина «Асан», а рядом с ним книги молодых Варламова и Быкова, чтобы понять, что все в порядке. И эти двадцать лет свободы сыграли колоссальную роль. Великая русская культура выросла в ситуации несвободы и потому всегда несла огромный груз гражданственности. А в эти двадцать лет свободы искусство перенастроилось, и теперь делает вещи, которые мы, простые обыватели, не всегда понимаем, но которые и должно делать искусство. Все впереди!
Культурной изоляции
России не будет
- В молодости вы были стилягой или приверженцем классического стиля?
- Мой отчим, за которого мама вышла замуж, когда мне было лет девять, был музыкантом Госоркестра. Он был очень хорошим солистом-тромбонистом. С Госоркестром ездил за границу и, естественно, привозил какие-то вещи, которые в тогдашней российской жизни были непривычны. И я не мог себя заставить их надеть! Помню, он привез шикарную белую куртку с ковбоями. Я никогда ее не надевал! И до сих пор люблю очень консервативный стиль. Я не могу носить светлые галстуки! Галстук должен быть всегда, но – темный. При том, что я, вроде, такой раздолбай, мой стиль – консервативный. Наверное, это помогает мне удерживаться в рамках приличий.
- Что вам удалось сделать, чем вы гордитесь, а за что, наоборот,
испытываете стыд?
- Что-то удалось, конечно. То, что мы начали именно такую реконструкцию Большого театра, а не косметический ремонт, это, я считаю, правильно. И то, что начали большой процесс реконструкции комплекса Пушкинского музея. И то, что реконструировали Новосибирский театр оперы и балета. То есть большие вещи сдвинули с места. А стыдно за условия, в которых живут наши студенты. Потому что общежития наших вузов искусств – это бараки 20-х годов, куда переезжают дети из современных квартир. С этим надо срочно что-то делать.
- У вас есть ощущение, что за время работы вы все же успели отстроить
разумную систему культуры?
- Нет, когда меня обзывали «разрушителем российской культуры» или, наоборот, - «строителем культуры», я всегда относился к этому с иронией. Потому что российская культура существует сама по себе. И сама выстраивают свою систему. Министр может только аккуратно подталкивать министерства финансов и экономики в сторону культуры – и ничего больше.
- Знаете, какие проблемы вскоре встанут перед новым министром культуры?
- Пусть он сам в этом разбирается. Я желаю ему только удачи и ничего более.
- Вы сейчас на работе в МИДе, где представляете экспортный вариант
культуры?
- Да, я там новый персонаж, но впервые в МИД я пришел в 1982 году. Я был ректором университета марксистско-ленинской эстетики Краснопресненского райкома партии, и нам положено было там читать лекции. В МИДе работали потрясающе интеллигентные люди. С одним из первых я познакомился с Александром Павловичем Бондаренко, он тогда заведовал европейским отделом. Это образованнейший, интеллигентнейший человек, который, например, про внутреннюю жизнь Большого театра знал гораздо больше, чем я. Многих мидовских людей я знал и по своей работе в министерстве культуры. И все-таки я там новый персонаж, стараюсь вести себя тихо. Я не играю роль хулигана на детской площадке, который пришел, чтобы сломать там все игрушки. Сижу, присматриваюсь. Многих из своих коллег знаю, с некоторыми на «ты», но вообще стараюсь вести себя прилично.
- А видите перспективы того, что должны сделать?
- В общем, достаточно хорошо их представляю. В такие периоды, как сегодня, когда напрягаются все международные отношения, культура начинает играть очень важную роль. Естественно, я постараюсь не навредить международным отношениям. Думаю, что мое пребывание там не будет бессмысленным и формальным.
- А не боитесь, что изоляция России повредит многим культурным планам?
- Изоляции не будет, нет. Люди культуры это особый тип людей. У меня очень хорошие личные отношения и с европейскими деятелями культуры, и с американскими, и на Востоке – в Китае, в Индии, в Японии. Я стараюсь сейчас работать в таком личном качестве.
- А что скажете про отношения с грузинской интеллигенцией?
- Я могу сказать только одно: произошла трагедия. Началась саакашвилиевская авантюра, из-за которой прервались не только дипломатические, но и многие человеческие отношения. Не хочу сказать, что поссорились народы, надеюсь, что до этого не дойдет. Но для того, чтобы народы не поссорились, интеллигенция двух стран должна предпринять какие-то огромные усилия. Это очень важно, и я буду этим заниматься.
С телеэкрана в жизнь
и обратно
- Что будет в этом телевизионном году с вашей «Культурной революцией» и
другими передачами?
- На «Культурную революцию» подписан контракт на шестнадцать программ с сентября месяца. Сделаем их, подпишут какой-нибудь другой контракт. Или не подпишут. Что происходит с передачей «Жизнь прекрасна» непонятно. Ее вдруг начали показывать на телеканале «Домашний», не спросив и даже не поставив в известность. Я узнал об этом из телепрограммы. Обычная такая манера руководителей телеканалов. «Приют комедиантов» вроде бы будет идти на первом канале, где к нему хорошо относятся. Мы с Андреем Козловым и Натальей Стеценко думаем о новых проектах, и, может, на следующий сезон что-то получится. Мне хочется больше публицистики.
- И все-таки, возвращаясь к биографии: каким был переход «своего парня
Миши» из тусовки – в начальники и министры?
- Самое главное – не забывать, что министерская жизнь сравнительно короткая, и заканчивается. Надо помнить, что ты всегда «уйдешь в мир», станешь пенсионером, будешь стоять в очереди в собес. Если ты это помнишь, то и вести себя с людьми будешь прилично, и все будет нормально. А если думаешь, как говорил мой дедушка, что поймал Бога за бороду, - он, правда, грубее выражался, - то тут наступает конец. Я старался ко всем относиться уважительно.
- О чем думаете сегодня?
- Говорить о своей жизни глупо. Надо понять одну вещь. Сегодня мы в ситуации, когда очень важно, чтобы взвешенность и благоразумие победили те инстинкты, которые просыпаются во время победоносных войн. Потому что победы заканчиваются, и начинается жизнь. И надо теперь очень много работать, чтобы выстроить с миром новые отношения. Мир очень изменился, а мы этого до конца не поняли. Вообще XXI век не похож на XX век. Нам казалось, что он будет таким же, а он – иной. И надо заново выстраивать свое положение в мире – и нашей стране, и другим странам. Мир меняется, люди в нем меняются, а психологически мы очень сильно за этим запаздываем. И искусство запаздывает еще больше. Когда-то Гете написал, что «искусство это прихлебатель жизни». Надо помнить, что жизнь – более властная вещь, чем любые ее отражения и образы. Хотя эти образы потом и заживут самоценной и отдельной жизнью.
- Какие ваши ближайшие планы на новом поприще?
- Впереди сложные вещи. Например, Третий конгресс творческой и научной интеллигенции в Душанбе. Конгресс, как вы понимаете, будет проходить уже в новом, если угодно, политическом климате. И очень важно убедить ближних и дальних деятелей культуры в том, что нам нужно соединиться. Хотя бы для диалога. Хотя бы для того, чтобы не прерывать отношений. Хотя бы для того, чтобы услышать друг друга. Очень важно, чтобы люди умели слышать. Высшая профессия в журналистике, например, это интервьюер. Людей, которые умеют говорить, много. А те, кто умеет слышать, - буквально на вес золота.
- Когда труднее быть шоуменом, - в ранге министра или мидовского
работника?
- У меня очень торжественное название нынешней должности – «специальный представитель президента по международному культурному сотрудничеству». Торжественно обязывающее. Даже моя мама, когда я, будучи министром, бил чечетку в передаче «Жизнь прекрасна», понимала, что это не очень хорошо, но терпела. А сейчас говорит: «Миша, может, не надо это все делать, а? Ты же все-таки «специальный представитель президента»!» Но я считаю, что все, что я делаю на телевидении, особенно в передаче «Жизнь прекрасна», - это попытка дать людям немного добра и тепла. Людям не хватает добра, оно им нужно. Больше я ведь ничего и не умею делать. Лишь стараюсь сделать жизнь людям чуть-чуть теплее...
Евдоким с репой, или День левшей.
13 августа. Синий хвойный зубчатый лес был перед ним. Если этого хотел, то вот, радуйся. Красноватая вода в речке течет мимо, может, и теплая. Солнце яркое, но с утра прохладно. На остановке из автобуса вышел он один. С людьми казалось тесно, можно и без них. Здесь уж точно, если затаиться и не быть, то не найдут. Совсем без движения трудно, особенно, когда начнет есть мошка, но на то и буддизм придуман, чтобы тихо сойти на нет. Ну и, конечно, средства от комаров, которые он набрал вместо еды. И сам есть не будет, и другим не даст.
Он пошел вдоль дороги в поисках просеки или тропинки, которая вела бы вглубь леса. Он, подобно Будде, рад был основать фирму по движению в ничто. Земная жизнь, тем более, русская, дает много возможностей для этого. С краю, конечно, попадались и березы, и клены, и осины, и дубы. Ельник сомкнул свои ряды немного позже. Сквозь него, продираясь сквозь паутину, он вышел к марсиански красноватым соснам. Солнечный свет тут тоже был неземным. Он все озирался, как будто и впрямь искал место, где мог укромно притулиться, чтобы быть съеденным местной экосистемой. В представлении смерти жизнь кажется краше, получая взбадривающие электрические удары.
Было тепло, приятно, сквозь пыльную паутину просвечивало солнце и сверкающие белым облака, которым он не мог подобрать определения. Петь в лесу он давно уже не пел, бессмысленно, и стихи не бубнил, но, как дитяти, ему все казалось, что, если подобрать правильные слова, то можно войти в книгу, которая не кончится, потому что будет на самом деле. Однако пока идешь, все лишние мысли постепенно исчезают. Снова пошел смешанный лес с кустарником, орешник, рябина, тут как раз можно припрятаться, чтобы никогда не нашли. Да и приятно, если подобраться, ноги к животу, в позе зародыша. Тут еще хорошо бы средство от муравьев, от волков, от ворон, - почему нет, для нанотехнологии это вполне возможно, если уже не сделано.
Полосы и пятна, лежащие на мягкой хвойной земле, сменились травой. Сойка перелетела между большими деревьями, скрывшись в листве. Он вышел на поляну, но вся жизнь в том и заключается, что не знает остановок, и, повалишься ты на траву или нет, она все равно снесет тебя дальше по течению. И вечер наступит, если все вовремя не прервать, но и финиш точно такая же проблема, как и все остальное. Более того, самый ее эпицентр. Агония, на древнегреческом, это именно та финальная схватка, с которой мы не сводим глаз по телевизору в високосный год. Тут надо быть в особенно хорошей игроцкой форме.
Воздух казался душным, спертым, он чувствовал, что начинает болеть голова. Потом пошел кустарник помельче, под ногами стало мягко и влажно, только болота не хватало. Впрочем, он сам не знал, куда идет. Может, болото ему и нужно. Пойти на торф – завидная участь. Так что он не повернул ни назад, ни в сторону. Ветер принес приятный запах гнили. Он остановился, чтобы прислушаться к утиным крикам. Посмотрел на часы, чуть больше трех часов шел, а уже, кажется, почти у цели. Ангелы неясно роптали у вершин деревьев. Он их не знает, и они его не знают. Небо теперь не про него, будет.
Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Дневник похождений